 |
| Посев | Кирилл Александров | 07.12.2005 |
Для первой пятилетки были характерны нищенский уровень жизни основной массы населения, товарный дефицит, рабская организация труда в колхозах, зарождение ГУЛага и карточно-распределительная система. На среднюю месячную зарплату в 1933 г. столичный рабочий мог купить 31 кг хлеба (в 1913 — 314 кг), или 7 кг мяса (в 1913 — 43 кг), или 5 кг колбасы (в 1913 — 25 кг), или 3 кг масла (в 1913 — 18 кг) или 3,5 кг сыра (в 1913 — 22 кг). Но наиболее важная деталь в очередном кризисе заключалась в том, что именно 75 лет назад судьба Коммунистической партии висела на волоске, возможно, едва ли не в большей степени, чем осенью 1919 г., когда офицерам элитных деникинских полков грезился звон колоколов Первопрестольной. Одной из малоизвестных страниц в истории необъявленной войны власти и народа стали массовые репрессии против бывших офицеров в Красной армии в связи с так называемым делом «Весна».
К осени 1917 г. почти 276 тыс. человек насчитывал русский офицерский корпус, неузнаваемо изменившийся за годы I мировой (Великой) войны. Одна из главных причин успешного развития революции заключалась в страшных потерях, понесённых русским офицерством, особенно в 1914 — 1915 гг. За 1914 — 1917 гг. в пехоте сменилось от 300 до 500% офицеров, в кавалерии и артиллерии — от 15 до 40%. Тем не менее, офицерство исполнило свой последний долг перед родиной. После октябрьского переворота 1917 г. именно офицеры, вместе с воспитанниками кадетских корпусов и юнкерами, стали ядром сопротивления антинациональному режиму Ленина и Троцкого. Более 50 тыс. офицеров были истреблены большевиками по профессиональному признаку в ходе красного террора в 1917 — 1920 гг. Из примерно 170 тыс. офицеров, участвовавших в Белом движении, около 55 тыс. погибли, около 60 тыс. оказались в эмиграции, и около 55 тыс. остались по разным причинам в РСФСР. Около 5 тыс. офицеров служили в армиях национальных государств, возникших на территории бывшей Российской империи. Около 50 тыс. офицеров большевики мобилизовали в РККА в 1918 — 1920 гг. в качестве военспецов, и это обстоятельство стало одним из важнейших факторов, позволивших им одержать победу в гражданской войне. Добровольно в РККА вступило совершенно незначительное число бывших офицеров, по разным источникам от 765 до нескольких тысяч. В 1920 — 1921 гг. к военспецам была добавлена часть бывших белых, попавших в плен (более 14 тыс.) и взятых на службу в РККА.
Московский историк С.В. Волков совершенно справедливо отмечал, что в принципе служба бывших русских офицеров большевицкой партии, «проявившей себя как главный враг и ненавистник офицерства», была ненормальной. На службу к большевикам шли по разным причинам. Несомненное меньшинство (например, М.Н. Тухачевский) — по карьерным соображениям. Кто-то надеялся спасти в водовороте красного террора семью (штабс-капитан М.А. Меандров), кто-то — перейти при первом же случае к белым (генерал-лейтенанты А.П. Архангельский и А.К. Баиов) или бежать за границу (генерал-майоры Б.В. Геруа, М.Е. Фастыковский). Одни, размышляя традиционно аполитично, наивно полагали, что они служат родине независимо от режима (генерал-майоры Д.К. Лебедев, В.А. Ольдерогге, полковник Н.Е. Какурин), другие вступили в РККА с целью конспиративной антибольшевистской работы (генерал-лейтенант А.В. Геруа, полковник В.Я. Люнденквист, подполковник В.Е. Медиокритский). Были те, кто испытывали разного рода иллюзии — по поводу «народнического» характера большевистской революции (генерал-майор А.И. Верховский, войсковой старшина Ф.К. Миронов, поручик Ф.И. Трухин) или якобы неизбежной эволюции армии и режима (генерал от кавалерии А.А. Брусилов, генерал-майор А.А. Балтийский). Большинству военспецов из числа офицеров, оставшихся в крупных городах, просто некуда было деваться от мстительной и кровожадной советской власти.
