 |
| Красная звезда | Михаил Луканин | 10.02.2006 |
— Присуждение Нобелевской премии мира экипажу подводной лодки К-19 было бы в высшей степени справедливо. Считается, что эта премия наиболее политизированная. Вокруг нее всегда много споров, но в данном случае, уверен, ни у кого не возникнет сомнений, почему сделан такой выбор.
— Николай Андреевич, давайте еще раз напомним, что же произошло 4 июля 1961 года на К-19. И что собой представляла эта подводная лодка?
— К-19 была первой советской ракетоносной атомной подводной лодкой. У ее колыбели стояли маститые академики — Александров, Королев, Ковалев, Спасский. На вооружении К-19 состояли три межконтинентальные баллистические ракеты. В то время, о котором идет речь, она находилась в походе в арктических морях. Командовал лодкой капитан 1 ранга Николай Владимирович Затеев.
И с ним, и с другими членами экипажа К-19 я впоследствии неоднократно встречался, можно сказать, тесно сблизился, и у нас были не только длительные беседы о пережитом. Они мне также дали ознакомиться со своими записями и дневниками, которые предназначались для самых близких людей. Это бесценные документы, по которым можно в деталях восстановить максимально объективную картину тех трагических событий. Это я к тому, что не всему, что было показано в американском фильме со знаменитым актером Харрисоном Фордом в главной роли, следует безоговорочно верить (кстати, в оригинале картина называется не так, как она вышла в нашем прокате — «К-19», а по-другому, что-то вроде «Делатели вдов». Согласитесь, уже возникают вопросы). Но поговорим об этом подробнее чуть позже.
А пока представим себе: на стометровой глубине, над трехкилометровой бездной несется в кромешной темноте подводный ракетодром. Огибает айсберги. Конец затянувшегося похода. Экипаж устал, нервы на пределе. И тут тревожный доклад с пульта управления атомными реакторами: «Падает давление в первом контуре кормового реактора».
Из-за термического перенапряжения в трубопроводе возникли микротрещинки. Из первого контура кормового реактора ушла охлаждающая вода, как уходит она из дырки в электрочайнике. Что станет с электрочайником? Расплавится, потечет, сгорит… Примерно то же ожидало и подводную лодку, с той лишь разницей, что плавиться должны были не оболочки электроспирали, а урановые ТВЭЛы — тепловыделяющие элементы. Расплавленный уран скапливается в сферическом поддоне, и, как только масса его достигает килограмма, по всем законам ядерной физики следует атомный взрыв. И где — рядом с американской военно-морской базой на острове Ян-Майен! Поднимись над морем ядерный «гриб», что американцы могли бы подумать? А в мире к тому же и без того напряженно — Карибский кризис вызревает. Тут только начни — и пойдет полыхать… Что делать?
Стояло раннее утро. Люди всех континентов, начиная новый день, конечно, не подозревали, что их судьба, как и судьба планеты, решается сейчас не в ООН, не в Вашингтоне и не в Москве — в отсеках подводного ракетоносца. Спасение было не в казуистике международного права, а в решении замысловатой технической задачи: как не допустить расплавления урановых стержней, как охладить взбесившийся реактор? Инструкция предлагала отвести тепло, выделяемое ТВЭЛами, путем проливки, или, понятнее сказать, прокачкой, активной зоны реактора водой. Но как?! Конструкция реактора не имела для этой цели специальной системы, хотя механики К-19 во время приемки корабля убеждали строителей, что магистраль аварийного расхолаживания реактора совершенно необходима. Увы, на заводе не посчитали нужным «усложнять конструкцию и без того сложного агрегата». И вот теперь эту систему надо было создавать из подручных средств и, что самое страшное, монтировать ее в отсеке как минимум с тройной смертельной нормой радиации! Без защитных костюмов (их не было тогда), голыми руками, в армейских противогазах, которые защищают от излучения с той же эффективностью, что и пресловутые белые простыни.
