 |
| Красная звезда | Виталий Аньков | 21.02.2006 |
С Любецким я встречался в феврале 1995 года в Грозном, поэтому захожу в кабинет к Михаилу Петровичу, как заходят к друзьям.
— Вот, оказывается, где проводит отпуск заместитель командира дивизии…
Тепло здороваемся.
— А это что? — сразу обращаю внимание на лист ватмана в руках Любецкого. Впрочем, и так ясно: эскиз мемориальной доски. «Рядовой Набоков Иван Александрович. Погиб
1 февраля 1995 года при выполнении воинского долга… Награжден орденом Мужества (посмертно)». — И какое отношение рядовой имеет к морской пехоте?
— Волею случая, — Михаил Петрович говорит, как всегда, просто, с располагающими интонациями, — я оказался недавно в поселке Ярославский Хорольского района. — Поговорил с местной молодежью, спросил, нет ли среди них участников боевых действий. Оказалось, что был парень, который погиб в Чечне. Фамилия его мне показалась знакомой. Даже сердце екнуло. Позвонил Сергею Константиновичу Кондратенко (бывший заместитель командира дивизии, активно занимающийся увековечением памяти о погибших воинах. — Авт.) и он напомнил о пережитом… 12 февраля 1995-го… Сергей Платонов, командир десантно-штурмовой роты, после взятия высоты Сюрин-Корт доложил, что обнаружены тела семерых бойцов 245-го мотострелкового полка. Среди них и был Ваня Набоков… Да, он не морской пехотинец, но для нас он навсегда останется боевым товарищем… В общем, все бросив, я поспешил домой. Встретился с Кондратенко, с председателем совета ветеранов дивизии Виктором Ивановичем Надежиным. Сообща решили: надо, чтобы приморского парня не забывали. Нравственная обстановка в поселке, мягко говоря, далека от идеальной. Процветают пьянство, наркомания. Православный храм один, а религиозных сект целых пять… Моральный вакуум. Позже, пообщавшись с матерью Ивана, узнал, что с его могилы вандалы украли латунную звезду… Получив благословение, пошел в администрацию района, военкомат, школу, где учился Набоков, к ветеранам боевых действий, к руководству Ярославского горно-обогатительного комбината… В общем, 1 февраля 2006-го, в день, когда одиннадцать лет назад погиб Ваня Набоков, — открыли на стене его школы мемориальную доску…
— Насколько мне известно, и о своих, павших в Чечне, дивизия не забывает?..
— Однозначно. Едет, к примеру, боец в отпуск. Если в относительной близости от его родных мест находится могила бывшего морского пехотинца, он обязательно навестит ее, положит цветы, побывает у родителей… Сам планирую съездить в Тамбовскую область, в Нижний Новгород, где похоронены Володя Загузов, младший сержант, исключительно геройский парень, погибший 18 февраля, и старший матрос Андрей Сошелин. Андрей со мной служил еще в разведбате, очень положительный человек… Мы не вправе забывать тех, кто отдал жизнь ради России… К 300-летию морской пехоты в дополнение к имеющемуся мемориалу мы открыли аллею Героев Российской Федерации. В Чечне посмертно стали Героями майор Павел Гапоненко, старший лейтенант Сергей Фирсов, лейтенант Владимир Боровиков, прапорщик Андрей Днепровский, мичман Андрей Захарчук… На мраморных плитах высечены их имена, фотографии, и теперь любое посещение дивизии начинается с возложения цветов…
Вот так начался наш разговор с полковником Любецким. Разговор складывался сам собой и, как мне кажется, касался главного. Михаил Петрович из тех, для которых чужого горя не бывает. Сколько раз за одиннадцать лет я был свидетелем проявления его лучших человеческих качеств, сколько раз приходилось слышать о нем добрые отзывы!.. И по долгу службы не раз уже снимал.
ВОТ ОНА, самая первая фотография, сделанная в день нашего знакомства, 19 февраля 1995 года. Накануне был долгий, жестокий бой, о котором, кстати, «Красная звезда» детально рассказывала. После него в десантно-штурмовом батальоне из офицеров остались только лейтенанты, старшие лейтенанты и он, майор Любецкий, заместитель командира по воспитательной работе. Вместе с ранеными позже Андреем Ткаличем, Вадимом Чижиковым и другими офицерами, прапорщиками и контрактниками (матросов-срочников поберегли) Михаил шел под пули в самое пекло, но, слава Богу, остался цел… Именно за тот бой, как и многие другие его участники, был награжден орденом Мужества…
Впрочем, майор Любецкий не удивился, что его тогда даже не зацепило. Несколькими днями раньше с ним и его боевыми товарищами произошел случай, после которого он понял: ангел-хранитель — рядом.
