То, что по жизни Судьба не только ведет, но и хранит его, подполковник Сергей Воронин не отрицает. Ведь сколько раз находился, что называется, на грани. В той же Чечне, в горах, ночью, когда свет фар боевой машины, вдруг сорвавшись с грунтовой дороги, буквально ушел в темноту. И в ту же секунду Воронину будто кто-то приказал: «Сергей, стой! Глуши двигатель». БМП тогда замерла в полуметре от края пропасти.
Или другой случай. При отходе с заминированного участка боец зацепил только что установленную офицером растяжку. Воронину едва удалось вытолкнуть «топтуна» из зоны поражения. Сам выбраться не успел. Но произошло невероятное: отделался… двумя царапинами от осколков.
В мотострелки с мечтой о небе
У Сергея Воронина — типичная судьба сына строевого офицера. Череду обжитых гарнизонов, привыкания к новым школьным товарищам сменил этап учебы в армейском вузе. Правда, мечтал Сергей не об окопах и директрисах полигона Ташкентского общевойскового училища, а о боевых самолетах, изо дня в день уходящих в синюю высь на патрулирование воздушной границы государства. Но, как говорится, не судьба. У приемной медкомиссии оказались весьма жесткие требования к здоровью абитуриентов.
«Не срослось» с военной авиацией, возможно, удастся стать гражданским пилотом", — логично рассудил Сергей. Однако путь к «мирной» мечте преградил отец — жестким разговором «по-мужски». За что сегодня, признается Сергей, он благодарен родителю.
В ходе распределения лейтенант Воронин получил назначение на Дальний Восток. Посчитал это добрым знаком. Срабатывало старинное курсантское поверье: «Подальше начнешь, поближе закончишь». И все, похоже, к тому идет. Не прослужив в ДВО и полгода, лейтенант Воронин был «обрадован» предписанием: убыть в распоряжение командующего войсками Северо-Кавказского военного округа. Начинался 1995 год.
Кровавая «оружейка»
Январский Моздок встретил взводного в своих лучших традициях — сыростью и снегом. Настроение — сродни погоде. Возможно, в том числе и поэтому, определяясь в кадрах, Сергей, не задумываясь, дал согласие принять участие в «восполнении некомплекта» Майкопской бригады. В тот момент он просто не знал о трагедии, постигшей «131-ю».
— Ощущение сопутствующей опасности проявилось чуть позже, на площадке аэропорта Северный, — вспоминает первый день в Чечне Воронин. — Я тогда еще не видел истинную трагедию Грозного. Максимум — расстрелянное здание аэровокзала и обломки пассажирских самолетов недалеко от ВПП. По-настоящему неприятный озноб пробил в тот момент, когда инструктировавший только что прибывших генерал, сделав акцент на фразе «обстановка ни к черту», приказал всем снять знаки различия.
В ту ночь из новичков мало кто спал. Необстрелянные офицеры, рассевшись вокруг «бывалых», молча переживали рассказы о том, чем «пахнет порох». В услышанное верилось и не верилось.
Прочувствовать обстановку удалось с рассветом. Утром весь личный состав принял участие в траурной церемонии прощания с погибшим командиром бригады полковником Савиным.
Апофеозом «шоковой терапии» стал момент получения боевого оружия. Воронин вспоминает:
— Начальник службы РАВ бригады, подведя нас к одному из контейнеров, распахнул железные дверцы. Из чрева емкости, сорвавшись с огромной автоматно-пулеметной «пирамиды», на землю посыпались АКМы. Но не сами условия хранения оружия поразили нас — следы засохшей грязи на нем и пропитанные запекшейся кровью ремни одним своим видом, казалось, сковали руки-ноги. «Ну, что смотрим? — нарушил немую картину хранитель „кровавой оружейки“. — Получаем автоматы и — к месту построения».
Через час лейтенант Воронин уже знакомился с личным составом вверенного блокпоста.
«Брачная» ночь
Первый ночлег на новом месте выдался, мягко говоря, тревожным. Установленные мотострелками сигнальные мины срабатывали с завидным постоянством. Срываясь с мест на каждое срабатывание, взвод занимал оборону и «со всей дури» палил в район взлетающих «сигналок».
В кромешной темноте блокпоста еще не познавшему бой лейтенанту Воронину лишь с четвертого раза удалось успеть покинуть строение вместе с подразделением. Но наряду с собственными «минусами» взводный сумел отметить и серьезные упущения в действиях личного состава: суматохи много — результата мало.
— Что, впрочем, удивления не вызывало, — вспоминает Воронин. — Ведь в тот момент обязанности командира нашей роты исполнял батальонный зампотех. А технарь и ротный — совсем не одно и то же. И если бойцы что-то умели, то не благодаря усилиям ротного. Они хотели выжить, только и всего.
«Разбор полетов» состоялся утром. И два последующих дня взвод только тем и занимался, что изучал секторы огня, выстраивая систему обороны подразделения, улучшал имеющуюся маскировку, проводил пристрелку оружия, тренировался в метании гранат. «Под занавес» мотострелки нашпиговали минами беспокоящую по ночам ближайшую «зеленку».
