 |
| ИА «Белые воины» | Олег Калкин | 22.05.2006 |
О положении псковских крестьян в июле 1918 г. красноречиво докладывал губернскому военкомиссариату военный комиссар Докатовской волости Приез-жинский: «Политическое настроение населения волости вследствие малой сознательности масс, но, главное, полуголодного их существования — далеко не уравновешенное, шаткое, хотя не угрожающее осложнениями. Многие даже из бедняков благодаря голодовке пришли к такому состоянию, что, по их выражению, ими кто хочешь, тот и управляй, лишь только давай хлеба, хоть и за деньги"2.
Как относилась псковская деревня к советской власти в то время, показывает донесение Псковской уездной ЧК Военному комиссару губернии: «Так как поголовно все деревни Заборовской волости занимаются хулиганством и контрреволюцией, почти все граждане этой волости относятся к местному совету вызывающе враждебно, как это было 9 июля 1918 г., когда контрреволюционно настроенной толпой были сожжены регистрационные списки по местному совету, который не имеет за собой вооруженной силы. Остается или уйти, или быть убитыми. 50 или даже 100 красноармейцев могли бы поставить авторитет власти на должную высоту».
Об отношении псковского крестьянства к социальной политике большевиков можно судить по материалам 7-го съезда Советов Псковского уезда, который проходил в мае 1919 г. «Реквизиция и конфискация, производящиеся для общегосударственных нужд и дающие выгоды через долгое время, в этой среде понимаются, как грабеж, — говорилось в одном из его выступлений. — Крестьянин не видит, куда и на что уходит взятое, а общегосударственные нужды ему мало понятны». Многого стоит и такое признание: «Сложившееся представление о партии коммунистов, как о партии грабежа я поборов надо выбить из головы и сделать это живым примером, показав на деле, что ему самому выгоднее отобрать кое-что у других и использовать для всех» («Псковский набат», 10 мая 1919 г.).
Собственно вся политика большевиков по отношению к деревне во время Гражданской войны и в последующие годы была «живым примером» того, как надо отбирать у других, правда, не забывая при этом и себя. Так, инструктор-агитатор Т.Г. Горбаченко, побывавший в Лавровской волости, сообщал в Президиум Псковского губисполкома: «…Заходя по дороге в каждую деревню, как с правого фланга, так и с левого, видел, что крестьяне взяты в рабство бесчестными лицами. Все крестьяне, имеющие лошади и повозки, почти всегда в дежурстве на позиции или ездят за продуктами и возят некоторых личностей. Записок не выдают крестьянам, денег не платят, хлеба и фуража не выдают, повозки ломают. Когда у кавалериста убьют лошадь или лошадь у него устала, тогда приезжают к крестьянину и берут у него хорошую лошадь… Каждый авантюрист грабит крестьян с корыстной целью, но органа нет такого, который пресекал бы жестокость и не декретированные действия. Одним словом, обрекают на гибель крестьян"3.
Подобная политика большевиков не могла не вызывать у крестьян внутреннего протеста, который часто выражался в байкотировании решений властей, в отказе от уплаты обязательного налога, в сокрытии своего урожая и имущества, а то и более открытого протеста, включая и вооруженный.
Только в октябре-ноябре 1918 г. крестьянскими волнениями в стране было охвачено 136 у.е.здов из 286. Не обошла крестьянская война и Псковскую губернию, население которой тогда на 93% состояло из крестьян. Осенью этого года массовые вооруженные выступления прокатились по Новоржевскому, Порховскому, Холмскому уездам. Неспокойно было и в Псковском уезде, через который проходила линия разграничения между советскими и германскими войсками. Как следует из многочисленных сообщений Псковской губчека, псковские крестьяне массами переходили через демаркационную линию на сторону белых, и записывались в формирующийся Псковский Отдельный стрелковый корпус. По свидетельству офицера-северозападника А.А. Северина, были даже случаи, когда в Псков приходили ходоки из незанятых немцами территорий и упрашивали германское военное Командование освободить их от большевицкой власти4.
