 |
| Версия | Антон Уткин | 06.06.2006 |
Теперь сложно сказать, кому первому пришла в голову мысль окрестить прорыв русскими армиями Юго-Западного фронта австрийской обороны в 1916 году Брусиловским прорывом. Во всех официальных документах, сводках и даже мемуарах его участников прорыв до поры до времени носил название Луцкого — по имени города на Волыни, где развернулись основные события наступления русских войск.
В декабре 1915 года на межсоюзнической конференции в Шантильи было решено начать наступление против Германии и с запада, и с востока в середине июня 1916 года. Главный удар должен был быть нанесён союзниками в районе реки Соммы. Но планы быстро изменились: в феврале неожиданно для союзников немцы сами перешли в наступление для прорыва фронта у Вердена. Вместо помощи России союзники стали требовать от неё помощи. Невзирая на весеннюю распутицу и бездорожье, русские войска Северного и Западного фронтов в марте были брошены против немцев.
Атаки на Верден временно прекратились. А вскоре настал ещё один критический момент для союзников, и снова посыпались настойчивые требования русской помощи. На этот раз крик отчаяния шёл из Рима.
Луцкий прорыв
Операция была поручена генералу Брусилову, незадолго до этого принявшему на себя главное командование армиями Юго-Западного фронта.
С рассветом 22 мая (4 июня н. ст.) вся линия русского Юго-Западного фронта взорвалась сильнейшим артиллерийским огнём. Снарядов не жалели. После артиллерийской подготовки русские части по всему фронту длиной 350 километров перешли в наступление. Все четыре армии Юго-Западного фронта ударили по австрийцам одновременно. В этом и заключался новый, нигде ещё не применённый стратегический приём. Вместо того чтобы сконцентрировать атаку на одном участке и дать возможность противнику направить туда на выручку резервы, войска Юго-Западного фронта одновременным ударом по широкому фронту добились прорыва неприятельской линии в нескольких местах.
Нанести главный удар выпало
8-й армии генерала А.М. Каледина, а в его армии — на дивизию А.И. Деникина. Сам Деникин шёл на сильно укреплённый Луцк в передовых цепях.
Брусиловское наступление 1916 года продолжалось около четырёх месяцев. Тактические результаты этой битвы были громадными. Взято в плен 8 924 офицера, 408 тыс. нижних чинов, захвачено 581 орудие, 1 795 пулемётов, 448 бомбомётов и миномётов. У австрийцев была захвачена территория более чем в 25 000 квадратных километров. Таких результатов не достигала ни одна наступательная операция союзников России в 1915, 1916 и 1917 годах.
«Георгиевское оружие, бриллиантами украшенное…»
За доблесть, проявленную при захвате Луцка в мае 1916 года, генерал Деникин получил весьма редкую награду — «Георгиевское оружие, бриллиантами украшенное». За руководство боевыми операциями генерал Каледин был удостоен ордена св. Георгия 3-й степени. Начальник артиллерии Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Михаил Васильевич Ханжин, которого компетентные лица называли главным «виновником» брусиловской победы, тоже стал георгиевским кавалером. Впоследствии он исполнял должность полевого инспектора штаба Верховного главнокомандования.
Награды получили все; а вот сам Брусилов, чьим именем стало принято называть успех русского оружия под Луцком и который рассчитывал стать кавалером ордена св. Георгия
2-й степени, им так и не стал. Видимо, в полевой царской канцелярии хорошо знали, кто является истинным автором достигнутого успеха.
Наездник его высочества
Однако вслед за триумфом лета 1916 года наступили тягостные осенние неудачи под Ковелем, когда десятки тысяч русских военных гибли в бездарных лобовых атаках на сильно укреплённую позицию австро-германцев. Обеспокоенные результатами пятого Ковельского сражения, Николай Второй и начальник Главного штаба М.В. Алексеев потребовали от Брусилова перенести основной удар с Ковеля на Буковину и Лесистые Карпаты. Но Брусилову удалось настоять на продолжении ковельской операции. Конец сентября и начало октября ознаменовались самыми тяжёлыми боями за весь период борьбы за Ковель. Настояв на продолжении ковельской операции, Брусилов стал основным виновником огромных потерь русской армии.
Слухи о том, что Брусилов имеет к достигнутому летом успеху только то отношение, что оказался, как это не раз случалось в его жизни, в нужном месте в нужное время, начали циркулировать в обществе. Но только после Октябрьской революции, когда вчерашние соратники оказались по разные стороны баррикад, они приобрели характер политических памфлетов. Красным было выгодно показать, что на их сторону перешёл самый выдающийся военачальник Первой мировой, белые, напротив, не упускали случая развенчать его полководческий талант.
