26−29 августа 1946 г. в Москве проходил крупный процесс над видными представителями русской диаспоры Маньчжурии, захваченными в ходе советско-японской войны. На скамье подсудимых находились: Григорий Михайлович Семенов, Алексей Проклович Бакшеев, Лев Филиппович Власьевский, Константин Владимирович Родзаевский, Лев Павлович Охотин, Борис Николаевич Шепунов, Иван Адрианович Михайлов, Николай Александрович Ухтомский. Никто из них, кроме Родзаевского, покинувшего СССР в 1925 г. в возрасте 18 лет, никогда не был гражданином СССР. «Правда» назвала их «руководителями антисоветских белогвардейских организаций и агентами японской разведки».
Главный фигурант процесса генерал-лейтенант Семенов с 1919 г. был атаманом Забайкальского казачьего войска. 4 января 1920 г. получил от Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака «всю полноту государственной и военной власти на территории Российской восточной окраины». В сентябре 1920 г. объявил о своем подчинении Правительству Юга России генерал-лейтенанта барона П.Н. Врангеля как Всероссийскому правительству. С сентября 1921 г. находился в эмиграции.
Процессу предшествовала пропагандистская кампания. В адрес Военной коллегии Верховного Суда направлялись письма и телеграммы от имени бывших красногвардейцев и красных партизан Сибири. В этих посланиях описывался «кошмарный разгул белогвардейско-семеновских и интервентских банд» в годы гражданской войны.
В зале присутствовали советские и иностранные журналисты, советские генералы и сотрудники госаппарата. Государственный обвинитель генерал-лейтенант юстиции А.П. Вавилов назвал всех подсудимых «семеновцами», хотя соратниками атамана можно назвать только двоих — генерал-лейтенанта Бакшесва и генерал-майора Власьевского. Бакшеев был заместителем Семенова и председателем Воинского казачьего правительства Забайкалья. Власьевский — начальником Казачьего отдела Штаба армии.
Трое из оставшихся пяти были участниками Белого движения: бывший министр финансов в правительстве адмирала А.В. Колчака Михайлов, а также князь Ухтомский и Шипунов. В эмиграции они занимались преимущественно публицистической деятельностью. Еще двое, более молодые, открыто называли себя фашистами: лидер Русского Фашистского Союза (РФС) Родзаевский и I его секретарь Охотин.
Военную коллегию интересовала не только деятельность подсудимых в период эмиграции и II мировой войны, но также и в период революции и гражданской войны в России.
Все восемь фигурантов в ходе предварительного и судебного следствия признали себя виновными в шпионаже в пользу Японии, диверсиях, терроризме, вооруженной борьбе против советского государства, в участии в подготовке совместно с японцами вооруженного нападения на СССР. В качестве подтверждения этих признаний использовались показания свидетелей — японских офицеров, находившихся в СССР на положении военнопленных. В качестве вещественных доказательств использовались статьи из русской эмигрантской периодической печати.
Семенов дал показания о том, как еще перед I мировой войной участвовал в вооруженном подавлении забастовочного движения, рассказал о своем намерении арестовать и расстрелять Ленина в 1917 г., о том, как в период гражданской войны с помощью японцев собрал пятидесятитысячную армию, которая совершала репрессивные акции против коммунистов в Забайкалье.
Семенов признал, что предпринимал карательные меры против населения в случае оказания сопротивления его войскам. Суд интересовала проблема взаимоотношений армии Семенова с японскими интервенционными войсками. Атаман признал, что получил на содержание армии 4 миллиона иен. Но сообщил, что уже в период эмиграции отверг предложение японцев возглавить восстание в СССР. В качестве финансового обеспечения этой операции японская сторона предлагала 20 миллионов иен.