Одно из самых распространенных заблуждений в отношении Белого движения состоит в том, что в соответствии с теорией классовой борьбы в нем якобы участвовали представители господствующих, эксплуататорских классов и сословий. Однако, еще на этапе формирования Северо-Западной армии, осенью 1918 г., в нее добровольно записывались не только офицеры, из которых далеко не все были выходцами из «эксплуататорских» классов купцы, дворяне, учащиеся, мещане, но и крестьяне, и не только зажиточные. Если проанализировать численный состав отдельного Псковского стрелкового корпуса, то можно без труда прийти к выводу, что не менее 2/3 рядовых солдат относилось к крестьянству5. Причем жителей не только псковских деревень, расположенных на оккупированной немцами территории, но и тех, которые находились на советской стороне.
Однако все же более значительная часть псковского крестьянства пополнила состав Северо-Западной армии, только начиная с мая 1919 г., когда ее части освободили от большевиков вначале Гдов, а затем Псков. В течение всего лета 19-го белые войска контролировали весь Гдовский уезд, тогда входивший в состав Петроградской губернии, пригород Пскова — Печоры, с прилегающими к ним деревнями (после гражданской войны эта территория вошла в состав Эстонии в качестве Печорского уезда), большая часть Стругобельского уезда, восточная часть Порховского уезда до Полоное, где было приостановлено наступление отряда С.Н. Булак-Балаховича. Полностью белыми русскими и эстонскими войсками контролировались лишь Псковский уезд со 160 000 жителями и губернский центр, Псков, который населяло тогда чуть более 30 000 жителей.
В этот период с июня по август 1919 г. шло интенсивное пополнение псковскими крестьянами частей Северо-Западной армии, что значительно опережало возможности снабжения ее частей провиантом и вооружением6. Большая часть мужчин псковских уездов добровольно вступала в Особую сводную дивизию С.Н. Булак-Балаховича, численность которой скоро достигла 3000 человек. К «зеленому генералу» шли, как правило, добровольно; единственно кого насильно мобилизовывали балаховцы, так это возчиков с лошадьми. В части 2-го стрелкового корпуса под командованием генерала Е.К. Арсеньева уже велась широкая мобилизация крестьян в соответствии с приказом командующего СЗА генерал-майора А. П. Родзянко. Значительная часть псковичей пополнила также формирования, действовавшие на Нарвском участке фронта, не говоря уже о Талабском полку, в котором не менее половины его численности составляли псковские рыбаки и крестьяне Приозерного края7.
Трудно сказать, сколько крестьян из Псковской губернии участвовало в Гражданской войне на стороне белых». Специального учета этому не велось, какой-либо сводной статистики не делалось. Вместе с тем определенные данные об этом можно получить из сведений, которые собирали органы исполнительной власти на Псковщине после гражданской войны.
Сведения эти касались белогвардейцев и «лиц, принявших участие в белых бандах», списки на которых начали составляться с октября 1920 г. по волостям Псковского уезда. Помимо имен белогвардейцев, они содержали сведения о составе их семей, а также их имущественное положение, прежде всего наличие скота. Записи делались не всегда грамотно, нумерация сквозная, порядок произвольный, причем семьи группировались по деревням. Иногда в примечаниях указывалось, что в той или иной семье такой-то служит в Красной армии. Подписывались эти списки председателями и секретарями волисполкома, и составлялись они в основном до конца 1920 г., хотя некоторые волости досылали их еще и весной 1921 г.