Первая медаль
В разговоре Сергей признался: «Не будь блокпоста, не было бы взвода».
Недели службы, а по сути, жизни, на обособленном, регулярно обстреливаемом «пятачке» научили многому. «Осторожность, внимание, бдительность», — раз по пятнадцать — двадцать за день, до ощущения оскомины во рту, повторял подчиненным Воронин. И, наверно, не зря. С соседних блокпостов чуть ли не каждое утро поступала информация о раненых, а то и убитых. Воронинцев Бог миловал. Под обстрелами бывали, но потерь не несли.
В том числе и поэтому свой первый бой «лицом к лицу» подчиненные лейтенанта Воронина выдержали с честью. Это произошло в момент передислокации под Гудермес. Бойцы из взвода Воронина действовали в составе головной походной заставы (ГПЗ).
На группу из двенадцати боевиков нарвались внезапно. Те встречи также не ожидали. Как позже выяснилось, бандиты надеялись первыми выйти на высоту противоположного берега реки, занять оборону и с более выгодной позиции расстрелять втянувшуюся в низину колонну. Надеялись, да не успели.
В завязавшейся ожесточенной схватке мотострелки из ГПЗ продержались до подхода главных сил, сорвали план засады боевиков и, самое главное, не понесли потерь. За тот бой лейтенант Сергей Воронин удостоился медали «За отвагу».
В осаде
1999 год. Дагестан.
Первая атака на населенный пункт Тандо провалилась. При свете тусклой лампочки офицер рекогносцировочной группы старший лейтенант Воронин заполнял на ЦБУ журнал боевых действий батальона. На чистый лист бумаги ложились неровные строчки о раненых офицерах, 34 погибших солдатах, 6 сожженных БМП. В ту ночь на ЗИЛе-доходяге четырьмя рейсами он сам вывез из-под Тандо несколько десятков раненых. А утром, восполняя понесенные потери, принял мотострелковый взвод. В планах командования значился очередной штурм Тандо.
День готовились, в ночь выступили. С рассветом на подступах горы Паровоз втянулись в бой.
Огневое соприкосновение на расстоянии в 200 метров продолжалось недолго. Огонь боевиков был плотным, но малоэффективным. Оценивая действия обороняющихся, можно было предположить, что большинство из них находилось в состоянии наркотического опьянения. Особенно тот, рыжий, в тельняшке, огромного роста (он всякий раз вставал перед стрельбой) и, по всей видимости, недюжинной силы. Даже при стрельбе «от пояса» выпущенные им автоматные очереди ложились на местности ровной дорожкой, будто и не было у его оружия отдачи.
Воронин тотчас определил для себя: «Этот — мой». И, дождавшись, когда здоровяк вновь встанет из-за укрытия, короткой очередью сразил бандита наповал.
…Вперед продвигались с трудом. На склоне, за незначительной складкой местности, задержались на «пятачке». На площадке в два десятка квадратных метров «скучковалось» человек двадцать пять. Шаг в сторону из-за укрытия немедленно пресекался огнем снайпера.
— Вдруг, — вспоминает события того дня Сергей Воронин, — ко мне обратился один из бойцов: «Товарищ старший лейтенант, вдоль склона есть тропа. По ней, чуть дальше, можно подняться в Тандо. Ликвидируем снайпера — расчистим путь для всего подразделения».
— С позиции сегодняшнего дня я сознаю, что это была типичная авантюра, — продолжает рассказывать Сергей. — Но там, под пулями на склоне, нам было не до оценок поступков. Да и что за сила, рассуждал тогда я, — один снайпер, если есть возможность его обойти и обезвредить. Взял с собой четырех бойцов — и вперед.
До пролома в окружавшем Тандо ограждении добрались без проблем. Проникли внутрь. Справа «глухая» внешняя стена. Слева — ряд хозяйственных построек. Над ними по принципу «террасы» жилые дома.
Бойцы не прошли и пяти метров, как рядом с ними с характерным звуком шлепнулись о землю две ручные гранаты.
— И все же четыре секунды до взрыва гранаты — это много, — шутит, вспоминая ситуацию, Воронин. Сегодня он может позволить себе столь пренебрежительное высказывание. А там, в каменном «мешке», он даже подумать не успел. Просто сгреб в охапку рядом находившихся бойцов и вместе с ними буквально ввалился в ближайшую дверь сарая. В тот же миг за каменной стеной два подрыва слились в единый грохот.
«Заметил, гад», — процедил сквозь зубы один из бойцов.
Каждый из мотострелков тогда еще был уверен, что засевший в Тандо снайпер был один, без прикрытия.
Осмотрелись в занятом сарайчике. Большое помещение. Из него две двери в комнаты поменьше. В одной из них, почти под потолком, узкий лаз, выходящий на второй ярус «террасы». Это был шанс — вылезти и взять снайпера с тыла.