Семенов показал, что в 1926 г. между ним и представителем японского правительства Танаки состоялся разговор, во время которого Танаки заявил, что когда он станет премьер-министром, то направит деятельность японского правительства на осуществление давно намеченного им плана отторжения Восточной Сибири от СССР. И добьется создания на этой территории «буферного государства». Пост руководителя этого государства Танаки обещал Семенову. Он рекомендовал активизировать подготовку белоэмигрантов к войне против СССР с таким расчетом, «чтобы они могли сыграть в ней свою роль». «После оккупации Маньчжурии, — показал Семенов, — я был вызван к начальнику второго отдела штаба Квантунской армии подполковнику Исимура… Он заявил мне, что японский генеральный штаб разрабатывает план вторжения японской армии на территорию Советского Союза и отводит в этой операции большую роль белоэмигрантам. Далее Исимура предложил мне готовить вооруженные отряды из белогвардейцев и доложить в ближайшее время о своих мероприятиях». Семенов рассказал также о передаче японцам сведений о Советском Союзе, которые ему удавалось собрать. По признанию Семенова, он получал за эту работу денежное вознаграждение. Во время II мировой войны он организовывал разведывательные школы и вместе с командованием Квантунской армии строил планы захвата азиатской части СССР.
Бакшеев и Власьевский давали показания в том же ключе. Бакшеев начал изложение своей политической биографии с 1906 г., когда он подавлял революционные волнения в Харбине. Оба признали себя организаторами белогвардейских вооруженных формирований. В обязанности Власьевского входило поддержание контактов с японским командованием, выработка совместных планов борьбы с Красной армией, получение и распределение финансов и оружия для семеновской армии. Согласно показаниям Власьевского, на содержание армии Семенова японцы отпускали 300 тысяч золотых иен в месяц. Они же снабжали ее оружием и обмундированием.
Шепунов, будучи офицером Дикой дивизии, принимал участие в Корниловском выступлении в августе 1917 г. Затем был одним из организаторов борьбы с большевизмом в Ашхабаде. Находясь в составе Закаспийской армии, зарекомендовал себя как один из самых активных офицеров. После поражения Закаспийской армии в 1920 г. отбыл в Персию, а оттуда — в Приморье, в армию Семенова.
Михайлов признал, что помогал японцам засылать агентов в СССР накануне предполагаемого вторжения в Сибирь в 1941 г.
Ухтомский подробно рассказывал о том, как «фабриковал антисоветские выдумки» для немецких и японских спецслужб. Ульрих сделал замечание, что Ухтомский получал деньги также и от спецслужб других держав, но «пока нас интересуют только японские и немецкие». Родзаевский и Охотин по возрасту не могли принимать участия в гражданской войне. Родзаевский сказал, что стал японским агентом в возрасте 18 лет, сразу после побега в Маньчжурию в 1925 г. Он также заявил, что Русское Фашистское Объединение (позже — Русский Фашистский Союз) было тесно связано с японским военным командованием в лице генералов Араки Садао и Койсо Куниаки. «Начиная с тридцать четвертого года возглавляемый мной „Российский Фашистский Союз“ под руководством японской разведки систематически забрасывал свою агентуру на территорию СССР. В ноябре тридцать седьмого года по предложению чиновника японской разведки Судзуки при РФС была создана секретная школа организаторов, готовившая руководителей подрывной работы на территории Советского Союза. Начальником школы являлся я».
Родзаевский назвал себя «фашистским идеологом», подробно описывал механизм функционирования возглавляемой им партии, останавливался на таких деталях, как партийная форма одежды, эмблемы, песни, жест приветствия. Заявил о том, что сотрудничал не только с японцами, но и с немцами. Он подробно рассказал суду о работе редакции партийных изданий: газеты «Наш путь» и журнала «Нация». Однако обошел вниманием свою позднюю публицистическую деятельность, в частности свою характеристику Сталина как «величайшего российского фашиста».
Государственный обвинитель Вавилов допросил в качестве свидетелей семерых видных офицеров Квантунской армии и получил от них подтверждение, что Родзаевский был «очень активным японским агентом».