А дело выглядело так. Двигались на бронетранспортере в районе химзавода. Михаил сидел в командирском люке. Матросов, как обычно, чтобы максимально обезопасить, разместил между поднятыми крышками боковых люков. На борту находился старший лейтенант Роман Дьяченко. Когда до завода оставалось уже немного, в районе его пропускного пункта Любецкий увидел вспышку. Тут же — удар о броню. Крепко тряхнуло, развернуло в люке, — возможно, даже была короткая потеря сознания. Первый вырвавшийся из груди крик: «Все живы?!» Выяснилось, что нет Романа Дьяченко. Стрелять в сторону завода было запрещено: там аммиак. Тем не менее Любецкий приказал водителю остановиться. Матросов спрятал за БТР, пулеметчику все-таки приказал отвечать огнем на огонь, а потом все стали искать Романа… Кричали, стреляли в воздух — тишина. Держать бронетранспортер на открытом месте было опасно. Решил вернуться в расположение батальона, чтобы взять для поисков офицера взвод. Когда подъехали, навстречу уже бежали встревоженные близкими выстрелами морпехи. И тут же из-за угла объявляется… целехонький Роман Дьяченко, которого при ударе гранаты, видимо, сбросило с брони. Обнялись, как братья…
— Товарищ майор, — позвал в тот момент Любецкого один из бойцов, — посмотрите!..
Михаил подошел к бронетранспортеру. Волноотражающий щиток был разворочен. Удивительный, просто уникальный случай! Граната попала между корпусом БТРа и щитком, ударившись двумя сторонами конуса. Взрыватель же препятствия не встретил, и, возможно, поэтому взрыва не произошло…
— В те минуты, — до сих пор не без волнения вспоминает Михаил Петрович, — я увидел перед глазами своих троих детей, младшему из которых было всего одиннадцать месяцев, и понял, что все это не случайно, что я еще нужен семье, нужен стране и, наверное, еще нужен Богу… И сказал себе: вернусь живой — построю храм!..
Вернулся. И вот он на снимке спустя года два держит бережно на руках спящего Мишутку. Спасителя своего…
И храм-таки построил. Но тогда, в феврале 1995-го, дорога к нему только начиналась… Когда позднее в расположение морской пехоты Тихоокеанского флота из Владивостока прибыл священник, желающих слушать его, пройти через таинство крещения было очень много. Слово православного пастыря укрепляло дух, помогало преодолевать нечеловеческие трудности, звало к победе, учило сохранять в душе такие свойственные русскому воинству качества, как сострадание и благородство…
Характерный пример. На высоте Сюрин-Корт, которую больше месяца удерживал десантно-штурмовой батальон, находилась деревянная мечеть. В самом начале длительной обороны было очень холодно. Но и в мыслях у морпехов не было разместиться в мусульманском храме. Более того, майор Любецкий строго наказал подчиненным: «Даже не приближаться!.. И не дай Бог, чтобы хоть одна маленькая дощечка пропала!»
Спустя некоторое время, когда позволила обстановка, в мечеть стали наведываться пожилые чеченцы. Со слезами на глазах они благодарили морских пехотинцев за неприкосновенность их святыни.
