 |
| Спецназ России | Владимир Мейлицев | 30.01.2006 |
Что такое А-35
Военные выдали Кисунько «Плановое задание», в соответствии с которым надо было создать многоканальную систему с противоракетами в ядерном снаряжении, которая должна была обеспечить перехват на высоте и дальности 350 км нескольких моноблочных ракет «Титан"-2 и «Минитмен"-2, летящих с разных направлений, с вероятностью 0,995.
Боевой части с обычным взрывчатым вещёством всё-таки не поверили. Решили, что сбивать надо ядерным взрывом, но зато на большой, практически заатмосферной высоте. Впрочем, Кисунько и сам понимал «зыбкость» неядерного варианта, и именно по его указаниям была разработана «специальная» боевая часть для противоракеты В-1000.
В конце 1959 года был закончен первый аванпроект боевой системы А-35. Под словом «система» здесь подразумевается комплект локаторов, стартовых позиций и других средств для обороны одной локальной зоны. Естественно, первую конкретную географическую конфигурацию стали прорабатывать для района Москвы. В дальнейшем имелось в виду создать подобные зоны вокруг других важных центров на всей территории страны.
Что же должен был представлять собой «единичный комплект» системы А-35?
В его состав включались главный и запасной командно-вычислительные центры и стрельбовые комплексы, распределенные по Подмосковью. К этому времени архитектура системы была несколько изменена. Если в экспериментальной системе «А» радиолокатор точного наведения (РТН) следил и за целью, и за ракетой, то для боевой системы предусматривались отдельные станции: радиолокатор канала цели РКЦ-35 и радиолокатора канала изделия РКИ-35. Подсистема наведения одного стрельбового комплекса должна была состоять из четыре разнесенных РКЦ-35, возле каждого из которых располагались по два РКИ-35 (это был период, когда Кисунько счел необходимым «подкрепить» свою триангуляционную схему четвертым узлом наведения). Для поражения одной цели планировалось пускать четыре противоракеты — две на головную часть и две на корпус последней ступени. Ещё четыре ПР должны были находиться в резерве; только таким образом можно было рассчитывать на заданную надежность поражения. Итого: один стрельбовой комплекс из четырех РКЦ-35 и восьми РКИ-35 обеспечивал поражение одной двухэлементной баллистической цели в одном боевом цикле.
Это один стрельбовой комплекс. А потребное количество таких комплексов вокруг Москвы разработчики на протяжении 1959 — 63 годов оценивали по-разному: от 16 до 48! Сложность задачи опять приводила к каким-то «можаровским», заоблачным результатам. (Георгий Миронович Можаровский, руководитель проектной группы, давшей первые количественные оценки состава системы противоракетной обороны отдельной территориальной зоны. — См. «Спецназ Росси"и, ноябрь 2005 года).
Если ещё добавить к этому, что просматривали, например, вариант прикрытия средствами А-35 четырнадцати крупнейших городов Союза…
Впрочем, можно вспомнить американские планы, составлявшиеся на несколько лет позже: масштабы развертывания «Сентинел» в 1967 году варьировались от 1000 до 4000 пусковых установок, а максимальный вариант «Сейфгарда» (тоже «ограниченной системы») в 1969 году подразумевал строительство 12 комплексов (1200 противоракет) к началу 1980-х годов. У наших при минимальном числе стрельбовых комплексов получалось 14×16×8 = 1792 ракеты. Вполне сравнимо.
Правда, кроме противоракет, в каждом комплексе было фиксированное, и немалое, число обслуживающих стрельбу РЛС. Даже при 16 комплексах вокруг Москвы их требовалось 192. Военный совет войск ПВО счел такие цифры нереальными.
Кисунько приказал проверить возможность поражения цели одним РТНом — без триангуляции. Был построен новый боевой алгоритм и его «обкатка» на ЭВМ дала примерно те же результаты, что при методе трех дальностей. Надо полагать, что это стало возможным в результате накопления опыта создания всё более совершенных алгоритмов цифровой обработки радиолокационных сигналов. В одном из пусков на системе «А» была проведена проверка одностанционного метода и он получил право на жизнь.
Проект был доработан, и в июне 1961 года было принято решение о начале серийного производства средств системы А-35.