3 июня 1921 г. при Псковском уездном исполкоме состоялось первое заседание комиссии «по изъятию белогвардейского имущества» и «удовлетворения пострадавших от контрреволюции. По сути дела, классовая война, которую разожгли большевики в деревне, продолжалась и после окончания войны Гражданской. Вот чем объяснялись мотивы такого «изъятия» в постановлении этой комиссии:
«Считаясь с безвыходным положением погорельцев по Псковскому уезду от гражданской войны и с привилегированным положением семей белогвардейцев, и те задания, кои даны комиссии удовлетворить потерпевших в течение месяца, а потому применить конфискацию имущества в тех хозяйствах, где члены не вернулись из белых, но с таким расчетом, чтобы не пострадало от конфискации хозяйство, а конфисковать только долю белогвардейца, если один служит в Красной армии, а другой — в белой, то такие семьи от конфискации освобождаются"8. Из этого документа, несмотря на его риторику, ясно, что очередной грабеж части крестьянских хозяйств был санкционирован по указке сверху. В частности, основанием для таких реквизиций стал декрет Совнаркома о конфискации и реквизициях имущества частных лиц в местностях, освобожденных от неприятеля, добровольно ушедших с белыми. Декрет был принят 16 апреля 1920 г. и опубликован в «Известиях ЦИК» N 71 за 1921 г. Что же касается «привилегированного положения» семей белогвардейцев, то собранные комиссией данные этого не подтверждают.
Например, по Палкинской волости (ныне территория Палкинского района) указаны 54 деревни, в которых проживали семьи участников Белого движения. Изымали все, что было в крестьянском хозяйстве мало-мальски ценного: от недвижимого имущества до домашнего скота, инвентаря, включая самовары, комоды, зеркала. В деревне Сараево, где таких семей оказалось восемь, было конфисковано 5 коров, 2 гумна, 4 клети, 5 поветей, 2 хлева, изба, амбар, 2 сарая, 5 коров, лошадь, 8 овец, одна свинья. В деревне Палкино у трех семей были изъяты одна изба, 2 амбара, 3 повети, овца. Всего же по волости изъято 7 изб, 34 амбара, 21 корова, 51 овца. Наряду с этим указаны семьи, у которых почти нечего было взять из-за их бедности. Так, у Александра Харлампиева из деревни Мальгино, Федота Федорова из дер. Дулово и у Пахомовой Меланьи из дер. Шейкино было взято по одной овце. Одной овцой отделался от «конфискаторов» крестьянин Деревни Гоглово Степан Яковлев только потому, что его сын служил во время власти белых фельдшером в соседней деревне Ершово. У крестьянина из дер. Мысе Александра Иванова за то, что два его сына служили в СЗА, помимо Дома, сарая, овцы отобрали и 15 семей пчел9.
В списках, составленных в Сидоровской волости, значилось около трех Десятков деревень, где проживали «белогвардейские» семьи в основном среднего достатка и малоимущие. Точных данных о том, где находятся их родственники, служившие в белой армии, и живы ли они вообще, нет. Только кое-где встречаются приписки: «говорят», «по слухам». В этой волости в основном конфисковывали скот: коров, лошадей, овец, свиней10. Список «белогвардейцев и их семейно-имущественное положение» по Пикалихинской волости изобилует пропусками в графе скот, недвижимость. Возможно, на учет были поставлены самые бедные семьи11. Это косвенно подтверждается списками белогвардейцев, составленных в Докатовской волости, где в графе «имущество» у подавляющего числа семей поставлены прочерки12.
В списках, доставленных из Мелиховской волости, помимо прочего, тщательно прописано семейное положение «бежавших в белые банды и не возвратившихся до сего времени» граждан, всего около ста человек. Семьи у них, как правило, большие, по восемь-десять человек, у многих братья, сестры и малолетние дети-сыновья и дочери, по всему, оставленные на попечение стариков. Так у крестьянина деревни Волосово Павла Петрова, ушедшего с Белой армией в Эстонию, остались, помимо жены, брат, сестра и пятеро детишек — четверо сынов, самому старшему из которых 10 лет, и годовалой дочери. Согласно списку более шестидесяти крестьян Заборовской волости не вернулись домой из Белой армии, причем нередко по два-три человека из одной семьи. У их родственников изымалось множество скота и надворных построек13.