Вот как определял личность Брусилова генерал-майор Борис Геруа, его сослуживец по гвардии: «Учитель верховой езды до чина генерал-майора включительно, сам великолепный наездник, Брусилов заслужил этим благосклонность Великого Князя Николая Николаевича, постоянного покровителя конного спорта в армии. Никогда ничем предварительно не командуя, Брусилов получил 2-ю гвардейскую дивизию. Через короткий срок он уже командовал корпусом, причём перед отъездом к новому месту службы во время прощального обеда в присутствии Великого Князя Николая Николаевича на глазах многих присутствовавших поцеловал руку у своего августейшего покровителя в знак признательности за незаслуженные милости. Война была также благосклонна к Брусилову, человеку случая: знаменитый его прорыв 1916 года, обязанный своим успехом серьёзному, талантливому и скромному его начальнику артиллерии генералу М.В. Ханжину, прославил не этого выдающегося генерала, а Брусилова, который не сумел даже эксплуатировать без личного труда доставшуюся ему победу и не справился с задачей массового кавалерийского преследования неприятеля, невзирая на свою кавалерийскую специальность. Однако искусная реклама свила вокруг Брусилова победный ореол».
«К началу войны ему было за шестьдесят, — писал о нём полковник Генерального штаба Д.Ф. Гейден, — человек он был очень бодрый, сухопарый и отлично ездил верхом. Не будучи в Академии Генерального штаба, он сам сделал себе карьеру, имея массу здравого смысла, ловкости, знания жизни и будучи сам по себе очень образованным как с военной точки зрения, так и с общечеловеческой».
Весной 1915 года по случаю сдачи австрийцами крепости Перемышль в действующую армию приехал Николай Второй. Полковник Гейден писал: «Государь был очень в духе, был очень любезен с генералом Брусиловым и в конце обеда поздравил его генерал-адъютантом. Последний был на верху блаженства и поцеловал Ему руку в избытке счастья. Когда вспоминаешь потом, что этот же человек 2 года спустя срывал с себя эти же аксельбанты, навешивал на себя красные банты, проклинал царизм и уверял всех, что он всегда был революционером, думаешь, как ничтожен иногда человек, и делается его жалко. Немного было нужно, чтобы сразу развенчать Брусилова и из легендарного героя обратить в ничтожество».
Флигель-демократ
Действительно, жена Брусилова, дочь известной писательницы Желиховской, живя в первое время после революции в Каменец-Подольске, вела себя крайне бестактно. Встречая на улице солдат и офицеров, она горячо уверяла их, что её муж, «ваш Главнокомандующий, старый революционер», не изменит новому строю.
Злые языки утверждали, что Брусилов не мог простить царю, что тот оставил его без награды за успешную наступательную кампанию летом 1916 года. Изменив присяге, некоторые высшие военачальники считали возможным уверять войска, что всё это произошло «волею Божьею», как говорил и Брусилов в приказе войскам Юго-Западного фронта 4 марта 1917 года. В этом же приказе генерал призывал войска «стоять стальной стеной против нашего врага, иначе наши потомки будут проклинать нас и Святая Русь будет нами покрыта позором».
Но именно так и случилось: Россия была жестоко опозорена.
На вершине военной иерархии
22 мая 1917 года Брусилов был назначен Временным правительством Верховным главнокомандующим. Одной из первых мер нового главнокомандующего было отстранение от должности командующего 8-й армией Юго-Западного фронта генерала А.М. Каледина, который, по определению Брусилова, «потерял сердце и не понял духа времени».
К этому периоду относится встреча генерала Н.А. Епанчина с Брусиловым, во время которой между ними состоялся весьма показательный разговор: «Эту беседу я забыть не могу, — вспоминал Епанчин, — и она может объяснить многое в последующем поведении генерала Брусилова. Разумеется, речь шла о современных событиях: „Что у кого болит, тот о том и говорит“. Видимо, генерал Брусилов чувствовал потребность объяснить его отношение к революции, к „новым господам“, которым он с самого её начала стал служить как „слуга покорный“. „Вы меня хорошо знаете, — говорил он, — и вы меня понимаете: надо стараться поддерживать новый порядок и забыть старый… Мы с вами служим давно, и что же мы делали до сих пор — наказывали, расстреливали…“ Так как генерал Брусилов в 1905 году был временным генерал-губернатором в Калише, то ему, вероятно, приходилось утверждать смертные приговоры, и я спросил его об этом. С некоторым замешательством он ответил, что этого не приходилось делать, но что вообще отношения начальников к подчинённым были слишком суровые и что впредь этого не должно быть».
Под впечатлением «тарнопольского разгрома» (июль 1917 года) и под давлением патриотически настроенной части либеральной интеллигенции и офицерского корпуса Керенский был вынужден сделать ряд шагов в сторону укрепления боеспособности армии. Среди прочих мер 18 июля 1917 года Брусилов был смещён с поста Верховного главнокомандующего, а на его место был назначен Л.Г. Корнилов. Брусилов считал, что Корнилов был «проведён» на пост Верховного главнокомандующего вследствие интриги военного министра Временного правительства, известного террориста Бориса Савинкова.
Корнилов являл собой полный контраст со своим предшественником — генералом Брусиловым, чья лавирующая политика вызывала раздражение у чинов Ставки. Сам Брусилов уехал из Могилёва, не дождавшись Корнилова, — случай беспрецедентный, лишний раз показавший, насколько сильна в нём была личная неприязнь к бывшему подчинённому. Как отмечали очевидцы, Ставка рассталась с Брусиловым со вздохом облегчения.