Количество перехватываемых МБР, после долгих споров, было конкретизировано — 18 штук. В качестве средства дальнего обнаружения утвердили РЛС «Дунай-3» В.П. Сосульникова. А 22 января 1962 года военные завершили формирование управления по контролю за строительно-монтажными работами на объектах системы А-35 и этот день принято считать днем рождения противоракетной обороны. Строительство объектов под Москвой началось в октябре 1962 года.
Система дальнего обнаружения АО-35 должна была обнаруживать межконтинентальные ракеты на дальности 3000 км с вероятностью 0,95. Станция должна была сопровождать до 18 «трехчленных» целей: боеголовка, последняя ступень и сброшенный головной обтекатель. Точность данных, передаваемых на стрельбовые локаторы — 0,25 градуса по углам и 0,25 км по дальности. Частота ложных тревог — не более одной в сутки.
Как уже говорилось, систему дальнего обнаружения решили делать на основе станции «Дунай-3». Из соображений системной оптимизации решено было строить не одну сверхбольшую станцию со сверхмощным излучением, а систему из 24 секторных станций, расположив их по три в восьми радиолокационных узлах вокруг Москвы. Станции получались с умеренными габаритно-мощностными параметрами и вдобавок все вместе обеспечивали двойное радиолокационное поле. Но и эти «умеренные» станции были велики: так, приемная антенна «Дуная-3», построенного потом в Кубинке, имела вид шалаша высотой 128 м, размер собственно рабочего полотна — 100×100 м. Остальные сооружения были столь же впечатляющими.
На «Дунае-3» был реализован полностью автоматизированный процесс захвата и сопровождения целей. Алгоритм долго совершенствовался, и в конце концов операторы только следили за индикатором, на котором разными цветами высвечивались трассы спутников, ракет, воздушных целей и отражения от местных предметов.
Радиолокатор канала цели РКЦ-35, чтобы работать по парной цели, был выполнен двухканальным, его основная антенна зеркального типа имела диаметр 18 м и защищалась радиопрозрачным укрытием. Дальность обнаружения составляла 1500 км.
Радиолокатор канала изделия РКИ-35 был одноканальным (вел одну ПР), но зато имел две антенны — одна, 7-метровая, формировала узкий луч для сопровождения противоракеты на траектории перехвата, а вторая, диаметром около 1,5 м, — широкий луч для вывода стартовавшей ракеты на эту траекторию. Таким образом, функции РКЦ были расширены введением в их перечень задач, выполнявшихся в системе «А» специальной станцией визирования противоракеты — РСВПР.
За годы, прошедшие со времени проектирования экспериментальной системы «А», вычислительная техника сделала огромный шаг вперед. Она вступила в период своего второго поколения — на твердотельных дискретных полупроводниковых элементах. Следствий из этого было много.
Во-первых, многократно выросла надежность каждой отдельной ЭВМ. Во-вторых, возросла производительность — машины стрельбового комплекса А-35 выполняли уже 500 тысяч операций в секунду, а емкость их оперативной памяти составляла 32 К 48-разрядных слов (интересно сравнить с данными ЭВМ М-40 системы «А» в статье в декабрьском номере 2005 года). Снизилось энергопотребление (а значит, требования к технологической системе кондиционирования), улучшилась контроле- и ремонтопригодность. Резко уменьшились габариты ЭВМ.
В результате на умеренных площадях можно было разместить многомашинные системы из надежных и быстродействующих (конечно, сравнительно) ЭВМ. Комплект стрельбового комплекса состоял из восьми основных машин и двух машин горячего резерва. Из основных машин шесть обсчитывали траекторные данные, а две остальных занимались целераспределением и управлением стрельбой.
«Сатурн» и «Таран»: несостоявшиеся альтернативы
Система, получившая название «Сатурн», строилась на сочетании наведения с земли с самонаведением на конечном участке: все радиолокационные средства работали в режиме непрерывного излучения. В 1958 и 1959 годах были разработаны макеты многих основных узлов системы, их испытали в лабораторных и частично в полевых условиях. На основе полученных результатов в конце 1959 года был одобрен аванпроект, а в 1960-м разработан эскизный проект.
Параллельно в КБ-1 патриарх советской ПВО Александр Андреевич Расплетин разворачивал работу по универсальной противоракетно-противосамолетной системе обороны Московского промышленного района. Исследовался и мобильный вариант системы под названием «Призма» — для ПРО-ПВО войск. В 1961 году материалы НИИ-648 по «Сатурну» были переданы в КБ-1, и направление работ Расплетина решением ВПК было определено как создание системы мобильных средств борьбы с перспективными аэродинамическими целями (они тогда порой назывались ультразвуковыми летательными аппаратами) и баллистическими ракетами среднего радиуса действия. Систему назвали по-ПВОшному: С-225.
