 |
| Красная звезда | Виталий Денисов | 11.03.2006 |
Споры по этому вопросу ведутся давно. Впервые об этом всерьез заговорили в 90-х годах прошлого века. Аргументация была простой и мало изменилась даже сегодня. Если коротко, то все сводится к тому, что в ходе идущего реформирования Вооруженных Сил надо повышать боевую готовность и делать армию более эффективной и соответствующей современным условиям. В этой связи необходимо учитывать то, что принято называть «человеческим фактором», ибо даже самое совершенное оружие имеет своим хозяином человека, и от нравственного состояния его души во многом зависит сила этого оружия. А когда речь заходит о душах, служители культов тут же напоминают, что именно они являются их главными «инженерами».
Спорить с тем, что сила армии не только в оружии, но и в силе духа, бессмысленно. Вся наша история — как государства, так и Вооруженных Сил — убедительно доказывает, что наш народ побеждал порой только за счет необъяснимой внутренней силы. Вспомните хотя бы ополчение Минина и Пожарского или подвиг 6-й роты псковских десантников. Верно и то, что бессмысленно оснащать армию новейшей техникой, проводить реструктуризацию соединений, изменять численность войск, если не будет людей, способных выполнить долг. Причем речь идет не только о профессионализме, хотя важно и его обеспечить. Главное — иметь людей, готовых отдать жизнь за Родину, за честь, за веру.
Конечно, еще совсем недавно трудно было даже представить себе появление священника в казарме. А теперь это едва ли не норма. Более того, руководство силовых министерств убедилось в том, что деятельность духовенства (и не только православного) среди личного состава благотворно влияет на дисциплину и морально-психологический климат в коллективах, помогая предотвратить или минимизировать существующие, к сожалению, до сих пор негативные моменты, к примеру те же неуставные взаимоотношения.
Кстати, по данным социологических исследований, почти восемь процентов призывников систематически употребляли спиртные напитки, более пяти процентов пробовали наркотики и токсические вещества, почти у двенадцати процентов были приводы в милицию, восемь процентов привлекались к суду, каждый четвертый нигде не работал и не учился. Кроме того, отдельные солдаты и сержанты, проходящие службу по месту призыва, связаны с местными криминальными элементами. Это особенно характерно для республик Северного Кавказа. И хотя уровень преступности в Вооруженных Силах приблизительно в два раза ниже, чем в целом по стране, это не может не волновать. И тут священнослужители давно стали надежными союзниками офицеров — заместителей командиров по воспитательной работе. Как показала жизнь, совместная борьба за умы и сердца армейской молодежи приносит куда более ощутимые результаты.
«Военное духовенство всегда находилось и находится на высоте своего призвания, безупречно исполняя свои обязанности, о чем свидетельствуют единогласные отзывы начальников отдельных воинских частей. Мало того, военное духовенство нередко показывало примеры мужества, рыцарской храбрости во время боевых действий, а главное, словом увещания, речью от чистого сердца и добрым личным поведением научало солдатика безропотно переносить все тяжести доходной службы, а на войне храбро сражаться и побежденного врага щадить». Эти слова были сказаны более века назад и принадлежат начальнику Главного штаба царской армии генерал-лейтенанту В.В. Сахарову. Но актуальности своей они не потеряли и сегодня.
Россия сегодня во многом ориентируется на США, поэтому стоит присмотреться, как там военные ладят с церковью. В армии США более 5 тыс. военных священников — капелланов. Есть центр подготовки военных священников, действует совет капелланов, который подчиняется помощнику министра обороны по личному составу. Присяга солдата США оканчивается фразой «Да поможет мне Бог!», а в кодексе поведения военнослужащего США есть слова: «Остаюсь верен Господу Богу и Соединенным Штатам Америки». У американцев в ходу поговорка «В окопах неверующих нет».
Но тут встает вопрос: а какому Богу молиться? Русская Православная церковь так или иначе претендует если не на монополию в армейской сфере, то уж во всяком случае на главенствующую роль. Она раньше всех пришла в полки и батальоны, раньше других заключила соглашения о взаимодействии с силовиками, наконец, раньше всех примерила на себя камуфляж, прошагав с солдатами и офицерами огненными дорогами Югославии, Косово, Чечни, других «горячих точек». Иные конфессии долгие годы осторожничали, старательно обходили проблему стороной. К примеру, председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин еще недавно заявлял: «Нами было сформулировано несколько принципиальных положений о том, как организовывать сотрудничество духовных управлений мусульман с воинскими коллективами самого различного уровня, начиная от конкретной части, военного вуза и заканчивая Министерством обороны. Однако Совет муфтиев России не стремится заключать широкомасштабный договор с ним, как РПЦ. Хотя в принципе не против этого».
РПЦ между тем развернула наступление по всему фронту, заявляя о том, что готова взять на себя заботы по духовному воспитанию людей в погонах. Патриарх Московский и всея Руси Алексий II по этому поводу сказал: «Сегодня все чаще звучат голоса о необходимости введения в армии института полкового священства, о необходимости более тесного взаимодействия церкви и армии. Уверен, что важной является тема воспитания православного воинства на примере героического прошлого. Сближение церкви и армии приносит добрые плоды, способствует пробуждению в душах военнослужащих идеалов русского воинства, которые так редки в наш век прагматизма и секуляризации (отхода от церкви. — Прим. авт.)».
