 |
| Красная звезда | Дмитрий Юров, Владимир Галайко | 20.05.2006 |
И ЗДЕСЬ нельзя не рассказать о человеке, которому строители, участвовавшие в создании ядерного оружия, подчинялись, — генерале армии Александре Николаевиче Комаровском.
Заслуг у этого видного военачальника было немало: звание Героя Социалистического Труда, Ленинская и Государственная премии, семь (!) орденов Ленина говорят сами за себя. Он прошел ступеньки от простого инженера проектного бюро до должности заместителя министра обороны СССР по строительству и расквартированию войск, которую занимал более десяти лет. Но именно производство ядерного оружия стало на многие годы главной задачей его жизни…
ПОСЛЕ Великой Отечественной войны международная обстановка заставила руководство нашей страны в самые сжатые сроки овладеть тайной ядерного оружия. Для форсирования работ по атомной энергетике понадобился новый орган управления, наделенный самыми широкими полномочиями. Соответствующее постановление Государственного Комитета Обороны об образовании такой структуры, во главе которой был поставлен заместитель Председателя СНК Лаврентий Берия, — Специального комитета — Сталин подписал всего через две недели после падения первой бомбы на Японию.
На Специальный комитет возлагалась организация всей деятельности по использованию атомной энергии в СССР: научно-исследовательские работы, разведка месторождений и добыча урана в СССР и за его пределами, создание атомной промышленности, атомно-энергетических установок, разработка и производство атомных бомб. Последняя задача была ключевой в реализации атомного проекта СССР — ее решению были подчинены все другие задачи.
При Спецкомитете был создан технический совет для рассмотрения научных и технических вопросов по проблеме использования атомной энергии. Воплощать же все в реальные объекты должен был исполнительный орган по атомной проблеме — Первое Главное управление (ПГУ).
За короткий срок ПГУ превратилось в некий огромный секретный супернаркомат. В его распоряжение поступили многочисленные научные, конструкторские, проектные, строительные и промышленные предприятия и учреждения из других ведомств. Заказы Спецкомитета и ПГУ другим наркоматам по изготовлению различного оборудования, поставкам стройматериалов и технических услуг должны были выполняться вне очереди и оплачиваться Государственным банком СССР по фактической стоимости, без предоставления смет и расчетов. Это означало неограниченное финансирование. Госплан беспрепятственно обеспечивал объекты всеми видами материалов, оборудования, приборов.
Во всех этих планах по созданию ядерного оружия ведущая роль отводилась Главному управлению промышленного строительства, которое и возглавлял Александр Николаевич Комаровский. Вскоре его назначают заместителем начальника ПГУ и поручают продумать план создания соответствующей строительной организации.
КАК ИЗВЕСТНО, создание в Советском Союзе ядерного оружия происходило в несколько этапов: разработка теории ядерного взрыва и конструкции взрывного устройства, получение ядерной взрывчатки — плутония или обогащенного урана, сборка ядерного взрывного устройства в виде авиабомбы, артиллерийского снаряда, головной части ракеты и т. д.
И на каждом из этих этапов Александру Николаевичу пришлось в полной мере вникать в решаемые проблемы. Но все-таки главные его заботы были связаны со строительством новых, ранее нигде и никем не создаваемых заводов и комбинатов. Одним из первых и важнейших объектов атомного проекта являлось строительство так называемого комбината N 817 (где должен был быть размещен первый в СССР ядерный реактор). Согласно постановлению правительства комбинат надлежало ввести в строй во втором квартале 1947 года. Возводить предприятие предстояло в Челябинской области, недалеко от города Кыштым (на берегу озера Кызылташ), где для этих целей была выделена площадка размером двести квадратных километров.
ТРУДНОСТЬ заключалась в том, что никто из участников проекта толком не знал, что же конкретно будет построено на площадке. Все прикидки были очень приблизительными. Одно было ясно: строительство предстоит грандиозное. Только за первый год на территорию комбината необходимо было завести полторы тысячи кубометров железобетонных изделий, около 20 млн. кирпичей, 4 тыс. тонн извести и т. д.
А посему, исходя из своего опыта, Александр Николаевич решил в первую очередь сделать здесь то, что нужно обязательно делать на любой стройке: обратить особое внимание на транспортные магистрали, а также на создание мощных линий электропередачи.
Строительство продвигалось тяжело. И дело было даже не в погодных условиях, масштабах работ, невысоком уровне механизации. Все эти проблемы для строителей того времени — дело довольно обыденное. Мучило другое: ошибки ученых и, как следствие, — проектировщиков. Первые шли по «атомному пути», зачастую руководствуясь методом проб и ошибок, ну, а вторые все эти «пробы и ошибки» воплощали в проекты, которые часто подвергались коренным ломкам.