— Я перебросил автомат в положение «за спину», стал на руках подтягиваться к окну, — рассказывает Сергей Воронин. — Вдруг снаружи, совсем рядом под чьими-то ногами треснула черепица. Я отпрянул от оконного проема. Вскинул автомат на изготовку. Первая очередь — по ногам неизвестного. Вторая — контрольная. Состояние эйфории. Возвращаюсь к бойцам, говорю: «Задача выполнена. Выходим». И тут такое началось!!!
В той комнате, откуда вышел Воронин, одна за другой разорвалось восемь гранат. А дальше было пять часов обороны.
С небольшими перерывами в ту самую отдушину снаружи всовывалось до пяти автоматных стволов. Огонь велся при одном нажатии спускового крючка, до полного расхода магазина. Следом летели гранаты. Несколько минут перерыва, и адов грохот повторялся вновь. Но при всей своей кажущейся подготовленности боевики оказались не «профи». Они не учли, что помещения с обороняющимися мотострелками гораздо ниже их, стоящих наверху. Потому град выпущенных пуль лишь «вспахивал» центральную часть пола несчастной комнатушки.
Мат и угрозы бандитов раздавались и со стороны двери, и в единственное окошко под потолком. А чуть позже, сменив «гнев на милость», они стали предлагать солдатам выдать офицера в обмен на жизнь.
Часа через три интенсивность атак боевиков заметно снизилась. То ли выдохлись, устали, то ли боеприпасы пошли на убыль. В затянувшихся перерывах бойцы Воронина стали засыпать. Сказывалась предшествовавшая бессонная ночь, жара, голодный день. «Не спать. Не спать!» — устало повторял Воронин, уже, наверно, не столько для бойцов, сколько для себя.
Вдруг: «Русские свиньи, сдавайтесь. Все равно всех перебьем. Федералы вас бросили, они ушли, и никто уже не поможет». Затем абсолютная, давящая на уши тишина — пособник роя дурацких мыслей.
И правда, нарастало гнетущее ощущение одиночества, брошенности, безысходности. Тревогу добавило осознание: боеприпасы на исходе.
«Сколько гранат осталось»? — поинтересовался у бойцов Воронин.
Нашлось две Ф-1 и пара дымовых шашек. Негусто, с учетом, что и патронов в «магазинах» — на одну короткую схватку.
— Для себя я уже решил — надо прорываться, — вспоминает последние минуты в осаде Сергей Воронин. — Но в той ситуации я счел, что не имею права приказывать солдатам делать то же, что и я. Каждый сам должен был определиться: приняв последний бой, погибнуть, либо быть плененным, или, обрекая себя на неизвестный исход, попытаться все же выбраться из западни.
Все как один решили идти на прорыв.
Быстро согласовали план действий: сначала бросаются «эфки» — вправо и влево — в окно, держащее под прицелом весь уличный коридор. Ф-1 — гранаты мощные, хорошо расчистят путь. Следом — дымовые шашки. Под их прикрытием — рывком до пролома в стене.
В окно попасть не удалось. «Эфка» разорвалась под ним, на земле. Но поднятая пыль, смешавшись с дымовой завесой, создала густую пелену.
…Бойцам своего взвода, до сих пор находившимся на «пятачке» на склоне горы, группа Воронина свалилась будто снег на голову. И тут же укрытие мотострелков накрыл шквал огня из Тандо: по ним «работали» все — автоматчики, снайпер, расчет АГС. Но об истинной численности боевиков, засевших в населенном пункте, можно было лишь догадываться. Достаточно сказать, что, предотвращая попытку развертывания на окраине Тандо миномета, только снайпер разведвзвода сержант контрактной службы Успенский уничтожил 12 бандитов.
Возобновлять попытки штурма, небольшими, к тому же измотанными силами укрепленного населенного пункта было бы по-военному безграмотно. Пришлось отойти.
…"Товарищ полковник, — докладывал замкомбригу Игорю Егиазарову о возвращении с операции старший лейтенант Воронин. — Подразделение с поставленной задачей не справилось…"
Ответ старшего офицера Сергею услышать не довелось. Со стороны к строю мотострелков подошел командарм генерал Владимир Шаманов. Обращаясь к замкомбригу, спросил:
— Этот старший лейтенант был в Тандо, в том самом доме?
— Так точно, тот.
— Представьте его к Герою!
Молча, по-мужски пожав руку Воронину, генерал Шаманов ушел.
— За что такая честь, товарищ полковник? — растерянно спросил Егиазарова обескураженный Воронин. — Ведь мы задачу не выполнили.
— Ты из ада вышел. Без потерь. Тебе этого мало?
На вопрос одного из членов госкомиссии об очередном желаемом месте службы выпускник командного факультета Общевойсковой академии Герой России Сергей Воронин не задумываясь отрапортовал: «Направьте в Чебаркуль. Я еще батальоном не командовал».
Говорят: что ни делается — все к лучшему. Вакантной должности комбата в уральском соединении постоянной готовности на тот момент не оказалось. Чтобы не пребывать без дела «в распоряжении», подполковник Воронин дал согласие на перевод в состав оперативного управления штаба Приволжско-Уральского военного округа.
http://www.redstar.ru/2006/01/2101/404.html