Большие изъятия из крестьянских хозяйств были сделаны также в Большезагорской, Аогозовской, Виделебской, Остенской волостях. Обращает на себя внимание, что в Псковоградской волости, непосредственно примыкавшей к Пскову, помимо скота и хозяйственных построек, было много изъято лесоматериала. Объясняется это, скорее всего, тем, что деревни близ Пскова очень пострадали от гражданской войны и военных действий, и много строились в то время. У семей, чьи родственники служили в белой армии, отбирали и лес. Не брезговали брать и совсем по мизеру: у Моисеева Морева — отобрали 12 штук дерева, у Каширина Петра — 15 деревьев. У кого не было лесу, брали и пустыми избами, видимо, оставшимися после отъезда семей с белыми, а также вновь поставленными приделами к избам. Кстати, для конфискаторов не было тайной, откуда крестьяне Псковоградской волости брали этот лес. На заседании комиссии, один из ее членов, представитель уездного земельного отдела Корнильев докладывал, что этот материал был самовольно вывезен крестьянами из лесу. Но комиссия решила закрыть глаза на этот факт, — для нее был важен, прежде всего, результат14.
Особенно крупные конфискации прошли в семьях талабских рыбаков, чьи родственники принимали участие в Гражданской войне в составе знаменитого Талабского полка, которым командовал генерал Б.С. Пермикин.
В начале июня 1921 г. в Псковский уездный исполком поступили списки белогвардейцев Залитской (бывшей Талабской) волости, составленные волостным начальством. В некоторых семьях у белых служили не по одному человеку. Из рыбацкой семьи Пенкиных — ушли в белую армию сыновья Василий и Владимир, у Натальи Капкиной — Гавриил и Владимир, у Кушаньевых служили у белых трое сыновей, причем один из них — офицером. У Цициной Марии тоже служили у белых трое — муж Петр Федорович и сыновья — Максим и Савелий. Одна осталась в избе и Александра Косынкина — ее муж Яков Егорович, и два сына Алексей и Иван находились в Эстонии. Всего на острове Талабске (тогда он носил имя большевика, Яна Залита, одного из виновников голода на островах летом и осенью 1918 г.), в списке значилось 29 семей, члены которых служили в Белой армии15.
Были среди этих семей и богатые, как, например, купец Михаил Турцов, чей сын Иван служил в Талабском полку. У него имелся 2-х этажный дом, 2 амбара, хлев, конюшню, 2 снеткосушильной печи и 2 лодки. Двухэтажный кирпичный дом, амбар, хлев, комод и корова были у Прасковьи Сметаниной, чей сын Николай служил у белых, а двое других сынов — Владимир и Василий служили у красных. Но были и совсем бедные семьи. У Елены Уситвиной, чей муж Василий Иванович служил в Талабском полку, ничего кроме старой избы не было. Одной избой, без комода и самовара, которые обязательно указывались в списках конфискованного имущества, владела и Степанида Агафонова — ее сын, Иван Агафонов ушел в Эстонию с белой армией. К таким же малоимущим относились «белогвардейские» рыбацкие семьи Кушаньевых, Уситвиных, Аполевых у которых ничего кроме изб не было. Рыбак Митин Николай, уехавший в Эстонию, владел лишь половиной дома, а Прасковья Грошева, чей муж, Петр Грошев, одним из первых записался в Талабский батальон, вообще значилась в списках неимущей, — с нее и взять-то было нечего16.
Так что о классовом характере Северо-Западной армии, во всяком случае, Талабского полка говорить не приходится, — в его составе были люди разных сословий и разного имущественного положения.
Остров Верхний (при большевиках его переименовали в остров местного активиста Белова) уступал острову Талабску и по территории и по численности жителей, однако «белогвардейских» семей здесь оказалось больше, чем на Талабске — всего 31. Объясняется это, пожалуй, тем, что волостное начальство находилось на Талабске, а остров Верхний был хоть и недалеко, через пролив, зато верхоостровские рыбаки держались как-то на особицу, самостоятельнее, хотя и жили поскромнее. Здесь не было ни одного каменного дома, а двухэтажные деревянные избы здесь имели Максимовы, Шведовы, Солодовы и Анна Федотова, у которой сын, Федор Федотов, вместе с семейством эвакуировался с белой армией в Эстонию17.