Московская неделя
На состоявшемся совещании офицеров и общественных деятелей, не сочувствующих большевизму, было решено послать делегацию к Брусилову, находившемуся тогда в Москве. Представитель помощника Донского атамана Митрофана Богаевского П. Соколов оказался в составе этой делегации. Вот как он описал свои ощущения от посещения знаменитого генерала. «В своей квартире, в одном из переулков на Остоженке, он сидел в чёрном бешмете, этот обвеянный победами вождь армий, сухонький и седоватый, и ничего нельзя было прочесть на его бесстрастном лице. „Я нахожусь в распоряжении Временного правительства, и если оно мне прикажет, я приму командование“, — сказал Брусилов в ответ на горячие обращённые к нему мольбы. Ушли ни с чем».
«Отказ генерала Брусилова был страшным ударом для нас, — писал один из участников московских боёв, — и оставалась слабая надежда, что в Москве появится кто-нибудь из крупных военачальников, который и возьмёт дело борьбы в свои руки».
Как известно, такого военачальника в те роковые дни не нашлось.
Сын за отца
Среди российского офицерства, прошедшего с Брусиловым всю войну, его переход в стан красных вызвал волну негодования. Особенно непримиримым было отношение к таким перевёртышам среди офицеров Добровольческой армии. В ноябре 1918 года командующий ею генерал Деникин издал приказ, осуждающий их непротивление и заканчивающийся такими словами: «Всех, кто не оставит безотлагательно ряды Красной армии, ждёт проклятие народное и полевой суд Русской армии — суровый и беспощадный».
Впоследствии Деникин признал ошибочность такой политики. Приказ этот был широко распространён большевиками по Советской России. «Он произвёл, — писал Деникин, — гнетущее впечатление на тех, кто, служа в рядах красных, был душой с нами. Ведь большинство старых офицеров попало в Красную армию либо по принуждению, либо за хлебный паёк, чтобы прокормить свою семью в голодавшей России. И вместо того чтобы привлечь их в белый лагерь, с теми, кто попадал в плен, обращались жестоко. Реабилитационные комиссии, образованные для расследования их деятельности у большевиков, бесконечно затягивали разбор дела и далеко не всегда выносили беспристрастные заключения. Но хуже было то, что не всех, захваченных на фронте в плен, переправляли в тыл. Многие из них стали жертвами жестокой вражды, которую порождает только гражданская смута. Бывали случаи, когда захваченных в плен красных офицеров под горячую руку приканчивали на месте».
Такая горькая участь постигла бывшего генерала старой армии А.В. Станкевича и бывшего ротмистра императорской гвардии А.А. Брусилова. Их взяли в плен в кровавых и ожесточённых боях под Орлом осенью 1919-го, когда решалась судьба всей Гражданской войны и когда красные беспощадно уничтожали взятых в плен белых офицеров.
Бывший ротмистр Брусилов был сыном генерала Брусилова. Окончив пажеский корпус, Брусилов-сын вышел офицером в лейб-гвардии конно-гренадерский полк, с которым прошёл всю войну 1914 года. У красных он командовал 9-м кавалерийским полком и под городом Ливны Орловской губернии с несколькими своими всадниками, по-видимому, сознательно сдался белым. Ни он, ни Станкевич не удостоились смерти солдата: оба они были повешены.
Эпилог
Генерал-лейтенант М.В. Ханжин, который пытался изменить «естественный исторический ход событий», некоторое время состоял военным министром Омского (Всероссийского) правительства (с 23.11.1919 года), во главе которого стал Виктор Николаевич Пепеляев, расстрелянный вместе с Верховным правителем Российского государства адмиралом Колчаком. Генерал Ханжин был в эмиграции в Китае, в 1945 году был арестован контрразведкой СМЕРШ в Дайрене (ныне Далянь), вывезен в СССР и до 1956 года находился в заключении. Он умер на поселении в Джамбуле в 1961 году.
Надломленный физически и морально, отставной генерал Брусилов взялся за писание мемуаров. Многое в этом труде осталось в тени, незаслуженно обойдено, многие факты интерпретировались с оглядкой на новых хозяев России. Есть версия, что труд Брусилова был не только купирован, но и после его смерти в отдельных местах переписан рукою жены, сделавшей это по просьбе политических цензоров. Видимо, памятуя древнеримский афоризм о мёртвых, Брусилов не писал совсем уж плохо о генералах Корнилове, Каледине и других. Он просто предпочитал замалчивать те эпизоды, в которых названные лица проявляли качества, не свойственные самому автору.
Место погребения генерал-лейтенанта М.В. Ханжина в Джамбуле затерялось. Могила Брусилова в стенах Новодевичьего монастыря в Москве заботливо ухожена. И слава Богу. Цел и дом в Мансуровском переулке, где генерал доживал последние годы своей жизни. Нам не дано знать, о чём он думал. Скорее всего думы эти были не слишком весёлые. Образованный человек, Брусилов не мог не знать ещё одного древнеримского высказывания: горе побеждённым.
Ведь победителей и вправду не было.