Но кому-то надо идти умирать… Давайте еще раз назовем имена этих людей из кормовой аварийной партии, которым согласно корабельному аварийному расписанию выпал жребий шагнуть в атомный ад. Лейтенант Корчилов, которому было едва за двадцать. Остальным и того меньше — восемнадцать, девятнадцать: главстаршина Рыжиков, старшина 1-й статьи Ордочкин, старшина 2-й статьи Кашенков, матрос Пеньков, матрос Савкин, матрос Харитонов.
Потом эти имена в том же порядке лягут на могильные плиты…
Итак, температура в реакторе растет и, в конце концов достигнув запредельных величин, дальше уже не поддается приборному измерению. Уровень радиации в отсеках стремительно повышается. Когда аварийная группа Бориса Корчилова вошла в реакторный отсек, где предстояло работать, то люди увидели голубое сияние, исходившее от трубопроводов. Это светился от ионизации водород. Чем они дышали? Из-за вырвавшегося облака радиоактивного пара ту смесь уже и воздухом назвать было нельзя — сверхрадиоактивная аэрозоль. Интенсивность радиации на крышке реактора достигла в какой-то момент пятисот рентген. Кроме группы Корчилова в той адской парилке побывали еще два офицера, руководившие монтажом самодельной системы проливки, инженер-механик Анатолий Козырев и командир дивизиона движения Юрий Повстьев. Примерно через полтора часа все было закончено, охлаждение заработало. Но какой ценой! Люди из состава аварийной партии знали, что идут на верную смерть, что их мучительная смерть — вопрос нескольких дней. Но они пошли…
— Что было потом? Как вел себя экипаж, получивший сильные дозы облучения?
— Приведу записи из дневника командира корабля Николая Затеева. Он после всего случившегося принял решение возвращаться в базу. Идти туда по прямой — более трех суток. «Едва подлодка повернула на юг, как на мостик ко мне поднялись двое. Не буду называть их фамилии. Но это были мой замполит и мой дублер (командир резервного экипажа). Они настойчиво стали склонять меня к мысли, что надо идти на север — к Ян-Майену, высадить людей на остров, а корабль затопить. Я турнул их с мостика, и теперь к старым тревогам прибавилась новая: что если там, в отсеках, они подобьют разогретых спиртом матросов (чтобы снять нервное напряжение, командир разрешил личному составу выпить по сто граммов спирта. — Авт.), мягко говоря, к насильственным действиям? Я не исключал и такого варианта, хотя верил в своих людей и в итоге ни в ком из них, кроме замполита, не ошибся».
После устранения аварии был тяжелый штормовой переход домой. Вышедшая как назло из строя радиосвязь. Восстановление ее. Томительное ожидание помощи. Пересадка пострадавших людей на наконец-то подошедшие корабли. Процедура дезактивации. Госпиталь на берегу. Отправка тяжелобольных в Институт биофизики. Тихие похороны переоблученных подводников. А еще было многодневное расследование действий командира и других должностных лиц. С протоколами, показаниями, объяснениями, вызовами по ночам… Дело могло закончиться плохо. Спас экипаж академик Александров. Когда он прибыл в Полярный, где стояла К-19, и с борта эсминца замерил радиоактивное поле, то поразился тому, как подводники жили и действовали в нем несколько суток. Доложил Хрущеву: экипаж совершил подвиг — спас стратегический атомный подводный крейсер.
Специальной правительственной комиссией действия экипажа К-19 по ликвидации аварийной ситуации на корабле были признаны правильными. Несколько позже, в октябре 1961 года, на ответственном совещании, где решался вопрос о продолжении строительства атомного подводного флота, еще раз были отмечены грамотные действия моряков, сказано, что жертвы, принесенные экипажем, не напрасны. Многих матросов, старшин и офицеров наградили орденами и медалями. На всех действующих и проектируемых реакторах подобного типа были установлены штатные системы аварийной водяной проливки для охлаждения активной зоны.
— Как сложилась в дальнейшем судьба подводной лодки и ее командира?