Большинство же семей, чьи мужья и сыновья ушли служить в Белую армию, имели лишь избы, в лучшем случае с сенями, очень редко хлев, и только один Федор Воробьев владел снетосушильной печью, — его сыновья Петр и Иван воевали в составе Талабского полка. Единственная старенькая избушка принадлежала Матрене Калкиной, матери служившего офицером в Талабском полку Василия Калкина.
В списках даже значится одиннадцать человек, ушедших с белыми войсками с безлюдного теперь, третьего и самого маленького из Талабских островов — Талабенца18.
У талабских рыбаков отбирали в основном амбары, хлева, сараи, конфисковывали коров.
1 сентября 1921 г. заседание президиума Псковского уездного исполкома, Рассмотрев собранные по волостям сведения об имуществе семей, чьи родственники служили в Белой армии, приняло решение о незамедлительном изъятии у них имущества. При этом от волисполкомов требовалось взять на учет указанные постройки, а скот «немедленно доставить в уземотдел комкрасхозу». За неисполнение этого решения уездного исполкома виновным грозил арест19.
Тогда же были выявлены «недочеты», то есть упущенные в списках семьи белогвардейцев. Председатель комиссии по изъятию имущества, он же уполномоченный уездного исполкома С. Зиновьев вместе с постановлением уездного исполкома, шлет срочную депешу Залитскому (Талабскому) волисполкому, требуя объяснений, на каком основании и по чьей причине не был внесен в списки «бежавших с белыми бандами» житель острова Талабенец Сергей Боровков, а так же почему не указано имущество белогвардейца Николая Митина20.
Однако уже 25 сентября упомянутый С. Зиновьев вынужден был отсрочить конфискацию имущества на Талабских островах по распоряжению председателя псковского уездного исполкома Глушенкова, поскольку рыбаки стали возмущаться несправедливыми действиями властей21.
В конце сентября 1921 г. состоялось заседание смешанной комиссии по разбору жалоб на несправедливую конфискацию в Залитской (Талабской) волости. Некоторым бедным семьям вернули амбары (Залесецкие, Ермаковы, Салаковы и др.), в то же время дополнительно были конфискованы амбары и хлевы у Турцевых, Лякиных. Отклонена была жалоба Анны Федотовой на конфискацию у нее всех жилых и нежилых помещений, на том основании, что у нее «вся семья у белых». Не вернули корову старику Ивану Садкову, поскольку в его семье «не имеется малолетних детей"22.
В уезд поступали жалобы и из других волостей. Так, например, обратился с жалобой в так называемое консультационное бюро по прошению уездного исполкома крестьянин дер. Семухново Аогозовской волости Яков Петров. У него отобрали корову-нетель, овцу, без учета, что у него был произведен семейный раздел имущества с его братом, Матвеем Ковалевым, который ушел с белыми войсками. Такую конфискацию Яков Петров назвал несправедливой23.
Сколько же всего воевало крестьян Псковского уезда в белой армии, или, во всяком случае, ушло с белой армией за пределы губернии? Во время Всероссийской переписи в августе-сентябре 1920 г., помимо прочих данных, были собраны сведения о так называемых «отсутствовавших» жителях по городам и уездам. Кто же эти «отсутствующие жители»? Сравнение численности «белогвардейцев», обозначенных в волостных списках Псковского уезда, с общим количеством жителей волостей дает все основания считать, что под «отсутствовавшими» имелись в виду все, кто не проживал на данный момент у себя дома без определенных причин. Естественно, в их число не входили крестьяне, служившие в Красной армии, поскольку все они были на учете в волостных военкоматах. Не могли быть включены в число «отсутствующих» также и те, о ком было известно, что он погиб или умер в годы гражданской войны. Остаются в основном те, кто ушел с Белой армией или предпочел эмигрировать за пределы страны самостоятельно. Конечно, оставался какой-то процент неучтенных крестьян, которые по тем или иным причинам уехали из деревни, но вряд ли таких уж было много.