Просто к слову: обратите внимание, здесь речь идет о том, что во времена Клинтона и Буша-младшего стали называть «нестратегической системой ПРО театра военных действий». Я, конечно, понимаю, что Россия не является родиной слонов, но всё же это интересно. Кстати, может быть, такая планка, поставленная в 1961 году, привела к тому, что в 1970-х у нас появился С-300…
Перспективным проектом С-225 заинтересовался очень активный в те годы Владимир Михайлович Челомей. Он тогда пропагандировал свой противоракетный проект «Таран», обещая воплотить в нем сравнительно недорогую систему защиты территории СССР от массированного удара МБР. Надо сказать, что А-35 сильно раздражала высшее руководство: при ее громадной стоимости разработчики твердо заявляли, что она не сможет отразить массированное ракетное нападение. А «Таран» за это брался. Правда, при единственном сценарии атаки.
В своем проекте Челомей собирался в качестве противоракеты использовать стратегическую МБР среднего класса УР-100 (8К84) своей разработки. Предполагалось, что нападающие МБР летят по оптимальной траектории, то есть через Северный полюс, причем все одновременно достигают зоны обнаружения системы «Таран». Там их встречают РЛС дальнего обнаружения, созданные как развитие станции ЦСО-П Минца, расположенные для этого в Заполярье. Данные целеуказания передаются на станции обнаружения и сопровождения (на базе опять-таки минцевской ЦСО-С), удаленные от Москвы на 500 км, которые обеспечивают наведение противоракет УР-100. Последние поражают атакующие ГЧ своими боезарядами 10-мегатонной мощности. Все это происходит над северными границами СССР, а значит, не приносит особого вреда.
Может быть, при соблюдении упомянутого — довольно маловероятного — начального условия такое решение и привело бы к относительно приемлемому результату. Однако, что делать с вражескими ракетами, которые полетят не через полюс? С повторно-групповой атакой? Наконец, с ракетами подводных лодок? Ракетами средней дальности, стартующими из Европы?
Поэтому Челомей проявлял такой интерес к С-225. В 1962 году он предложил проект расширенного «Тарана», включавший С-225 в качестве второго, ближнего эшелона. Весь конец 1962 года предложение рассматривала комиссия Минрадиопрома и так и не смогла прийти к единому мнению. Но Челомей имел мощную поддержку в самых верхах, и 4 мая 1963 года вышло Постановление о создании системы противоракетной обороны страны (!), главным конструктором назначался Владимир Михайлович. А финансирование А-35 в июне было прекращено, строители стали разъезжаться с объектов.
Уже на стадии эскизного проектирования «Тарана» стало ясно, что дешевой системы не получится. Доведение секторных станций Минца до требуемого уровня характеристик в части дальности, широты зоны обзора и помехозащищенности оказалось не небольшим усовершенствованием, а очень серьезной модификацией. Хорошая межконтинентальная ракета 8К84, конечно, могла поднять на пару сотен километров термоядерный заряд в 10 Мт, но ни она сама, ни какие-то ее варианты в принципе не могли стать противоракетой — это понял и сам Челомей. Если добавить сюда размах задумки — ПРО целой страны, да ещё такой, как СССР! — то масштаб работ вырисовывался просто беспрецедентный.
Октябрьский 1964 года Пленум ЦК освободил Н.С.Хрущева от занимаемых должностей, и для Владимира Челомея наступило время «реакции». Вероятно, даже чрезмерной. Этот человек выдвинул множество смелых, порой более чем смелых проектов. Но ведь некоторые из них он воплотил в реальность! Можно вспомнить хотя бы его революционную морскую ракету П-5 с раскладывающимися крыльями. Фактически благодаря ему ВМФ СССР многие годы был единственным флотом в мире, имевшим на вооружении действительно боеспособные крылатые ракеты, которые к тому же можно было запускать с погруженных подводных лодок.
Но теперь у Челомея отняли даже разработку тяжелой МБР УР-200, вместо которой пошла янгелевская Р-36. Однако конец «Тарана» не означал прекращения работ по С-225.