— Знаете, всякий раз, когда я оказываюсь в безвыходном положении, как мне кажется, тупике, то мысленно ставлю себя в ситуацию, в которой оказался Затеев: на подводной лодке ядерная авария, реактор превратился в атомную бомбу замедленного действия (рванет — не рванет?), по отсекам гуляет незримая смерть — радиация, которая набирает силу час от часу. И никаких надежд на спасение: по закону подлости вышла из строя антенна главного передатчика. До родных берегов — тысячи миль. Пока дойдешь или дождешься помощи, плавучая «Хиросима» превратится в корабль призраков. Все вымрут от жестких лучей расщепленного урана.
Но даже если их и спасут, лично его, Затеева, ничего хорошего дома не ждет: лучевая болезнь, следствие особого отдела, трибунал… Командир отвечает за все, командир всегда прав перед подчиненными и всегда виноват перед начальством. В общем, куда ни кинь — везде клин. Полный мрак.
Проходит день, проходит ночь… Растет доза накопленных в организме рентгенов-бэров, на корабле, нельзя исключать, вызревает заговор: кто поручится за осознавших свою обреченность людей?
— Когда истек срок всех надежд встретить хоть какой-нибудь корабль, — рассказывал в откровенной беседе Затеев, — я спустился в свою каюту, достал пистолет… Как просто решить все проблемы, пулю в висок — и ничего нет. И тут я взмолился: Господи, помоги! Это я-то, командир атомохода с партбилетом в кармане! И что же?! Четверти часа не прошло, как сигнальщик докладывает с мостика: вижу цель! Бегом наверх! Без бинокля вижу — характерный черный столбик в волнах. Рубка подводной лодки. Наша! Идет прямо к нам. Услышали наш маломощный аварийный передатчик.
Судьба Затеева хранила… Те искусительные минуты, проведенные в каюте наедине с пистолетом, были переломным моментом в его бедах. Вдруг как по волшебству все пошло на лад. Экипаж пересадили на другие корабли, аварийную К-19 отбуксировали в Полярный и отремонтировали. (Она и сейчас еще на плаву, пережив своего командира). Лучевая болезнь отступила, позволив прожить еще 37 лет, под суд не отдали, а наградили орденом (хотя достоин быть дважды Героем — за первый вывод уникального стратегического корабля в забитую айсбергами Атлантику и за спасение людей и подводного крейсера после небывалой на флоте аварии). И жена его дождалась, и карьера не рухнула, напротив — пошла в гору. Службу Затеев завершил в Главном штабе ВМФ.
Может, и в самом деле услышал Господь исступленную молитву командира, вознесенную с борта охваченной невидимым пламенем атомарины? Ничем иным я не могу объяснить внезапное преображение его черной судьбины. Воистину, кто в море не ходил, тот Богу не молился.
Повезло ему и после смерти. Схоронили не где-нибудь, а положили в экипажный некрополь на Кузьминском кладбище в Москве. Он лег к своим морякам, которых послал на верную гибель в роковой час. Мемориал погибшим от радиации подводникам выполнен в виде корпуса субмарины, собранной из медных листов почти в натуральную величину. Могила Затеева пришлась как раз на второй отсек, где находилась его командирская каюта. В этом есть что-то мистическое: командир прибыл на борт своего загробного корабля.
Что касается судьбы подводной лодки К-19, то ей на своем веку пришлось хлебнуть лиха, как никакому другому кораблю. Ей предстояло еще пережить страшный пожар в феврале 1972 года, в огне которого погибли 28 человек. Были и другие жертвы, еще даже на стадии постройки. Трудно об этом говорить. Много, слишком много потребовал человеческих жертв первенец советского стратегического атомного флота. Недаром подводники прозвали К-19 «Хиросимой» Северного флота. Вот такой горький юмор…
— Вам довелось поездить по миру, встречаться с американскими и английскими подводниками. Известно ли им о реальной жизни советского, а теперь и российского флота, о наших героях?
— Разве что очень узкому кругу лиц, аналитикам, специализирующимся по этому направлению. А в массовом морском сознании о русских подводниках, о том, как они решают свои проблемы, как живут и умирают, отложилось немногое. Конечно, о кое-каких знаковых событиях, происходивших у нас, они что-то слышали. Знают о «Курске», «Комсомольце», о том, что затонули у берегов Америки К-129, К-219. О той же К-19, после того как о ней был снят художественный фильм. Но все это или в общих чертах, или в интерпретациях, характерных для периода «холодной войны». Впрочем, и мы не можем похвастаться большими знаниями о том, как действовали американские моряки в сложных ситуациях. Немного известно об атомных подводных лодках «Трешер» и «Скорпион», которые тоже погибли. А ведь были у них и другие аварии с человеческими жертвами.