Представитель защиты взял слово лишь 29 августа — в последний день процесса. Он признал вину подсудимых, но попросил смягчить им приговоры «ввиду их чистосердечного раскаяния». Затем каждый из подсудимых выступил с последним словом. Все повторили, что считают себя виновными. Ульрих зачитал постановление суда, согласно которому все подсудимые признавались виновными по многим пунктам статьи 58 УК РСФСР. Семенова «как злейшего врага советского народа» приговорили к смертной казни через повешение с конфискацией всего принадлежащего ему имущества на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. Родзаевский, Бакшеев, Власьевский, Шепунов и Михайлов были приговорены к расстрелу с конфискацией имущества. Князя Ухтомского и Охотина, «учитывая их сравнительно меньшую роль в антисоветской деятельности», приговорили соответственно к двадцати и пятнадцати годам каторжных работ с конфискацией имущества. 30 августа смертные приговоры был приведен в исполнение во внутренней тюрьме МГБ.
***
Судьба российской, в частности казачьей эмиграции из азиатской России (Астраханское, Оренбургское, Уральское, Сибирское, Семиреченское, Забайкальское, Енисейское, Уссурийское и Амурское казачьи войска) сложилась особым образом. Центром Дальневосточной эмиграции была Маньчжурия, где еще до революции проживало около 200 тысяч российского оседлого населения, связанного с эксплуатацией Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Крупнейшим городом Маньчжурии и соответственно центром российской эмиграции на Дальнем Востоке был Харбин — железнодорожный узел на КВЖД и порт на реке Сунгари.
Это было своего рода российское «государство в государстве», имевшее свои охранные войска, суд, средние и высшие учебные заведения, множество газет и журналов. Здесь были десятки православных церквей, 4 монастыря; действовала Русская духовная миссия в Китае.
Несмотря на это, российские эмигранты в Китае испытывали. большие сложности с адаптацией, чем в Европе. Китайские власти враждебно относились к вооруженным отрядам казаков, прибывшим в эти места после неудачи Белого движения на Дальнем Востоке России. Эмигранты сталкивались с недоброжелательным отношением и со стороны местного населения, которое воспринимало их как представителей бывшей великой державы, проводившей, вместе с Великобританией, Францией и США, колониальную политику в отношении Китая. Кроме того, эмигранты сталкивались с чуждой им культурной и религиозной средой.
Положение ухудшилось после установления советско-китайских дипломатических отношений в 1924 г. КВЖД поступала в совместное управление СССР и Китая. Начались массовые увольнения эмигрантов, обслуживавших дорогу.
Осенью 1929 г. большевики на Дальнем Востоке вторглись в пределы Китая, в Трехречье, населенное русскими беженцами, преимущественно семьями участников белой борьбы с большевиками в Сибири. Пока советские войска воевали с китайской армией в Маньчжурии, карательные отряды НКВД занялись уничтожением казачьих поселений, обильно практикуя расстрелы.
Трехречье стало заселяться, в основном уже после гражданской войны в России. Заселяли его главным образом забайкальские и отчасти амурские казаки, эмигрировавшие из СССР в силу тяжелых экономических условий. Никакой борьбы с советской властью они ни на территории СССР, ни вне ее никогда не вели. Придя в Трехречье со своим скотом и частью с сельскохозяйственным инвентарем, они сразу же сели на землю и занялись хлебопашеством, сельским хозяйством, охотой и рыбной ловлей. Нападать на эмигрантские поселки было абсолютно безопасно: винтовки и шашки у казаков были отобраны китайской администрацией.
Набег 1929 г. на Трехречье стал частью широких действий СССР в Маньчжурии в рамках так называемого конфликта на КВЖД. Проведя частичную мобилизацию и создав Особую Дальневосточную армию (ОДВА), СССР предъявил Китаю трехдневный ультиматум. Уже с середины августа ОДВА начала действия на китайской территории. Советская пресса запестрела заголовками: «Разоружить белобандитов», «Уничтожить белобандитов» и т. д. В приказе по Дальневосточной армии главнокомандующий Блюхер требовал уничтожить белых эмигрантов, способных носить оружие, которых он насчитывал в Маньчжурии до пяти тысяч.