С-225 и ее наследие
Тому есть несколько причин. Во-первых, первые опытные комплекты этой системы были доведены до высоких степеней технической готовности, что интересно само по себе. Во-вторых, многие решения, реализованные в ее элементах, были пионерскими для нашей промышленности, а отдельные достижения — просто уникальными на мировом уровне. В-третьих, большая часть изготовленной и отработанной для С-225 техники впоследствии долго и успешно применялась на полигонах в качестве инфраструктуры для испытаний «смежных» систем вооружения. Наконец, в-четвертых, кое-что из С-225 прямо вошло и по сей день находится в составе системы ПРО Москвы А-135.
Радиолокационная станция наведения системы С-225 (РСН-225) впервые в стране была построена на базе фазированной антенной решетки (ФАР). Станция, подобно РТНу экспериментальной системы «А», сопровождала одновременно и цель, и пущенную по ней ракету; зоной ее обзора была вся верхняя полусфера. Для передачи команд на борт противоракеты предназначалась станция передачи команд (СПК) с обычными зеркальными антеннами. Учитывая крайнюю напряженность циклограммы ближнего перехвата баллистических целей, весь процесс с самого начала планировался как полностью автоматизированный, с управлением от цифровых вычислительных машин.
Характерно, что, если антенные посты радаров системы располагались на неподвижных основаниях, то комплексы приемной, передающей, энергетической, связной, вычислительной и другой аппаратуры монтировались в законченном виде в контейнерах. Этот передовой подход позволял проводить автономную отладку крупных функциональных узлов системы в заводских условиях, обеспечивал простоту их транспортировки и монтажа на объекте.
Первой ракетой, разработанной для С-225, стала В-825 Петра Дмитриевича Грушина (автора ПР В-1000 экспериментальной системы «А» и А-350 системы А-35) — классическая двухступенчатая конструкция с твердотопливной первой ступенью и жидкостной — второй. Во время полета в атмосфере ракета управлялась обычными аэродинамическими рулями, вне ее — газовыми. Боевая часть — ядерная, малой мощности. Принципиальным требованием было нахождение ракеты в боевом состоянии, снаряженной и заправленной, в течение 10 лет.
Ракета делалась из титана, магния, алюминиевых сплавов. Газовые рули, которые должны были работать при температуре выше 3000° С, изготавливались из сплавов на основе вольфрама и молибдена. Противоракета имела стартовый вес 16,6 т, длину 18,5 м, диаметр по ускорителю 1,3 м. Диапазон высот применения — от 10 до 185 км, средняя скорость полета на дальность 115 км равнялась 1550 м/с.
Отработка и испытания ракеты длились 10 лет — от первого броскового пуска 27 июля 1967 года и пусков с управлением от внутреннего программного устройства, начатых в 1969-м, до первого перехвата баллистической ракеты средней дальности 29 октября 1976 года и перехвата МБР 28 июля 1977 года.
В том же году доводка В-825 была прекращена, и для этого была весьма серьезная причина.
Эта причина вводила в предкризисное состояние не одну команду противоракетчиков. Имя ей — ложные цели. Перед системой С-225 задача селекции ложных целей была поставлена в середине 1960-х годов. Тогда речь шла о легких ЛЦ, которые отстают от боевых блоков и сгорают на высотах 100 — 80 км. Этот «естественный отбор» называется атмосферной селекцией, и при состоянии техники середины 1960-х годов на какое-то другое распознавание рассчитывать не приходилось. Но времени для вычисления траектории «проявившегося» боевого блока остается уже меньше, чем в обрез. Поэтому, чтобы система С-225 жила, ей нужна была противоракета с беспрецедентными характеристиками.
К разработке ПРС-1 — такое название получила скоростная противоракета атмосферного перехвата — свердловское КБ «Новатор» в главе с Главным конструктором Львом Вениаминовичем Люльевым приступило в 1967 году. Незадолго до этого в КБ была создана ракета 3М8 для первого зенитного ракетного комплекса ПВО сухопутных войск «Круг», принятого на вооружение в 1964 году
Вообще-то скоростная — это мягко сказано. Расчеты показывали, что ракете за несколько секунд надо было разогнаться до скорости… 4 километра в секунду! (Что-то аналогичное умел делать только американский «Спринт», имеющий, по разным данным, конечную скорость от 3 до 4 км/с). Перегрузка при этом должна была достигать 300 g (140g у «Спринта»). Ладно бы только конструкция — ее элементы можно было рассчитать по имеющимся методикам и изготовить из понятных материалов, но ведь при таких ускорениях должна была работать электроника! Вот это была уже действительно «терра инкогнита».