Большевики прекрасно понимали противоестественность института военспецов, независимо от степени демонстрируемой ими лояльности. Военспецы по мирочувствию и воспитанию всё равно оставались глубоко чуждыми рождавшейся в ходе социального эксперимента новой цивилизации. Поэтому доля военспецов в командных кадрах РККА неуклонно сокращалась: 75% на 1918 г., 53% на 1919 г., 42% па 1920 г. и 34% на 1921 г. В отличие от самих бывших офицеров, партийно-чекистская номенклатура всегда адекватно оценивала уровень потенциальной опасности, исходившей от них, независимо от того, служил ли офицер в РККА или жил на положении частного лица. Так, например, в 1927 г. в Ленинграде чекисты арестовали группу бывших офицеров Л.-гв. Финляндского полка во главе с полковником В.В. де Жерве — финляндцы слишком часто общались между собой, что вызвало подозрения. Бывший русский офицер всегда был в чём-то опасен советской власти, потому что, несмотря па все допущенные моральные компромиссы и изломанность, оставался способным к рефлексии и переживанию, переоценке совершённых поступков и честному восприятию текущих событий. Офицер, даже в личине краскома, оставался в советском государстве инородным телом и его судьба всегда висела на волоске. Так, например, 10 июня 1927 г. органы ОГПУ арестовали бывшего полковника, профессора Военной академии РККА А.Н. Вегексра, он был расстрелян по обвинению в контрреволюционной деятельности 2 сентября.
Одна из основ советской системы заключалась в том, что большевики постоянно манипулировали сознанием социально отсталых народных масс, умело переобъясняя в обстановке жёсткого идеологического диктата текущую реальность. В отношении военспеца это представлялось крайне затруднительным, со временем он начинал видеть ситуацию такой, какой она была на самом деле, а не какой её хотела представить партия. Физическое уничтожение во время коллективизации миллионов крестьян, то есть того самого парода, которому вроде бы служила Красная армия, в глазах нормально мыслящего человека очень трудно было выдать за крайне необходимое первоусловие построения общества социальной справедливости. Никуда не исчезли у многих бывших офицеров воспоминания о былой корпоративности — любви к родному полку и полковому знамени, тяге к однополчанам, верности традициям и полковым реликвиям. И по верному замечанию одного из чекистов, если эта «среда оставалась в определённый момент пассивной», это совершенно «не исключало возможности возникновения в ней активного сопротивления» в случае серьёзных социальных потрясений, каковым без сомнения должна была стать грядущая коллективизация.
Двухмиллионная русская диаспора за рубежом в массе своей оставалась непримиримой по отношению к советской власти и искала любых возможностей для продолжения борьбы. Созданный 1 сентября 1924 г. генерал-лейтенантом П.Н. Врангелем Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) к концу 1920-х объединял до 100 тыс. воинских чинов. Значение знаменитой операции «Трест», которой так гордятся чекисты, в большой степени преувеличено, благодаря одноимённому кинофильму. «Трест» нанёс моральный ущерб, когда выяснилось, что в 1923 — 1927 гг. сотрудники Великого князя Николая Николаевича (Младшего) интенсивно контактировали не с подпольной монархической организацией в СССР, а с ОГПУ. Но «Трест» не привёл к ликвидации РОВС и никак не отразился на готовности чинов Союза, в большинстве своём — боевых офицеров, к новому «весеннему походу». Не затронул «Трест» активности полковых объединений в эмиграции и деятельности военно-учебных заведений. Решение генерала Врангеля в 1927 г. о создании самостоятельной службы для действий на родине привело к гибели Главнокомандующего, отравленного в 1928 г. в ходе спецоперации ОГПУ. Врангеля на посту председателя РОВС сменил генерал от инфантерии А.П. Кутепов — георгиевский кавалер, последний командующий Л.-гв. Преображенским полком, непримиримый, жёсткий и убеждённый человек. В распоряжении Кутепова состояли 32 боевика. После разоблачения «Треста» их группами перебрасывали через границу в СССР для организации покушений на представителей партийно-чекистских органов.