Статистические сведения о населении города Пскова, Псковского уезда по данным Всероссийской переписи в августе-сентябре 1920 г.24
Согласно данным, полученным во время этой всероссийской переписи по Псковскому уезду, больше всего крестьян, служивших в белой армии, было из Логозовской волости, дольше других псковских волостей остававшейся под властью белых — в ней значилось 2138 «отсутствовавших». По полторы тысячи и более крестьян не досчитались в Сидоровской, Виделебской, Докатовской, Пикалихинской волостях, известных своей густонаселенностью. По меньшей мере, около пятисот выходцев из семей талабских рыбаков не вернулось домой после гражданской войны. Всего же по уезду на сентябрь 1920 г. не вернувшихся из Белых армий, зеленых отрядов и из-за границы числилось 18 448 человек. Любопытно, что из этого числа было 1630 женщин. Здесь, конечно, не были учтены те, кто вернулся из Эстонии раньше сентября 1920 г., и пока еще проживал дома, как и те, кто перешел из белой армии в красные войска во время военных действий, а таковых было тоже немало.
Отсюда определенно можно сделать вывод, что не менее 20 тысяч крестьян одного Псковского уезда приняло участие в гражданской войне на стороне белых. И это не считая крестьян соседних уездов Островского Стругобельского, Порховского и особенно Гдовского, на территории которого, в отличие от других уездов Псковщины, дольше всего держалась власть белых. Если учесть, что всего на 1920 г. население Псковского уезда составляло около 160 тысяч, то следует признать: по крайней мере каждый восьмой житель уезда, так или иначе, был противником большевицкой власти.
Кстати сказать, из почти тридцати тысяч жителей Пскова, на этот период не вернулось в город немногим более трех тысяч горожан, то есть каждый десятый. Следовательно, участие крестьян в Белом движении было более массовым, чем участие в нем горожан, не только в абсолютных, но и в относительных величинах.
Примечание
1 Шафаревич И.Р. Русский народ на переломе истории. Бег наперегонки со смертью. М., 2000. С. 155.
2 Калкин О.А. На мятежных рубежах России. Очерки о псковичах — участниках Белого движения на Северо-Западе России в 1918—1922 гг. Псков, 2003. С. 60.
3 Там же. С. 61.
4 Белая борьба на Северо-Западе России. М., 2003. С. 179.
5 Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России. СПб., 1999. С. 40.
6 Там же. С. 152.
7 Калкин О.А. На мятежных рубежах… С. 43.
8 Государственный архив псковской области (ГАПО). Ф-530. Оп. 3. Д. 2. Л. 1.
9 ГАПО. Ф-530. Оп. 3. Д. 2. Л. 2.
10 Там же. Д. 1. Л. 101.
11 Там же. Л. 108.
12 Там же. Л. 59.
13 Там же. Л. 53.
14 Там же. Д. 2. Л. 3.
15 Там же. Д. 1. Лл. 9−18.
16 Там же. Л. 15.
17 Там же. Д. 5. Л. 6.
18 Там же. Д. 1. Л. 289.
19 Там же. Д. 7. Л. 3.
20 Там же. Д. 5. Л. 8.
21 Там же. Д. 3. Л. 10.
22 Там же. Д. 5. Л. 7.
23 Там же. Д. 7. Л. 6.
24 Там же. Д. 1. Л. 66.
Бело дело. 2 съезд представителей печатных и электронных изданий. Резолюция и материалы научной конференции. «Белое дело в Гражданской войне в России. 1917−1922 гг.». М.: Посев, 2005.
|
|