Немало пришлось потрудиться и радистам: наведение осуществлялось командами с земли, а радиоволны хорошо экранируются плазмой, которая в таком полете образуется вокруг корпуса уже на 3-й-4-й секунде. Приемлемая геометрия расположения антенн была определена уже в ходе летных испытаний.
С помощью ЖРД так быстро разгоняться было невозможно — уже на А-350 и В-825 разработчики столкнулись с очень серьезными трудностями в части подачи жидких компонентов при больших ускорениях. Подходил только твердотпливный двигатель (РДТТ — ракетный двигатель на твердом топливе) с быстрогорящей смесью, который и был разработан в Пермском двигателестроительном КБ. Наиболее подходящим понятием для описания рабочего процесса в этом двигателе будет не «горение», а «управляемый взрыв»
По форме ракета — одноступенчатая, с отделяемой головной частью — представляла собой чистый конус, без всяких выступающих в поток частей. Ее конструкторам удалось далеко превзойти результаты «Спринта» — максимальная скорость ПРС-1 достигала 5,2 — 5,5 км/с! При таких скоростях поверхность ракеты нагревается до 2000° С, поэтому корпус защищен теплозащитным покрытием.
Повторим, ракета делалась специально для ближнего перехвата. Вопрос безопасности незащищенных объектов, военных или гражданских, не рассматривался. Существует множество целей, которые будут наверняка разрушены взрывом боеголовки мощностью, скажем, 350 кт, и наверняка не получат критических повреждений при уничтожении этой боеголовки ядерной боевой частью противоракеты мощностью несколько килотонн на расстоянии 10 км. Например, обвалованные укрытия для самолетов; или шахты баллистических ракет первого поколения, выдерживавшие избыточное давление только в 2,5 — 6 атмосфер; или танки на поле боя. Как мы помним, «Спринты» в составе системы «Сейфгард» предназначались для прикрытия хорошо защищенных в своих шахтах «Минитменов» и умеренно защищенных — насколько это возможно — собственных радаров системы ПРО.
Ракета ПРС-1 может перехватывать цели на расстояниях от 80 до 100 км и высотах от 5 до 30 км. Понятно, что при ее скорости весь боевой цикл занимает буквально единицы секунд. При этих временных ограничениях всё должно происходить предельно быстро, поэтому для управления применили газоструйные микродвигатели, «дующие» перпендикулярно продольной оси ракеты.
Такой двигатель включается через миллисекунды после подачи команды, и сразу же появляется боковая сила требуемой величины, разворачивающая корпус ПР в нужном направлении. А обычный руль? Всё равно, что он собой представляет — аэродинамическую поверхность или поворотную камеру ЖРД — в любом случае качает его рулевая машинка, электрическая либо гидравлическая. На ее электромагнитные муфты и приходит команда от усилителей системы управления. Дальше — электромагнитная постоянная, это, при характерных мощностях процессов, несколько десятков миллисекунд. Потихоньку руль или рулевая камера начинают двигаться, и вот теперь появляется желанная управляющая сила, причем она не сразу достигает максимального расчетного значения, а приближается к нему по мере поворота органа управления.
Потом руль ещё надо, подержав положенное время в отклоненном положении, вернуть обратно, иначе ракета проскочит нужное значение угловой скорости разворота. А «перпендикулярный» двигатель достаточно просто выключить — опять почти мгновенно. Помимо всего прочего, рулевую машинку, способную работать при таких ускорениях, можно поставить только разве что на пароход — очень она будет большая. Опять же, потребляемая электрическая мощность…
Из того, что можно почерпнуть в открытых источниках, следует, что ПРС-1 имеет длину порядка 10 м, диаметр более 1 м и стартовую массу порядка 10 т.
ПРС-1 долго создавалась и ещё дольше испытывалась и доводилась. Первый образец для испытаний был изготовлен в 1973 году, с 1978 года начались пуски с использованием наземных средств опытного образца системы С-225, а до первого пуска в замкнутом контуре управления дело дошло только в июле 1981 года. В апреле 1984-го был получен успешный перехват реальной баллистической цели: на дальности 40 км отклонение составило 50 м, что обеспечивало надежное поражение.