Взять только такой момент, как расположение компонентов уран-графитового реактора. В техническом задании, выполненном Игорем Васильевичем Курчатовым, было запланировано горизонтальное размещение графитовых стержней, которые замедляли нейтронный поток. Исходя из этого, проектировщики заложили глубину котлована под реактор всего в восемь метров. Но в это же время ученый Николай Антонович Доллежаль пришел к выводу, что горизонтальное размещение графитовых стержней неправильное, более того, оно опасное: ядерное излучение деформирует графит (его выводы впоследствии были подтверждены в Америке, там вынуждены были остановить все реакторы, построенные по такому принципу). А правильно будет всю конструкцию размещать вертикально.
Согласно новому техническому заданию глубина котлована должна достигать уже двадцати четырех метров. Но когда строители достигли нужной отметки, начались непредвиденные проблемы. В котлован хлынули грунтовые воды, что потребовало создания целой системы станций подъема воды, так как в то время насосов, способных откачивать жидкость с такой глубины, просто не было. Когда с водой справились, поступил новый проект: котлован нужно рыть на вдвое большую глубину — до 48 метров. И, естественно, тут же возникла масса новых сложных вопросов по его реализации.
Но впоследствии оказалось, что это не предел… Вникая в эти проблемы, Комаровский понимал, что подобное устройство создается впервые и нужно терпеть и выполнять просьбы ученых. И на это нацеливал своих подчиненных.
К 1 мая 1947 года, несмотря на все перипетии, строители доложили: котлован готов. И через три дня началось его бетонирование. Казалось, наконец-то все вошло в норму, но, увы, проблемы стройки только нарастали. Ситуация обострилась, когда наступила пора монтажа промышленного реактора. Грузы пошли фантастическим потоком: к примеру, только в августе поступило свыше восьмисот вагонов. Никто их в таком количестве не ожидал, складов и помещений для хранения не было, да что там складов — не хватало транспорта, чтобы все это оперативно доставить на площадку.
И все же в конце 1947 года на площадке реактора начался монтаж основного оборудования. Вскоре это место стало напоминать операционную: здесь невозможно было появляться без специальной одежды, запрещалось курить, употреблять пищу.
Монтажные работы продолжались круглосуточно. На объекте трудились десятки тысяч человек, труд был в основном ручной, транспорт — гужевой, но тем не менее дела шли быстро. Всего только на реакторе было смонтировано около 5 тыс. тонн металлоконструкций, более 200 км трубопроводов, множество насосов, теплообменников, запорной и регулирующей арматуры, всевозможных приборов, электрических кабелей и щитов.
Александр Николаевич сутками не выходил из помещений, в которых шли монтажные работы. Ему, как и другим «руководителям из Москвы», приходилось по нескольку раз в день самым внимательным образом осматривать отдельные элементы реактора, спускаясь к самому его основанию. Естественно, речь не шла о каком-то недоверии к специалистам, просто они привыкли больше верить своим глазам и своим рукам, а потому регулярно ныряли в самый низ «трюма». Для этих целей до самого последнего момента оставался специальный монтажный лаз — «генеральский», как его прозвали монтажники.
Одним из важных условий возможности работы атомного реактора является непрерывный отвод тепла, выделяющегося в ходе цепной реакции. Для этих целей была спроектирована и построена сложная система подачи в реактор охлаждающей химически очищенной воды.
Когда все строительные и монтажные работы по реактору были закончены, была разработана программа пуска реактора. В июне 1948 года началась загрузка реактора урановыми блоками, проводили последние наладочные работы. Вечером 7 июня Курчатов лично начал пуск реактора. 19 июня реактор был выведен на проектную мощность 100 мегаватт. Реактор «А» (а именно такое обозначение он имел в технической документации) к лету 1949 года стал делать уран, работать практически без сбоев. И функционировал он почти сорок лет.
ЗА «А», как известно, следует «Б». Построив объект «А» (рабочие любовно называли объект «Аннушкой»), необходимо было завершить строительные и монтажные работы комплекса химических производств по выделению плутония из облученного урана (объект «Б»).
Через несколько месяцев после пуска реактора так же успешно был запущен химический завод. Из облученного в реакторе урана был выделен плутоний, а из него в следующем отделении (на заводе «В») началось изготовление отдельных деталей первой атомной бомбы.
…ЗАСЕДАНИЯ Специального комитета обычно проходили в кабинете Берии. Частенько в них участвовал и Александр Николаевич, которому приходилось докладывать о различных проблемах, возникающих на той или иной стройке, и о том, что делается для того, чтобы их быстро преодолеть.
В феврале 1948 года были установлены сроки испытания атомных бомб: первой — плутониевой — 1 марта 1949 года, второй — урановой — 1 декабря 1949 года. Бомбы обозначали РДС-1 и РДС-2 (реактивный двигатель «С»), а вне производства нередко расшифровывали эти слова так: «Реактивный двигатель Сталина» или «Россия делает сама». Ко времени поступления плутониевых полусфер корпус бомбы и все внутрикорпусные устройства были готовы, собраны и многократно проверены. Теперь все взоры были обращены к изготовителям плутониевых полусфер. Наконец и эти работы были успешно завершены. Никелированный для защиты от коррозии, блестящий плутониевый шар являлся сердцем всего ядерного проекта.