Не очень результативные, но достаточно активные действия кутеповских боевиков отвлекли внимание контрразведывательного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ от наиболее важного направления деятельности нового председателя РОВС упорных попыток завязать контакты в среде военспецов. По крайней мере, в Киеве, Ленинграде и Москве такие контакты были установлены. Кутепов, не в пример большинству эмигрантов, подчёркивал ценность и значение военспецов. Например, генерал неоднократно заявлял о том, что после падения советской власти в России не будет ни Красной, ни Белой армии, а лишь единая Русская. Герой знаменитого 1-го Кубанского («Ледяного») похода 1918 г. во всеуслышанье объявил о том, что в возрождённой Русской армии никто не будет носить знаков отличия и наград периода гражданской войны, чтобы не обострять психологического разделения в офицерской среде.
Активная разработка чекистами военспецов вряд ли когда-либо прекращалась, но особенно она усилилась с 1924 г. Почему именно с 1924 г. Вероятно, потому, что именно в 1924 г. в доме бывшего генерал-лейтенанта А.Е. Снесарева состоялось собрание георгиевских кавалеров, о чём узнали органы ОГПУ. Кстати, па этом же вечере были Брусилов, а также бывшие генералы Д.Н. Надёжный, А.В. Новиков, А. А. Свечин, А.Г. Лигнау и др. Едва ли не решающую роль в освещении связей и контактов военспецов играл некогда крупный учёный, теоретик, генерал от инфантерии А.М. Зайончковский (1862 — 1926), чей двухтомный труд по истории I мировой войны считается классическим. Увы, с 1921 г. Зайончковский, а затем и его дочь Ольга Андреевна были сексотами органов ВЧК и давали подробные показания о критических настроениях в среде бывших сослуживцев по Русской Императорской армии, в том числе и о встречах в доме Снесарева.
Конечно, откровенные разговоры и корпоративные вечера ещё не образовывали состав преступления, но органам и этого хватало для запуска репрессивной машины. К сожалению, до сегодняшнего дня дела репрессированных па рубеже 1920-х — 1930-х бывших офицеров недоступны для исследователей. Реконструкция полной картины событий ещё впереди. Сейчас трудно судить, с кем контактировал РОВС в офицерской среде на родине в конце 1920-х. В 1929 — 1932 гг. репрессии затронули несколько десятков групп как военспецов, так и бывших офицеров, но пока мы не можем сказать, какие из этих групп уже принимали характер организаций, а в каких просто фиксировались резко отрицательные высказывания по отношению к власти. То, что и среди военспецов, и среди бывших офицеров, а также воспитанников кадетских корпусов и военных училищ они получили широкое распространение — не подлежит сомнению. Наиболее резкие отзывы вызвал очередной виток гонений на Церковь и нажим на деревню. Поэтому мы попытались расположить в хронологической последовательности известные нам факты, предоставив читателю возможность сделать собственные выводы.
Чем больше ухудшалась социально-политическая обстановка в СССР в связи с хлебозаготовительными кризисами 1927 — 1928 гг., тем более динамичными и активными становились Кутепов и его ближайшее окружение. Весной 1929 г. в отделах РОВС в Европе стала известной фраза Кутепова, произнесённая им в речи перед кубанскими и донскими казаками: «Сигнала '"Поход!» ещё нет, но сигнал «Становись!» уже должен быть принят". 21 октября в Москве чекисты расстреляли пять человек во главе с бывшим генерал-майором Н.Г. Высочапским, обвинённых в руководстве контрреволюционной группой в Главном управлении военной промышленности, которая была раскрыта в марте того же года. Репрессии против военспецов в промышленности продолжались и в 1930 — 1931 гг. 23 декабря 1929 г. в Военной академии РККА был арестован преподаватель кафедры артиллерии М.Г. Попов (бывший полковник), обвинённый «в связях с заграницей» (по линии РОВС?) и расстрелянный 17 августа 1930 г. 11 января 1930 г. зампред ОГПУ Г. Г. Ягода направил группе руководящих чекистов записку, в которой предложил подготовить в считанные дни план мероприятий «в отношении сплошной очистки деревни от кулацкого элемента».