В октябре и ноябре были проведены две десантные операции на Сунгари, с захватом городов Лахусасу и Фугдии. В ноябре — Маньчжуро-Чжалайиорская операция с захватом Хайлара и Мишапьфупская операция за озером Ханка. Войска ОДВА остались в районе Хайлара под видом «независимых» от советского командования монгольских соединений. Русские эмигранты потянулись в Шанхай и другие города вне Маньчжурии.
Военная кампания для китайской армии складывалась неудачно, и 22 декабря 1929 г. был подписан хабаровский протокол, по которому военные действия в Маньчжурии были закончены, и на КВЖД восстановлено прежнее положение. После подписания перемирия подпольная деятельность советских властей заметно сократилась, но доминирующее положение советских представителей на КВЖД оставалось прежним. Положение русских эмигрантов ухудшилось, китайские власти разоружили отряды самообороны и выслали из Харбина и других городов Маньчжурии видных деятелей эмиграции. Но в тот же период начинается массовое бегство в Маньчжурию от коллективизации — своеобразная «вторая волна эмиграции» местного значения. Так что общее количество эмигрантов в регионе не снизилось.
В 1931 г. Маньчжурия была оккупирована Японией и превращена в марионеточное государство Маньчжоу-Го. Япония действительно стремилась установить контроль над обширными территориями Дальнего Востока, в том числе входящими в состав СССР. Определенную роль в реализации этого плана японское руководство отводило российской эмиграции и, прежде всего казакам.
Ключевой политической фигурой казачьей эмиграции на Дальнем Востоке в 1921—1945 гг. был атаман Семенов. За этот период на территории Манчжурии им были организованы казачьи поселки, объединенные в 19 станиц: Трехреченскую, Харбинскую, Хайларскую, Цаганскую, Чжалайнорскую, Маньчжурскую, Чжаромтинскую, Якешинскую, Найджин-Булакскую, Хунхульдинскую, Бухэдинскую, Чжаланьтунскую, Яблонскую, Пограничную, Мулинскую, Куанченцзы, Дайренскую, Чольскую и Мэргенскую с традиционным казачьим самоуправлением и бытом.
В оценке большевизма Семенов не отличался от других видных представителей российской военной эмиграции: «Я — не против диктатуры в решительные моменты жизни наций, но никак не могу понять, какие преимущества получила наша родина, сменив самодержавную власть монарха на полный произвол кучки политических проходимцев и международных авантюристов, представляющих собою ядро правящей партии».
Семенов не считал важным вопрос о форме государственного строя, полагая, что все 'виды монархии, как и все виды республики, имеют свои достоинства и недостатки. По его убеждению, идейность должна выражаться в стремлении к национальному возрождению и благополучию народа. Семенов настороженно относился к политическим партиям и парламентаризму. Это было характерно для многих представителей русского офицерства, считавших, что именно борьба партий и Государственная Дума привели Россию к революции. При этом Семенов не был выразителем крайне правых взглядов. Его претензия к думским деятелям заключалась в том, что они подменили политической борьбой участие народа в управлении государством и препятствовали проведению реформ, полезных для развития страны.
Рассуждая о политическом будущем России, Семенов высказывался против копирования иностранных моделей. Оценивая любую политическую систему, он исходил из индивидуальных особенностей каждой страны. В России Семенов, прежде всего, отмечал многонациональный состав, полифонию религий и культур, преобладание крестьянского населения. Он выражал убеждение, что все народы, населяющие Россию, должны иметь «общий источник равных прав и обязанностей». В поисках психологически объединяющей формулы он предложил термин «Россизм» — от слова «Россия», что означало осознание принадлежности к одному государству — союзу народов под эгидой верховной власти; защиту своего класса и своей народности в рамках общегосударственных интересов; религиозную, личную и идеологическую свободу; право каждого гражданина на обладание частной собственностью.
Иными словами, Семенов был далек от того образа махрового реакционера и интеллектуально ограниченного человека, который ему приписывали левые круги российской эмиграции.