На этом испытания ПРС-1 со средствами системы С-225 были прекращены, а ракета была передана в состав системы А-135.
Когда мы говорим о совместных испытаниях противоракет со средствами системы С-225, речь идет об испытательном комплексе системы С-225 на Балхашском полигоне, называвшемся «Азов». Аппаратура первого опытного образца С-225, развернутая в составе «Азова», начала отрабатываться в 1971 году. Параллельно с автономными испытаниями ракеты В-825 шли проводки баллистических целей радиосредствами системы. Цели запускались с Капустина Яра, это были ракеты средней дальности, поэтому, как и при испытаниях системы «А», на них применялись доразгонные ускорители — чтобы скорость ГЧ соответствовала межконтинентальной. Со временем эти испытания стали взаимовыгодным сотрудничеством, так как «баллистические» ракетчики стали регулярно пользоваться информацией от С-225 при отработке ее злейшего врага — ложных целей, которыми они стали оснащать свои боеголовки.
Им это так понравилось, что второй комплект радиотехнических средств системы С-225 решено было развернуть на Камчатке, куда падали при испытательных пусках головные части межконтинентальных ракет. Этот комплект изготавливался по технической документации улучшенного, по сравнению с первым опытным образцом, варианта С-225. В частности, фазированными стали и приемная, и передающая антенны (у первого опытного — только приемная), увеличилась производительность вычислительных средств.
А в интересах самой системы С-225 этот усовершенствованный вариант был смонтирован в составе комплекса «Азов» в середине 1970-х и с 1977 года сменил там своего предшественника — первый опытный образец. В 1982 году были закончены его совместные с заказчиком испытания, и в 1985-м он был передан для обеспечения испытаний баллистических ракет.
Вот эти два комплекта, камчатский и балхашский, я имел в виду, когда говорил о том, что радиотехнические средства С-225 стали использоваться в качестве полигонной инфраструктуры в интересах «смежников».
Итак, «наземка» системы С-225 стала прибором для испытаний других систем. Сверхскоростная противоракета ПРС-1 вошла в состав системы А-135. Ракета В-825 «никуда не пошла» — в А-35 и ее модернизациях она не пригодилась, так как имела некую промежуточную дальность перехвата между А-350 и ПРС-1. С другой стороны, радиосредства А-35 не могли ею управлять, а «родная» С-225 никогда не была развернута в боевой конфигурации.
В целом же судьбу С-225 решил Договор по ПРО 1972 года: в середине 1970-х у нас была система А-35 вокруг Москву и «Аргунь» — полигонный комплекс «второго поколения» А-35 — на Балхаше. А Договор разрешал иметь только два района противоракетной обороны… Однако мы сильно забежали вперед. Вернемся в 1964 год.
И всё-таки А-35
Принятие одностанционного метода наведения привело к резкому сокращению минимально необходимого состава А-35 для московской зоны. Изменилось содержание термина «стрельбовой комплекс». Теперь он включал лишь один РКЦ и 2 РКИ, размещённых компактно — ведь триангуляция была больше не нужна, и на каждую цель было достаточно одного РКЦ. Стартовая позиция такого стрельбового комплекса содержала 8 противоракет, что позволяло выполнить два залпа по схеме: две ракеты на парную цель (ГЧ и последняя ступень), ещё две в «горячем резерве», на случай, если не сработает какая-то из основных. Если после окончания боевого цикла появляется ещё цель, для нее есть вторая четверка противоракет.
То есть один стрельбовой комплекс новой конфигурации выполнял работу четырех старых. Неудивительно, что у военных и гражданских руководителей перестало перехватывать дух при упоминании об А-35. К тому же количество радиолокационных узлов системы дальнего обнаружения АО-35 сократили с восьми до четырех, оставив на каждом по два «Дуная» вместо трех по прежнему проекту.