В свою очередь 25 января генерал Кутепов в Париже предложил поручику М.Л. Критскому разработать план десантной операции на Кубань — один из очагов непрекращающегося вооружённого сопротивления в период коллективизации. Кутепов хотел высадить около 4 тыс. офицеров. Десант намечался на раннюю весну текущего года, отметим это обстоятельство. Критский собирался сделать доклад Кутепову 27 января, но 26 января председатель РОВС при попытке похищения был убит группой чекистов во главе с Яковом Серебрянским. В январе 1930 г. ситуация в стране настолько накалилась, что требовалось любой ценой убрать отважного генерала, собиравшегося лично принять участие в высадке. Открытое убийство Кутепова ошеломило эмиграцию. С гибелью второго председателя РОВС оборвались и многие связи, в том числе и среди иностранцев, обещавших морские транспорты. Заступивший на его место генерал-лейтенант Е.К. Миллер от идеи десанта отказался, а может быть, вообще не был в псе посвящён.
27 января в Москве был арестован преподаватель, бывший генерал-лейтенант А.Е. Снесарев, обвинённый в участии в монархической организации Русский Национальный Союз (РНС). Всего по делу РНС аресты затронули 50 человек (в т.ч. 13 организаторов и 26 активистов). 30 января Политбюро ЦК ВКП (б) приняло секретное постановление «О мерах по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В соответствии с принятым постановлением предполагалось на первых порах лишить имущества путём раскулачивания более 200 тыс. человек, из которых 60 тыс. — расстрелять или этапировать в концлагеря, а 150 тыс. выселить в отдалённые местности. В ночь с 5 на 6 февраля раскулачивание началось в Северо-Кавказском крае и далее захлестнуло всю страну.
С ареста Снесарева началось развитие дела «Весна», названного так потому, что обвиняемым — преподавателям Военной академии РККЛ, бывшим офицерам Генерального штаба и другим лицам -инкриминировалась подготовка военного переворота, намеченного на весну 1930 г., то есть параллельно с несостоявшимся кутеповским десантом. Аресты по «Весне» затронули Москву, Ленинград, Киев и другие крупные города СССР. Наиболее разветвлённые организации были раскрыты в Киеве (343 человека) и в Харькове зимой 1930 — 1931 гг. Всего в 1930 — 1932 гг. по делу «Весна» аресту подверглись 3 496 человек, в подавляющем большинстве военспецы. Опубликовавший пока единственную книгу о репрессиях против бывших офицеров в 1930 — 1931 гг. киевский историк Я.Ю. Тинченко попытался обобщить сведения о репрессированных.
Среди них оказались бывшие генералы В.Л. Барановский, Н.С. Беляев, В.Н. Гатовский, А.Г. Лигнау, Д.Н. Надёжный, В.А. Ольдерогге, С.К. Сегеркранц, А.Е. Снесарев, полковники братья Виктор и Владимир Моторные, А.Д. Тарановский, С.Д. Харламов, подполковник С.Г. Бежанов, капитан С.С. Ивановский и др.
На удивление совершенно разная судьба постигла репрессированных. Например, Бежанов, Ивановский, Ольдерогге, Владимир Моторный были расстреляны в 1931 г. Барановский, получив 10 лет, погиб в лагере. Лигнау освободили в 1933 г., но расстреляли в 1938 г. Тарановский, получив 3 года, исчез в Котласе. Исчез в лагере и Беляев. Надёжного выпустили в 1932 г., он дослужился до генерал-лейтенанта Красной армии и умер в 1945 г. Вышел в 1932 г. из заключения и Снесарев, скончавшийся в Москве в 1937 г. Харламова выпустили в 1931 г., он мирно окончил свои дни в Москве в 1965 г. Сегеркранц вышел из лагеря в 1934 г. тяжело больным инвалидом. Виктор Моторный отсидел полных 10 лет и умер в ссылке в 1949 г. Параллельно с делом «Весна» вскрывались группы бывших офицеров, упорно хранивших знамёна, регалии и реликвии своих воинских частей. Так, например, у бывшего командира 148-го пехотного Каспийского полка при обыске чекисты нашли полковое знамя. В Ленинграде к 7 февраля 1931 г. по «Весне» арестовали 373 человека, из которых подавляющее большинство расстреляли 2−3 мая. В Киеве расстрелы репрессированных по «Весне» состоялись в конце мая 1931 г.