— Теперь — более подробно: какое оставил впечатление американский фильм «К-19».
— У меня сложное отношение к нему. Я смотрел эту картину вместе с ветеранами К-19, пережившими те трагические события. Они были в шоке, и не только от того, что снова обожгло воспоминаниями. Ведь это фактически они, реальные прообразы киногероев, предстали с экрана. Увиденное же вызывало протест. Ну невозможно представить, чтобы пьяный подводник валялся кулем на боевом посту. Или чтобы в торпедном отсеке откуда-то взялось ведро с горючей жидкостью типа керосина, и от этого возник пожар. Чтобы манометр заработал только после того, как по нему ударили. Чтобы лодка при всплытии, вопреки законам физики, вспарывала рубкой, словно тонкий холст, лед на полном ходу. Много там подобного рода нелепых моментов. Конечно, не все в походах бывает строго по уставу, но не до такой же степени! Довольно отчетливо в фильме прослеживается и мотив американского превосходства — это тоже не ускользнуло от внимания ветеранов и глубоко их задело.
Авторы фильма «К-19», которые, кстати, приезжали на Северный флот, встречались и с ветеранами реальной К-19, и с теми офицерами, кто служит сейчас, говорили, что, мол, да, мы все понимаем, но вы — профессионалы, знаете все особенности службы на подводных лодках, все мелочи. А фильм предназначен для широкого зрителя, и ему нужно преподносить сюжетные линии в упрощенном виде. Ветеранов настолько обидели голливудские штампы, что они в результате отказались, как это было задумано по сценарию, сняться в заключительном эпизоде ленты — как они собираются на Кузьминском кладбище и поминают рюмкой водки своих погибших товарищей. В этой сцене были заняты актеры.
— Честно говоря, даже не знаю, что тут сказать… Ну, сделан фильм под западного зрителя, несвободен от мифов «холодной войны». Тем не менее, может, все-таки зря столь остро отреагировали на картину ветераны? В ней ведь показан героизм русских подводников. В этом ее пафос.
— Ветераны имеют право судить строго. Для них это не зрелище, не художественная фантазия с лихо закрученным сюжетом. Это не чья-то, а их жизнь и судьба предстают с экрана. И как это показано, им небезразлично. Но я согласен с тем, что фильм заслуживает, конечно, же и самых добрых слов. Американцы впервые сняли кинокартину о хороших русских, и это можно назвать прорывом в западном общественном мнении. Да, впервые в западном кино русские военные люди были показаны не какими-то кровожадными типами, а мужественными людьми. Они в открытом море оказались в безвыходном положении и самоотверженно боролись за жизнь корабля. И победили! Истинное значение этой победы, масштаб того, что в действительности стояло на кону в той смертельной схватке, во всей полноте открылись много позже, уже в наши дни. В чем состоит чудовищная сила ядерного оружия (подчеркнем — оружия!), к 1961 году было известно, разумеется, всем. А вот к каким последствиям для всего живого, для всей планеты может привести взрыв реактора, тогда, на заре ядерной энергетики, никто еще до конца не знал. Об этом люди узнали после Чернобыля. А до него оставалось двадцать пять лет.
От редакции. На Нобелевскую премию мира кандидатов всегда немало. Нет недостатка в них и сегодня. Но еще никогда на премию мирового звучания не выдвигался экипаж боевого корабля с атомной силовой установкой и ядерным оружием на борту. Между тем моряки-подводники с К-19 глубоко осознанным самопожертвованием, ценой здоровья и жизни, поразительной изобретательностью, которая в экстремальных условиях не покидает лишь самых мужественных людей, предотвратили беду планетарного масштаба, возможно, даже войну. Нет сомнений: будь в наше время жив великий Альфред Нобель, он склонил бы перед ними голову в знак искреннего уважения.