А вот снимок, на котором отец Игорь и полковник Любецкий в караульном помещении. Бойцы из свободных смен от появления неожиданного гостя, пасхальных подарков, поздравлений и благословений заметно взволнованы… Ничего подобного в их службе еще не было. Не привычные увещевания командиров слышат они, а нечто совершенно новое, трогающее душу…
Храм-часовню полковник Любецкий построил на территории главного госпиталя Тихоокеанского флота. Не один, конечно. Уже будучи заместителем начальника госпиталя по воспитательной работе (такой вот поворот судьбы), поговорил со многими участниками боевых действий — Андреем Ткаличем, Алексеем Шаломаем, Сергеем Ефремовым, ощутил решительную поддержку начальника госпиталя полковника медицинской службы Валерия Константиновича Семенцова, всех начальников отделений, в том числе и мусульманина полковника медицинской службы Октая Сергоевича Ибрагимова, и принялся за организацию наисложнейшего дела… Теперь в городе есть еще одно святое место, где можно вспоминать о погибших за Отечество…
ЕЩЕ ОДНО мгновение из жизни нашего героя. Снимок сделан во время 80-километрового марша молодых водителей. Подполковник Любецкий, заместитель командира полка морской пехоты по воспитательной работе, в люке бронетранспортера. Рядом развевается прикрепленный им самолично Андреевский флаг. Это тот самый флаг, который был с морскими пехотинцами в Чечне. Ох и доставалось Петровичу из-за него! Ругались некоторые начальники нещадно — демаскировка, мол, и тому подобное… А конфисковать рука ни у кого не поднялась. «Положите на одну чашу весов вашу демаскировку, — горячо доказывал майор Любецкий, — а на другую — мобилизующее значение флага… Что перевесит?!» Нечего было возразить. Оставляли в покое на какое-то время.
Действительно, что было в арсенале бойцов десантно-штурмового батальона, державшего высоту Сюрин-Корт? Боевой опыт минимальный. (Оставшись с лейтенантами, первое, что запросил майор Любецкий у командования, боевой устав Сухопутных войск, потому что сам он — выпускник Ленинградского высшего военно-политического училища ПВО имени Ю.В. Андропова.) Патроны — не сказать, что поштучно, но и не навалом. Питание скудное. Оставалось главным образом рассчитывать на боевой дух морских пехотинцев. А его надо было чем-то поддерживать, чтобы не иссяк преждевременно в потянувшихся, хотя и горячих, но все-таки буднях. Вот и поднимал Михаил Петрович Андреевский флаг, чтобы всем было видно — и своим, и чужим. «Духи» злились, лезли на сопку и раз за разом получали по «зубам». Бойцы веселели.
Многие до сих пор не могут понять, как он вообще оказался на войне. Отдельный разведывательный батальон, куда заместителем командира по воспитательной работе еще осенью 1994 г. Любецкий был переведен из ДШБ, к отправке в Чечню не планировался. Кто осудил бы его — отца троих детей, останься он дома? Тем более, так сказать, в законном порядке.
Я задаю Михаилу Петровичу этот вопрос еще раз. «Зачем? Почему? Разве долг перед детьми, которым еще расти и расти и которые без отца обречены на нищету, разве это не есть в определенном смысле долг перед Родиной?» Любецкий не торопится с ответом. Как не торопился и тогда, в декабре 1994-го, когда его вызвал замкомдива и сказал: «Михаил, я не настаиваю, но ты хорошо знаешь людей в ДШБ, подумай…»
Современная мудрость служивого люда, рожденная, говорят, еще в период «афганской» войны, гласит: «На войну не напрашивайся, от войны не отказывайся». Все правильно. Но слишком просто. Наверное, больше подходит для холостых…
Он шел из штаба дивизии в батальон и прокручивал в голове варианты развития дальнейших событий. Война без жертв не бывает. Значит, в домах, где живут офицеры и прапорщики, скоро поселится горе. Значит, утром и вечером надо будет глядеть в почерневшие лица женщин, детей. А как дальше служить? Воспитывать подчиненных героическими примерами войны, на которой сам не бывал?.. Нет, это невозможно!.. Выбора нет. И еще посмотрим, кто кого…
В общем, не дошел тогда капитан Любецкий до штаба батальона. Повернул назад, чтобы сказать заместителю командира дивизии: «Я согласен…»