Когда в 1922 г. было провозглашено создание СССР, в правых кругах эмиграции появилось мнение, что большевики отказались от своего революционного мировоззрения, возрождают разрушенную ими же государственность, РККА из защитницы Интернационала превратилась в правопреемницу русских военных традиций. Семенов решительно выступал против подобных суждений: «Русский националист, с надеждой и упованием взирающий на собирание Руси воедино под большевиками и на успехи Красной армии русских солдат, может быть сравнен с любителем духовного пения, который после смерти любимого человека сказал бы: «Ничего, что он умер, зато я послушаю панихиду». Для Семенова были важны не внешние формы государственности, а внутреннее содержание, направленность политической системы, ее отношение к людям.
В 1920—1930-х многие влиятельные иностранцы считали возможным мирное сосуществование своих государств с СССР. Семенов стремился разубеждать их в этом, указывая, что борьба с большевизмом неизбежна, и конец ее наступит только в одном из
двух случаев: «а) если большевики будут вырваны с почвы, их питающей, т. е. из России, и б) если власть Красного Интернационала распространится на все государства мира».
Политики зарубежных стран могли и сами прийти к такому выводу, изучив программные работы советских вождей, документы Коминтерна и ВКП (б), а главное, проанализировав сущность большевистской системы. Эта система не могла остановить свое географическое расширение, поскольку не могла на равных конкурировать с ведущими странами. Ей суждено было или победить повсеместно, или погибнуть. Но большинство зарубежных политиков таких выводов не делало.
Семенов предлагал конкретные решения: образование единой международной организации для борьбы с большевизмом — Белого Интернационала в противовес Красному. Он планировал вовлечение в эту организацию крупнейших представителей финансовых кругов, создание единого распорядительного органа, единого военного плана и командования.
Особое значение Семенов придавал формированию международного общественного мнения: «В прессе должны быть исключены по отношению к большевикам слова — «Русское правительство», «Русская армия», раз и навсегда, и заменены словами — «Правительство Красного Интернационала», «Армия Красного Интернационала».
Правительство СССР постоянно и успешно формировало на Западе позитивный имидж «страны победившего социализма». Наивысшие результаты будут достигнуты в 1930-х: приглашение в СССР Барбюса, Роллана, Фейхтвангера; освещение в зарубежной печати перелетов Чкалова, эпопеи «челюскинцев» и т. д. Семенов писал: «В противовес пропаганде красных, должна быть развита в грандиозных размерах пропаганда несчастий России и мировой красной опасности».
Семенов отдавал себе отчет в том, что одними пропагандистскими и контрпропагандистскими мероприятиями «можно лишь создать сочувствие к себе и отрицательное отношение к красным, по нельзя создать положительного творчества». Пример должна была подать белая эмиграция. Семенов планировал создание единого Русского Центра, имеющего конкретный план будущего устройства России и будущих международных отношений. Разработку политической программы планировалось завершить до начала военной операции, а не после завоевания территории, как это практиковалось во время гражданской войны. Семенов 'планировал заранее опубликовать законы, которые обеспечат симпатии населения по отношению к новой власти. «Власть должна… идти вперед, угадывая справедливые потребности масс, а не откладывая все больные вопросы «до Учредительного собрания».
Возглавляя Союз Казаков на Дальнем Востоке, Семенов начал объединение белой эмиграции с того региона, в котором проживал сам. В 1920-х в Китае независимо от него действовали: Казачий Союз в Шанхае, Восточный Казачий Союз в Харбине и другие структуры. В 1930-х все военно-политические организации казаков, а также станицы и хутора перешли под контроль Семенова.
В 1938 г. было избрано правление Союза Казаков на Дальнем Востоке, в состав которого вошли ближайшие соратники Семенова: А.П. Бакшеев, М.И. Ваулин, И.И. Почекунин, С.И. Фирсов, Н.М. Шалыгин, П.Н. Сотников, И.Ф. Коренев, И.Ф. Суриков, К.М. Бирюков, Асламов. Был принят документ, в котором Союз Казаков на Дальнем Востоке определил свои цели:
«а) освобождение России из-под власти Коминтерна и восстановление в ней законности и порядка;
б) защиту интересов казачества и закрепление его исконных прав в будущей национальной России;
в) взаимную поддержку казачьих войск, укрепление казачьего единства, сохранение исторически сложившегося быта и уклада казачьей жизни и войсковых традиций.