Впрочем, православные иерархи вовсе не собираются сделать все российское воинство христолюбивым поголовно. Да это, наверное, невозможно по определению. Не случайно председатель Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями протоиерей Димитрий Смирнов признает, что в армии должны быть военные священники согласно вероисповеданию личного состава. «Например, в армии служат 10 тысяч мусульман, тогда надо, чтобы их окормляли военные муллы в количестве 10 человек, но если там будет 10 православных, то к ним должны по надобности приглашаться православные священники. Также если в армии 100 тысяч православных, то должны быть 100 православных священников, а к 10 мусульманам приглашаться мулла», — убежден он.
По числу верующих ислам — вторая религия в России. И сбрасывать со счетов этот фактор нельзя. Но надо признать и то, что, кроме мусульман, в армии служат еще и буддисты, иудеи, католики, старообрядцы, представители других вероучений. Как быть с ними? Ведь невозможно построить на территории каждой воинской части церковь, мечеть, синагогу и разбить шаманский круг. Да и условия для каждого верующего военнослужащего не создашь. Представьте себе, что в определенный час взвод поднимается в учебную (хорошо если не настоящую) атаку, а замкомвзвода — сержант-мусульманин — вдруг расстилает коврик и объявляет час намаза. Или в субботу все идут в парк боевых машин обслуживать технику, а механик-водитель-иудей заявляет, что у него шабад…
Другой вопрос, что при существующей многоконфессиональности необходимо обеспечить всем равные условия. И если уж хотя бы теперь глава Совета муфтиев России говорит о том, что эта организация готова к подписанию соглашения о взаимодействии в сфере окормления последователей ислама среди военнослужащих, то это соглашение надо подписывать уже только потому, что подобный документ регламентирует отношения с Русской Православной церковью. Иначе очень скоро нам всем предстоит убедиться в правоте слов Равиля Гайнутдина по поводу того, что «если в Российской армии будут соблюдаться права только православных военнослужащих, то мы придем к серьезному конфликту внутри самой армии».
По сути проблемы высказались уже едва ли не все лидеры действующих на территории России религиозных течений. Но единства мнений по поводу учреждения института военных священников или капелланов как не было, так и нет. Представители мусульманского духовенства считают, что этот вопрос нужно анализировать и изучать, что они еще не видели никаких законопроектов и с ними никто не советовался. А вот в РПЦ, напротив, считают, что «в России есть все предпосылки для создания института военных капелланов». Об этом, в частности, заявил заместитель председателя Отдела внешних церковных связей Московского патриархата протоиерей Всеволод Чаплин. По его словам, «на Северном Кавказе, в отдаленных пограничных районах, в зонах стихийных бедствий и на флоте действует духовенство, и общество подталкивает нас к тому, чтобы появился институт постоянного военного духовенства». А вот один из лидеров старообрядцев Алексей Рябцев вовсе выступает категорически против принятия закона о полковых священниках.
Если предположить, что таковой закон завтра все же появится, то встает вопрос о его исполнении. И дело тут вовсе не в юридическом оформлении нового института, согласованности самого факта его существования в соответствии с Конституцией РФ, федеральных законов «О свободе вероисповеданий» и «О статусе военнослужащих». Вопрос в том, насколько сами духовные отцы готовы к «армейскому походу». И, как выясняется, «боеготовность» эта весьма относительна.
В Московском патриархате заверяют, что если долгое время у РПЦ не было кадровых возможностей для создания института военных капелланов, то сейчас они появились. А вот Совет муфтиев в это же самое время сетует на нехватку «военспецов»: «Откуда нам взять имамов, когда у государства более 70 лет не было ни одного исламского учебного заведения?» Вероятно, что у взявших тайм-аут в этом споре представителей других конфессий тоже существуют проблемы подобного рода.
Есть и еще один момент. Уже звучат голоса против присутствия в армии миссионеров. Тот же Всеволод Чаплин убежден, что военнослужащий, исповедующий ту или иную религию, должен иметь возможность общения со своим духовенством, но «при этом священнослужитель, приходя в часть, должен честно сказать, к верующим какой конфессии он пришел, чтобы армия не стала местом для миссионерства сектантов».
Прийти к консенсусу святые отцы, конечно, могут. Один из путей решения уже озвучен. Исходя из более чем 10-летнего опыта работы Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями предлагает создать специальный орган, например Главное религиозное управление Вооруженных Сил, в которое войдут представители конфессий. Возглавлять этот орган должен главный военный священник, которого утвердит министр обороны по согласованию с главами традиционных религий. Но пока это только никак не оформленная идея.
Между тем, пока на просторах родного Отечества спорят по поводу того, быть или не быть священнику в армии, к дискуссии неожиданно подключились чужие (но вовсе не враждебные) голоса. Побывавший в Москве с визитом комиссар Совета Европы по правам человека Альваро Хиль-Роблес заявил, что в армии необходимы представители духовенства тех конфессий, к которым принадлежат военнослужащие. «В Европе во многих армиях есть капелланы. Это нормальная практика. Они должны представлять различные религии в соответствии с принадлежностью солдат и офицеров к той или иной конфессии», — подчеркнул он. В то же время комиссар отметил, что необходимость положить конец «дедовщине» не имеет ничего общего с важностью присутствия духовенства в армии.
Тут, пожалуй, представитель Совета Европы прав на все сто. Нужны или нет России пастыри в погонах — этот вопрос должен решаться без привязки к конкретным, пусть и трагическим фактам казарменного хулиганства или других болячек армии. Если уж религиозные деятели действительно хотят помочь Вооруженным Силам в деле духовного, нравственного и патриотического воспитания, то пусть это и станет тем знаменем, с которым они придут в части и на корабли.