НЕДАРОМ был и остается для Михаила Петровича кумиром генералиссимус Александр Васильевич Суворов, который заботу о простом солдате ставил превыше всего. Еще две символичные фотографии у меня перед глазами. На одной полковник Любецкий с охапкой сухих веток направляется к костру, возле которого греются после парашютных прыжков морпехи ДШБ. На другой он — с буханками хлеба. Кто-то скажет: не по чину. Есть, мол, у замкомдива и более эффективные способы проявить заботу о личном составе. Само собой. Кто спорит? Можно долго перечислять мероприятия, которые проводятся в дивизии с личной подачи или под руководством заместителя командира по воспитательной работе. Тем более что они действительно весьма эффективны. Например, активная профилактическая работа с молодым пополнением, когда на встречу с новобранцами приглашаются военные юристы, врачи, представители МВД, духовенства, женских организаций… Но не в характере Михаила Петровича с начальственным видом пройти мимо стола, за которым обедают матросы, если на нем подозрительно мало хлеба. Или отказать себе в удовольствии посидеть с ними у костра и поговорить не только о службе…
Давно и не мной подмечено: есть офицеры-воспитатели, у которых в планах-отчетах всегда полный порядок, но с трех метров все лица солдат или матросов им кажутся одинаковыми. И есть представители другой крайности — просто презирающие работу с бумагами. Думаете полковник Любецкий относится к золотой середине? Ничего подобного. При том что он не отрицает значения «умных» бумаг, с которыми умеет и в принципе любит работать (недаром с отличием окончил еще и Дальневосточный государственный университет и с отличием же — аспирантуру по специальности «Криминология и уголовное право»), большую (с ударением на первом слоге) часть своего служебного времени тратит — нет, нехорошее слово — направляет на живую, практическую работу с людьми. Прыжки с парашютом — Любецкий прыгает, забег на три километра — бежит вместе со всеми, корабли с десантом вышли в море — находится в твиндеке рядом с бойцами. А как еще узнаешь, чем дышат они сегодня? Время нынче особое, молодежь на глазах меняется. И не всегда в лучшую сторону…
Однажды еще в давнем разговоре я спросил у Михаила Петровича, как он относится к бытующему на флоте мнению, что добрым отношением матроса к себе не расположишь. Помню, Любецкий в знак категорического несогласия болезненно поморщился:
— Вранье! Тысячу раз — вранье! Если руководствоваться подобным тезисом, лучше к людям вообще не приближаться… Да, как известно, в семье не без урода. Но думать плохо обо всех — загонять себя в угол…
Убежденность в этом Михаил Петрович приобрел, конечно, не сразу, а в процессе службы, встречая все больше и больше замечательных парней, которые за справедливое к себе отношение платили только добром. На войне с такими можно было решить любую задачу… Что же касается «уродов"… На самом деле далеко не все из них таковы. Были случаи, когда Любецкому, он это признает, или времени не хватило, чтобы вывести человека на путь истинный, или опыта. Переживал всякий раз, конечно, но глобальных разочарований не испытывал. Однажды, например, к молодому матросу издалека приехала мама. Любецкий уговорил командира батальона отпустить парня на пару дней, хотя по большому счету он этого и не заслуживал. Отпустили. Михаил Петрович лично проинструктировал матроса, решил проблему с гостиницей, даже денег немного изыскал, а тот «в знак благодарности» укатил с матерью восвояси. Ругали Любецкого, конечно, крепко, но он до сих пор считает, что поступил правильно. Об одном жалеет: не представилось больше возможности увидеть матроса. Уверен, что можно было помочь ему уберечься от преступления. Каждый человек, считает Михаил Петрович, в юношеские годы подвержен соблазну запретного плода. Не дать ему оступиться — вот задача… Она вполне по силам при вдумчивой, кропотливой, наступательной работе.
Впрочем, свидетели могут подтвердить, что в общении с настоящими негодяями спокойный и выдержанный Любецкий выглядит со стороны весьма необычно. Оказывается, при определенных обстоятельствах он может быть суровым, и даже беспощадным. Проворовавшегося майора-продовольственника в Чечне так прижал в прямом и в переносном смысле к стенке, что тот и пикнуть не сумел. В двадцать четыре часа был изгнан из полка и отправлен домой. Говорят, где-то «бомжует» ныне… С отпетым уголовником, который в городском магазине пристал к женщине и угрожал ей расправой, у Михаила Петровича тоже разговор был короткий. Даже нож за пазухой не добавил хулигану смелости в противостоянии с участником боевых действий, представителем элитных войск России. Кстати, ту женщину Любецкий через полгода встретил… во флотском госпитале. Благодаря женскому телеграфу авторитет в новом коллективе долго завоевывать не пришлось…
НУ И последний по счету, самый свежий снимок, сделанный 9 Мая прошлого года во время парада. В нем, как выразился сам полковник Михаил Любецкий, отражено все: годы прежней службы и готовность нести ее бремя дальше.