Для достижения указанных целей Союз Казаков на Дальнем Востоке организует и объединяет казаков всех казачьих войск вокруг имени походного атамана Урала, Сибири и Дальнего Востока генерал-лейтенанта Г. М. Семенова — законного правопреемника власти Верховного Правителя адмирала Колчака…»
К концу 1930-х Союз объединял более 20 тысяч человек.
Еще в годы гражданской войны в России, формируя в «полосе отчуждения» КВЖД вооруженные антибольшевистские отряды, Семенов обрел сочувствие и поддержку японского Генерального штаба. В Китае, и особенно в Маньчжурии, у белоэмигрантов имелось больше возможностей, чем в Европе, вести подрывную и повстанческую работу против СССР. В 1920-х по инициативе генерала Забайкальского войска И.Ф. Шилышкова на западной границе КВЖД, в пограничной зоне Забайкалья по реке Аргунь создавались казачьи посты, из которых потом образовывались партизанские отряды под командованием казачьих офицеров: Почекунина, Гордеева, Мыльникова, Ширяева, Калмыкова и других. Партизанские группы хорошо знали местность и окрестное население. Местами партизанских операций были угольные районы Сучана, Иман, среднее течение Уссури, левый берег Амура от Хабаровска до Благовещенска, Хинганские горы, левый берег Аргуни, где партизаны доходили до Нерчинска и Борзи. Казачьи отряды принимали участие в вооруженных выступлениях против советской власти на территории СССР.
Проживавший в Европе генерал-лейтенант П.Н. Краснов, как руководитель Братства Русской Правды, уделял особое внимание поддержке белого партизанского движения в районе китайско-советской границы. В этом же направлении планировал свои действия руководитель Дальневосточного (Маньчжурского) Отдела РОВС генерал-лейтенант М.К. Дитерихс. В целях унификации деятельности белоэмигрантов на Дальнем Востоке японцы оказывали давление на местный Отдел РОВС, предлагая объединиться с семеновцами. Это совпало с планами Семенова, стремившегося объединить под своим руководством всю российскую эмиграцию региона. Идея воплотилась в создании Бюро по делам российских эмигрантов (БРЭМ).
В 1930-х японское руководство планировало оккупировать часть территории СССР и создать марионеточное государство Сибирь-Го. Этот план предусматривал использование имени Семенова и кадров возглавляемого им Союза. Сразу после захвата Маньчжурии начальник разведывательного отдела Штаба Квантунской армии подполковник Исимура предложил Семенову готовить вооруженные отряды из русских эмигрантов. В начале 1938 г. эти отряды были сведены воедино. Образовавшееся воинское формирование стало именоваться бригадой «Асано», по имени японского советника полковника Асано Такаси. В период боевых действий у озера Хасан и на реке Халхин-Гол семеновцы находились в готовности к вторжению на советскую территорию в случае достижения японцами успеха. Военный план, составленный японским командованием в 1940 г., предусматривал использование белоэмигрантов в качестве разведчиков, диверсантов, переводчиков и проводников при штабах соединений японской армии, а также для подготовки и распространения пропагандистских материалов.
После нападения Германии на СССР атаман Семенов писал: «Нам, русским националистам, нужно проникнуться сознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами «оси» — Японией и Германией».
О том, что прогерманская позиция была характерна для значительных кругов российской эмиграции, уже приходилось писать не раз. Теперь отметим, что закономерной была и прояпонская позиция дальневосточной диаспоры. Газета «Русское Дело» 26 сентября 1943 г. напишет: «Трехречье. С крахом в Маньчжурии Гоминдановской власти молодая империя полностью пошла навстречу желаниям казачества. Это единственный район в мире, где жизнь казачья идет, как у себя на Родине, по старым обычаям и укладам, где звонят церковные колокола, где часто можно встретить идущую на рысях полусотню. Бряцает оружие, поднимается пыль по станице».