По неизвестным причинам далеко не все добытые чекистами компрометирующие материалы ложились в оперативную разработку подозреваемых командиров Красной армии. Например, 4 декабря 1930 г. в Житомире в Украинском военном округе (УВО) был арестован командир 44-й стрелковой дивизии Я.А. Штромбах. (Бывший генерал-майор Ольдерогге, обвинённый в руководстве повстанческой организацией в УВО, был арестован тремя сутками позже сотрудниками окружного Особого отдела). 18 марта 1931 г. Штромбах дал следующие показания: «Приняв в 1926 г. 44-ю дивизию, я стал интересоваться, кто из начальствующего состава мог бы принять участие в нашей контрреволюционной организации. Сменив трёх начальников штабов [разных дивизий], я нашёл Трухина [будущий генерал-майор Красной армии и один из руководителей Власовского движения Ф.И. Трухин был начальником штаба 7-й стрелковой дивизии в 1926 — 1931 гг.], так как он по своему социальному положению и по своим антисоветским настроениям мог быть вполне приемлем, как член организации… Я сообщил Трухину, что в РККА есть военная контрреволюционная организация с целью свержения советской власти вооружённым путём и установления буржуазной республики. Трухин дал согласие принять участие в военной контрреволюционной организации».
И Штромбаха, и Ольдерогге расстреляли в Харькове в два часа ночи 27 мая 1931 г. Но Трухина, успешно продолжившего делать карьеру в РККА, репрессии по делу «Весна» не коснулись. Второй раз органы НКВД получили компрометирующие показания па полковника Ф.И. Трухина в июле 1937 г., но чистка вновь минула будущего власовского генерала. К этой загадочной истории добавим, что в период пребывания в немецком плену в 1941 — 1942 гг. и в бытность одним из ближайших соратников генерал-лейтенанта А.А. Власова в 1943 — 1945 гг. генерал Трухин практически никогда и ни с кем не делился воспоминаниями о собственной службе в Красной армии.
Так существовал ли заговор (или серия заговоров) в Красной армии на рубеже 1920-х — 1930-х? На наш взгляд, пока преждевременны любые однозначные ответы. Очень важным дополнением к «Весне» мы считаем тот факт, что фоном развития этого почти ныне забытого дела служил новый виток гражданской войны, вспыхнувшей зимой 1930 г. Если за 1929 г. через судебные «тройки» ОГПУ прошли 5 885 человек, то за 1930 г. — уже 179 620 человек, из которых 18 966 осудили к расстрелу. За 1930 г. чекисты зафиксировали по СССР 13 754 массовых выступления, в том числе 176 ярко выраженных повстанческих. Только за январь — апрель 1930 г. по СССР по данным ОГПУ состоялось 6 117 крестьянских выступлений, в которых суммарно участвовали около 1,8 млн человек. На Северном Кавказе, под Курском, на Кубани и в Сибири против повстанцев применяли артиллерию, танки и авиацию. Брожение затронуло и части РККА. В 1932 г. общее число отрицательных политических высказываний бойцов и командиров, зафиксированных Особыми отделами органов ГПУ в частях РККА, превысило 300 тыс., а в 1933 г. — достигло почти 350 тыс., в том числе угрозы повстанческой деятельности составили более 4 тыс. случаев. За 1933 г. в антисоветских высказываниях были уличены более 230 тыс. красноармейцев и более 100 тыс. командиров и начальников. В 1932 — 1933 гг. из рядов РККА по причине неблагонадежности были уволены 26 тыс. красноармейцев, командиров и политработников.
Бесспорно, что дело «Весна» естественным образом родилось из той драматической обстановки, которая реально складывалась в стране. На фоне столь грандиозных событий «Весна» стала лишь эпизодом той необъявленной войны, которая шла в России с момента октябрьского переворота 1917 г. и ни в коем случае не прекратилась с эвакуацией Белых армий в 1920 — 1922 гг. Но эпизодом важным и значительным. Автор убеждён, что внимательное изучение архивных материалов по «Весне» способно преподнести нам ещё немало сюрпризов. Даже три четверти века спустя.
Посев. 2005. N 11. С. 25−29.