В АВГУСТЕ 1947 года постановлением Совмина СССР и ЦК КПСС была создана так называемая Горная сейсмическая станция для натурных испытаний атомных зарядов, ныне Семипалатинский испытательный полигон.
29 августа 1949 года в 6 часов 30 минут (по местному времени) Курчатов отдал приказ о взрыве бомбы (руководил всем Берия, а окончательное «добро» дал Сталин). Через полчаса невиданной мощности, ни с чем не сравнимая молния осветила окрестности, ее свет был таким ярким, что больно было смотреть. Образовался атомный гриб, его столб достиг высоты семи километров. Зарево и гул взрыва отмечались на расстоянии до восьмидесяти километров…
ЛЮБОМУ человеку, участвовавшему в строительстве только одного предприятия «атомного проекта», хватило бы этого для того, чтобы войти в историю, увековечить свое имя. Только одного! А Александру Николаевичу Комаровскому приходилось одновременно вести несколько десятков выдающихся строек и не только формально курировать, но и вникать в самые мелкие подробности возводимых объектов, знать на них обстановку и четко докладывать на самом верху.
Говоря об участии Главпромстроя и, естественно, генерала Комаровского в эпопее по овладению атомным оружием, необходимо привести некоторые цифры. Так, 1 сентября 1949 года Александр Николаевич доложил на имя Сталина, что за период с конца 1945 года руководимый им главк «построил и ввел в действие 35 специальных объектов, в том числе научно-исследовательских институтов, лабораторий и опытных установок — 17, горнорудных и металлургических предприятий — 7, комбинатов и заводов основного сырья — 2, химических предприятий — 5, машиностроительных и прочих предприятий — 4». Он сообщил, что в настоящее время «продолжается строительство 11 научно-исследовательских и промышленных объектов…»
Не так давно была опубликована «Особая папка» Берии, в которой дана краткая аннотация документов, связанных с созданием атомного оружия. В 109 делах с разной степенью частоты упоминаются свыше трех десятков человек: члены Политбюро, секретари ЦК, наркомы, министры, их заместители. Фамилия генерала Комаровского в них встречается 80 раз, чаще нее в этой переписке звучат имена только нескольких функционеров Спецкомитета.
О мощностях строительного комплекса, работающего по атомному проекту, можно судить по тому, что после его передачи в 1955 году в Министерство среднего машиностроения на его базе было сформировано пять (!) управлений: одно — монтажное, одно — военно-строительное и три — главных строительных.
НЕ БОЯСЬ преувеличений, можно сказать, что сквозь сердце, разум и руки Александра Николаевича прошли десятки уникальных промышленных и научных объектов. Среди них те, которыми гордится страна, известные далеко за рубежом. Это, например, строительство мощного циклотрона и синхрофазотрона в районе Дубны, ставшей родиной физики высоких энергий в СССР, место для которых было выбрано с подачи Комаровского. Это и строительство на краю Калужской области первой в мире атомной электростанции, вокруг которой впоследствии возник город, который назвали Обнинском.
А каких творческих и строительных мук потребовало сооружение крупнейшего в мире кольцевого ускорителя протонов — синхрофазотрона в Серпухове! Достаточно сказать, что опоры, на которых крепился кольцевой магнит, не должны были давать осадку — она допускалась лишь в 0,2 миллиметра, что при весе магнита в двадцать тысяч тонн и при диаметре самого синхрофазотрона в 472 метра являлось величиной ничтожной. И задача была выполнена!
В ЦЕЛОМ же советский атомный проект стал выдающимся достижением. Если считать с момента, когда началась его практическая реализация в промышленном масштабе, то есть с момента создания Специального комитета, создание атомной бомбы заняло четыре года, практически столько же, сколько и у американцев. При этом нужно учитывать, что условия, в которых создавалось это оружие в США и СССР, очень отличались. И не в пользу нашей страны. Американцы смогли привлечь к работе огромное число специалистов из других стран. И, кроме того, имели несравнимо больший промышленный потенциал, чем наша страна. А потому над выполнением программы Специального комитета вынуждено было трудиться до четверти советской экономики. Но другого пути в те годы не было. «Холодная война» бушевала над миром, стране срочно требовался ядерный щит, и этот щит ценою ограничений и лишений самых широких масс населения был все-таки создан.
Уинстон Черчилль когда-то сказал о Сталине, что он взял Россию с сохой, а оставил с ядерной бомбой. Среди тех людей, кто помог стране овладеть атомным мечом, был и Александр Николаевич Комаровский.
* * *
