 |
| Religo.ru | Надежда Кеворкова | 20.05.2010 |
Те церковные люди, которые не облечены церковным саном и могут выражать свое отношение более жестко, считают, что это не обсуждение, а возмутительное и циничное забалтывание простого вопроса: все церковное создавалось верующими для веры. И должно быть им возвращено с максимальным тщанием, извинениями, в отреставрированном виде и без всяких условий. Верующие, и только они, по своему разумению могут решать, какие святыни и где именно они согласны хранить сообща с музейщиками. Государство же должно радоваться, что верующие по кротости своего нрава не требуют от него штрафов и компенсаций.
Все. Вопрос закрыт. Судьба всякой вещи решится на совместных собраниях верующих и специалистов по хранению музейных предметов.
Хорошо ли, плохо ли верующие хранили свои святыни — это дело верующих, а не государства, отделившего себя от церкви. Тем более это не дело самопровозглашенных судей, полагающих, что им верующие и государство передоверило некие моральные права охранять то, что они так запоздало называют общенародным достоянием.
Священные предметы — это достояние верующего народа. Неверующие специалисты могут быть к ним допущены. Но только по согласию верующих.
Ведь 90 лет назад кучка самозванцев с большим скрипом согласилась, чтобы верующие издалека и с трепетом могли наблюдать поругание святых мощей, разорение могил, переплавку священных сосудов, разрушение храмов, сдирание с икон окладов и выковыривание из них камней. Пользуясь советами этих экспертов, власти распродавали иконы и святыни за границу, а что осталось, переквалифицировали из святынь в музейные ценности.
Пришло время назвать поименно всех тех, кто подвизался на этой ниве. Не Сталина клеймить в обед и ужин, а назвать тех мелких винтиков, всегда приходящихся ко двору при любой власти. Что-то не слышно покаянных речей внуков тех деятелей. Или именно эти внуки теперь громче многих требуют осудить Сталина?
Много разоблачений знает наша непростая история. Однако не названы те, кто приезжал из столиц и приказывал крестьянам Михайловского жечь усадьбу Пушкина, кто проводил конфискации, взрывал церкви, расстреливал священство, монашество, божьих людей и калик перехожих.
Верующие люди придерживаются гораздо более широких взглядов, чем те, кто гонит верующих, хотя истинные фанатики светского, либерального и атеистического отряда постарались представить все наоборот. Так вот, верующие позволят музейщикам научно наблюдать за тем, к чему они сами подходят с благоговением.
Журналисты и обитатели интернета пишут заметки на тему, как реституция ссорит церковь и общество. Это еще одна подмена в череде подмен.
Когда власти 90 лет назад принимали решение о конфискации церковных ценностей, общество было против, однако власти упорно насаждали противоположное мнение. То, что общество было против, подтверждено многими фактами, однако их упорно стараются не замечать. Например, по сталинской переписи православными себя называли 56% граждан — неслыханная цифра, если принимать на веру миф о тотальной тирании той власти. Люди, называющие себя православными, не могут быть сторонниками конфискации имущества. По крайней мере те 56%, то есть большинство, которое не испугалось продекларировать свою верность.
Решение о конфискации собственности церкви принималось и осуществлялось против воли народа в рекордные сроки.
Мы живем в демократии уже 20 лет — эта демократия не спешит ничего вернуть верующим, демократическому большинству. Ведь православными себя декларируют, по разным подсчетам, 56−80% населения. Судя по той небывалой активности восстановления храмов и приходской жизни там, где еще сохранилась собственно сама жизнь, народ в своем большинстве поддерживает веру и ее атрибуты. Это трудно измерить — это просто видно, когда едешь или идешь по стране.
Да, православный народ поддерживает уровень религиозности не с тем фанатизмом, с каким бы это хотели видеть столичные интеллигенты, наши православные ваххабиты. И не с тем рвением, которое измеряют наши атеисты-пуристы. Уж они точно знают, как часто верующие должны ходить на исповедь и причастие. А верующие не дотягивают до их цифр, чтобы нравится им.
Этот сводный отряд православных ваххабитов и атеистов-пуристов не считает верующих достойными тех прекрасных музейных единиц, над которыми они чахнут. Не доросли.
В Греции я случайно упомянула в разговоре о том, что в уставе нашей церкви записано право на протест. Надо было видеть, с каким воодушевлением демонстранты-греки начали обсуждать эту весть. «Наверное, русская церковь — единственная, кто записал в устав это право», — сказали мои собеседники, одобрив это решение. Церковь — это все 56 или 80% народа, постящиеся и не постящиеся, молившиеся и не молившиеся, миряне и священство, трезвые и выпивающие, коммунисты и демократы, за Сталина или не очень. Они объединены просто тем, что признают себя таковыми, нравится это или не нравится многоречивой и ироничной, всезнающей и имеющей по любому поводу мнение группе лиц. Если вся полнота церкви осуществит свое право на протест — даже мирный, то мало никому не покажется.
Пора вернуть и извиниться.