Правда, денег потом всё равно не хватало для выполнения очередного утвержденного объема работ. Ни денег, ни производственного потенциала, ни строительных мощностей…
Всё это приводило к переносам сроков ввода объектов А-35, распределению их строительства по «очередям». А тем временем приходили всё новые «вводные». Американцы переносили всё большую часть своих боеголовок в непроницаемые пучины океана, по коим их носители могли подобраться очень близко к морским границам Союза. Ложные цели становились всё совершеннее и разнообразнее, их количество росло по мере миниатюризации высокотехнологичных термоядерных зарядов. Боевые блоки многозарядных ракет, сначала просто выпадавшие «пучком» после сброса обтекателя (ГЧ рассеивающего типа), стали уметь прицеливаться каждый в свою конкретную цель (РГЧ ИН, или МИРВ), а затем ещё и маневрировать при этом (МАРВ). Да и число их возросло от трех на «Минитмен"-3 до 14 на «Трайденте». Великобритания, а потом и Франция, тоже ставили на свои «Резолюшны» и «Редутабли» многозарядные ракеты. Появилась новая опасность — низколетящие крылатые ракеты, малозаметные, высокоточные, дешевые. Картер склонил европейцев к размещёнию у них «Першингов"-2 и «Томагавков» наземного базирования. Китай настолько перестал быть «братом навек», что информацию о его вооруженных силах стали печатать в «Зарубежном военном обозрении» — в те социалистические времена с друзьями так не поступали.
Поэтому создание противоракетной обороны столицы превратилось у нас в непрерывный эволюционный процесс модернизации системы, десятилетиями державшей ее в неких промежуточных состояниях. Правда, эти промежуточные состояния стояли на боевом дежурстве, представляя собой хотя и ограниченный, но всё же реальный боевой оборонный потенциал…
Одностанционный метод наведения ещё раз подтвердил неизбежность применения ядерной боевой части противоракеты, поэтому последняя должна была обладать значительно более высокими характеристиками, чем испытанная в системе «А» ракета В-1000 — хотя бы потому, что сбивать надо было на высоте никак не менее 50 км, а не 25 — 30 км, как В-1000. Далее, в перечень мишеней для новой противоракеты — она получила «заводское» название А-350Ж — были введены ракеты с настильными траекториями, идущими под углом 15 — 20° к горизонту. Такую цель, чтобы соблюсти минимум высоты в 50 км, надо было сбивать очень далеко от пусковой установки. Кроме того, требовалось обеспечить возможность перенацеливания ракеты в полете по результатам работы алгоритма селекции ложных целей.
Испытания ракеты в штатной комплектации начались в сентябре 1967 года. Это была большая двухступенчатая машина — длина 17,9 м, диаметр корпуса 2,6 м, стартовый вес 32 т. Первая ступень представляла собой связку из четырех твердотопливных двигателей, вторая имела ампулизированный ЖРД на традиционных для советского ракетостроения гептиле и азотном тетраоксиде. Максимальная дальность и высота перехвата составляли, как и было задано, 350 км. Максимальная скорость ракеты порядка 2 км/с, мощность боевой части 2 — 3 Мт. Ракета хранилась в транспортно-пусковом контейнере и запускалась из него. Запуск происходил при одном из двух фиксированных положений ТПК по углу места — 60 или 78° градусов, — по азимуту обеспечивалось почти круговое наведение.
В первую очередь системы А-35 включили четыре стартовые позиции (каждая объединяет два стрельбовых комплекса, то есть имеет в своем составе 16 противоракет), два радиолокационных узла, в Кубинке и Чехове, основной и запасной командные пункты и систему передачи данных (СПД А-35).
Для создания последней было решено перейти от радиоролейных линий связи к кабельным. Акцентируя внимание на живучести в условиях естественных и преднамеренных повреждений, разработчики заложили в СПД отказоустойчивую топографию: узлы-потребители информации объединялись системой из внешнего и внутреннего колец и радиальных секторных связей между ними. Данные могли дойти к каждому потребителю разными путями; кроме того, были предусмотрены резервы и централизованная дистанционная система контроля для их оперативного подключения.
Первую очередь А-35 предполагалось ввести в эксплуатацию в 1967 году, но реально к этому сроку были завершены лишь монтаж и настройка полигонного комплекса «Алдан» в Сарышагане.
Как мы уже видели, в проекте системы А-35 образца 1964 года было очень много нововведений по сравнению с экспериментальной системой «А». Поэтому создание нового полигонного комплекса было очевидной разумной необходимостью.
Для целеуказания была построена РЛС «Дунай-3УП» — полигонный вариант «Дуная-3». Испытания «Алдана» завершились в ноябре 1969 года залповыми пусками противоракет по парным целям. Далее пошли отработки по боевым частям ракет средней дальности Р-12 и Р-14 с доразгонными блоками. После 1971 года наряду с противоракетой А-350Ж стали пускать ее модификацию А-350Р, система управления которой была доработана для перехвата в условиях «ослепляющего» высотного ядерного взрыва, делающего невозможными прием команд управления с земли.