На Дальнем Востоке в период II мировой войны белая эмиграция была достаточно активна. В 1943 г. генерал А.П. Бакшеев возглавил Захипгапский казачий корпус в составе пяти полков, двух отдельных дивизионов и отдельной сотни. Корпус непосредственно подчинялся начальнику японской военной миссии в Тайларе подполковнику Таки. Из белоэмигрантов на добровольной основе формировались отряды резервистов, которые проходили подготовку и обучение для того, чтобы пополнять русские формирования в составе японской армии. Личный состав отрядов был объединен в Союз резервистов. Им выдавалось обмундирование и выплачивалось денежное содержание. Каждый белоэмигрант, зачисленный в Союз резервистов, был обязан в случае возникновения военных действий с Советским Союзом явиться по месту регистрации, где поступал в распоряжение японских военных властей.
В конце 1943 г. была увеличена численность бригады «Асапо». Она была развернута в «Российские воинские отряды армии Маньчжоу-Го», состоящие из кавалерии, пехоты и отдельных казачьих подразделений. К началу августа 1945 г. численность данного воинского формирования составила 4 тысячи человек.
В начале 1944 г. японцами было создано еще три русских воинских формирования: Ханьдаохэцзыский русский военный отряд (ХРВО), в который призывалась русская молодежь из восточных районов Маньчжоу-Го и из старообрядческих деревень; Сунгарийский отряд, комплектовавшийся русской молодежью Харбина и южных городов Маньчжурии; Хайларский отряд, пополнявшийся в основном казаками Трехречья. Это были небольшие по численности формирования — весной 1945 г. в составе ХРВО находилось до 250 человек. Обучение в отрядах включало строевую и огневую подготовку, подрывное дело, военную географию, тактику разведывательных и диверсионных действий, приемы рукопашного боя, а также русскую историю. Отрядами командовали японские офицеры, командирами подразделений в составе отрядов были русские.
По данным современных российских исследователей, разработанный японцами план нападения на СССР с самого начала предусматривал активное привлечение белоэмигрантов. Это означает, что по данному вопросу позиция японского руководства принципиально отличалась от позиции Гитлера. Однако Япония так и не приступила к реализации своего плана вторжения на территорию СССР, предпочтя начать войну против США. В результате белоэмигрантские воинские формирования, созданные на Дальнем Востоке, так и не были задействованы в вооруженной борьбе. Можно предположить, что их использование в предполагавшейся войне против СССР имело бы военно-политические перспективы. На советской территории, которая в случае нападения Японии неизбежно стала бы зоной боевых действий, были сосредоточены лагеря ГУ Лага.
Белоэмигрантские политические организации и воинские формирования на Дальнем Востоке были разгромлены в августе 1945 г. в ходе военной кампании, проведенной СССР против японской Квантунской армии. Выжившим предстояла повторная эмиграция, в основном в Австралию.
Литература:
Семенов Г. М. О себе. (Воспоминания, мысли и выводы). — М.: АСТ; Гея интерум, 1999.
Худобородов А.Л. Вдали от родины: российские казаки в эмиграции. — Челябинск: Факел, 1997.
Захаров В.В., Колунтаев С.А. Русская эмиграция в антисоветском, антисталинском движении (1930-е — 1945 гг.) // Материалы, но истории Русского Освободительного Движения: Сб. статей, документов и воспоминаний. / Общ. ред. А.В. Окорокова. Вып. 4. -М. — Архив РОА.- 1999.
Назаров М. Миссия русской эмиграции. — Ставрополь: Кавказский край, 1992. Т. 1.
Стефан Дж. Русские фашисты. Трагедия и фарс в эмиграции. 1925−1945. — М.: Слово, 1992.
Свиридспко Ю.П., Ершов В.Ф. Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920−45 гг. — М.: МГУ сервиса, 2000.
Чистяков Н. Разгром семеновщины // Неотвратимое возмездие: По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок / Сост.: М.Е. Карышев. — М.: Воениздат, 1987.
Посев. 2005. N 9. С. 34−39.