С 1970 года по 1977-й на «Алдане» тренировались расчеты боевых стрельбовых комплексов А-35. Здесь они могли производить реальные пуски, чего, понятно, нельзя было делать в Подмосковье. Потом, до 1987 года, стреляли только во время оперативно-тактических учений. В 1990 году, ввиду окончательного физического устаревания техники, комплекс «Алдан» был демонтирован.
Тем временем работы вокруг Москвы продвигались очень трудно. Постройка четырех стартовых позиций, на каждой из которых находилось по два стрельбовых комплекса, названных «Енисей», шла с большим или меньшим отставанием по срокам. А тут ещё в США велись испытания МБР «Минитмен"-3 с разделяющейся головной частью, и анализ показывал, что даже все восемь «Енисеев» не в состоянии отразить нападение одного многозарядного «Минитмена"-3, оснащенного к тому же ложными целями.
Кисунько несколько усовершенствовал свой стрельбовой комплекс, после чего он получил название «Тобол». Было решено, что из восьми запланированных в первой очереди стрельбовых комплексов три будут завершены как «Енисей», а остальные станут «Тоболами». И тем не менее было ясно, что создаваемая А-35 не сможет работать по современным МБР и ракетам подводных лодок. С другой стороны, наработано было очень много и, что не менее важно, очень много было затрачено. Новые решения приходили в голову не только американским ракетчикам, но и нашим «антиракетчикам»; имелась возможность модернизации системы А-35 в будущем, либо постройки новой системы с задействованием элементов А-35. Назревало крупное организационное решение.
Такое решение было принято в Постановлении ЦК и Совмина от 10 июня 1971 года. Речь в нем шла о завершении строительства и проведении госиспытаний «первой очереди системы А-35 сокращенного состава». Восемь стрельбовых комплексов «второй волны» исключались, из восьми оставленных (в составе четырех стартовых позиций) три должны были быть «Енисеями», а пять — «Тоболами». Число узлов дальнего радиолокационного обнаружения было урезано с четырех до двух.
Реально в декабре 1974 года в опытную эксплуатацию была передана сокращенная система следующего состава: один (вместо двух) главный командно-вычислительный центр, один (вместо двух) узел дальнего РЛО, четыре стартовых позиции (при передаче войскам их назвали отдельными противоракетными центрами — ОПРЦ) с восемью стрельбовыми комплексами (три «Енисея» и пять «Тоболов») — всего 64 ракеты А-350, — система передачи данных, техническая база.
Эта система в самом лучшем случае могла отразить два восьмиракетных залпа моноблочных МБР. Но практически вряд ли можно было ожидать такого «самого лучшего случая».
31 декабря 1974 года министр радиопромышленности предложил Главкому ПВО прекратить работы по развитию системы А-35.
Это не значит, что разработчики средств ПВО признали окончательное поражения. Задолго до 1974 года они начали проектировать технику следующего поколения и такое предложение было внесено для того, чтобы перестать расходовать силы и средства на расширение системы вчерашнего дня, направив их на более перспективные разработки.
Не следует считать, что объекты А-35 только напрасно загромоздили Подмосковье. Речь не только о политическом значении системы — а без неё о чем можно было бы заключать Договор по ПРО 1972 года, который в течение 30 лет был одним из ключевых элементов мирового стратегического равновесия?
Есть, как минимум, ещё один резон.
Вот, например, сейчас Россия продает предпоследний авианосец. А последний оставляет себе — для того, чтобы не потерять возможность готовить кадры для палубной авиации, чтобы было на чём отрабатывать опытные образцы новой техники и оборудования. А когда будут средства (и если этого будет требовать статус страны и её военная доктрина), можно будет с открытыми глазами строить новые авианосцы.
Так и А-35. На ней создавалось то ядро войск противоракетной обороны, которое потом поддерживалось на модернизированной А-35М, эксплуатировало то, что было создано в рамках А-135. Благодаря тому, что от А-35 не отказались насовсем, у нас есть организации, способные заниматься новыми разработками в этой тематике.
Теперь, когда Россия поняла, что братания с Западом не будет, когда начались какие-то «шевеления» по части реанимации стратегического потенциала — что бы мы делали теперь в области ПРО без этого наследия системы А-35?
