Государственная школа остается нетолерантной к Церкви.
Частная школа — это не частная лавочка

— Отец Максим, вы преподаете в Московской духовной академии и семинарии. Как бы вы оценили ситуацию в сфере негосударственного образования, вызванную принятием поправок в Закон «Об образовании», на примере Московских духовных школ.

— Этот закон нужно рассматривать в контексте той логики общественного и государственного развития, которая сейчас уже отчетливо видна. По сути, речь идет об определенной «советизации» нашей жизни, поскольку внесенные в закон изменения направлены на возвращение почти что к государственной монополии на образование. Снять сегодня финансирование с негосударственных школ — это значит количественно резко сократить этот сегмент отечественного образования, сохранив его лишь в отношении очень богатых, элитных школ. В итоге получается сочетание «советскости» с госкапитализмом. Учиться в элитных школах смогут лишь дети высших госчиновников или тех же госкапиталистов, сословие которых очевидно и целенаправленно формируется сейчас. Поэтому я бы не рассматривал этот закон как случайный, находящийся вне того общественно-правового и политического поля, активные попытки построить которое предпринимаются в последние месяцы.

Безусловно, радоваться тут нечему. Можно было бы что-то обсуждать, если бы государственная школа при этом была более разнообразна и толерантна, прежде всего, по отношению к нам как к представителям крупнейшей на территории РФ конфессии. Но даже по многомесячному спору о введении в школьную программу основ православной культуры мы видим, что желания пусть Церковь в школу хотя бы в незначительном объеме нет. В каком-то смысле это все тот же советский принцип отделения школы от Церкви, который продолжает действовать в условиях несколько иной идеологической окраски и с использованием иной фразеологии.

— Какой, на ваш взгляд, должна быть реакция Церкви на эти события? Каким образом она может аккумулировать свои средства и усилия, чтобы не допустить разрушения православного образования?

— Нам надо очень серьезно думать о том, как целенаправленно мобилизовать ресурсы Церкви на поддержание и развитие церковной школы. Если государство не будет этим заниматься, а мы как верующие сознаем важность сохранения православных гимназий, лицеев, то есть религиозно окрашенной школы, то это должно перестать быть делом отдельных энтузиастов, приходов, родителей, групп верующих. Это должно стать общецерковным делом. Я не очень уверен, что можно будет добиться успеха, но, по крайней мере, можно будет показать, что предпринимаемое сейчас в высших эшелонах власти находится вне правового поля, как Российской Федерации, так и европейского сообщества, о намерении в интеграцию которого так часто говорится в последнее время с высоких трибун. Мы сможем хотя бы заявить о своем стремлении сохранить это правовое поле, в то время как оно разрушается в разных сферах общественной жизни — от ущемления образования до лишения людей права на бесплатное медицинское обслуживание. У нас есть возможность объединить церковные средства и усилия, собрать находящихся вокруг Церкви значимых благотворителей. В этой ситуации надо думать не столько о строительстве новых храмов, сколько о поддержании религиозного образования — как среднего, так и высшего церковного, специального образования, я имею в виду семинарии, богословские институты и университеты, духовные академии, которые находятся в значительной мере на периферии церковной жизни, если судить по реальному статусу выпускников духовной школы.

— Какие тенденции в развитии высшей школы вызывают у вас тревогу и опасения?

— Очень опасный, на мой взгляд, шаг — это подключение нас к так называемому «Болонскому процессу». За красивыми словами о принятии единой системы стандартных дипломов, переходе к двухступенчатой системе высшего образования как базовой, развитии академической мобильности, контроле за качеством образования скрываются очень коварные вещи. По сути, идет разрушение складывавшейся многими десятилетиями системы высшего образования, предполагающее переход от присвоения привычной нам квалификации «специалист — кандидат наук — доктор наук» к совершенно ненужной и в значительной мере понижающей уровень высшего образования западноевропейской, отчасти американской системе «бакалавр — магистр — доктор». Полбеды, если бы это предлагалось как вариант, с тем чтобы университеты могли выбирать. Но ведь фактически выкручивают руки, заставляя переходить на новую систему, о чем говорит и ректор МГУ Виктор Антонович Садовничий.

Порождается огромное количество проблем: как мы теперь будем оценивать наших прежних кандидатов и докторов, чем будет отличаться новый магистр от кандидата? То, что новый диплом будет конвертируемым в тех или иных западных компаниях или учебных заведениях — очень сомнительный плюс. Развивается та же тенденция, что и со средней школой: создаются условия для узкого круга богатых и относящихся к слою высшего чиновничества. Ведь по сути дела для 90 процентов выпускников университетов и вузов конвертируемость их диплома в Германии или Мексике не имеет никакого значения. Но все делается ради этого одного сомнительного плюса. Остальные же люди приносятся в жертву, интересами которых как граждан России можно пренебречь.

Под этой же маркой конвертируемости дипломов очень резко меняются многие учебные программы. Вместо прежнего специалиста с пятилетним сроком обучения мы теперь будем иметь бакалавра, который обучается четыре года и даже не пишет диплом — это то, что мы прежде называли незаконченное высшее образование. В реальности эти изменения однозначно приведут к понижению уровня нашей высшей школы.

Священник Алексий Уминский: Частная школа — это не частная лавочка

— Отец Алексий, насколько законно, на ваш взгляд, решение Госдумы о запрете финансирования из бюджета негосударственных школ?

— Без всякого сомнения, поправки к закону нарушают прежде всего конституционное право человека на образование. В России заявлен принцип всеобщего обязательного образования, которое дается в том числе и в рамках негосударственной школы. Законодательство позволяет выбирать ту форму, которую родители считают нужным — государственную школу, домашнее обучение или частную школу. Государство заинтересовано в том, чтобы человек получил образование в любом случае, поэтому оно создает для этого условия, то есть поддерживает любую из вышеперечисленных форм получения образования. И каждый человек учитывается в бюджете государства с этой точки зрения. Сейчас государство отказывается материально субсидировать частные школы, в том числе и те, которые прошли государственную аккредитацию и тем самым показали, что базовый уровень государственного образования они дают, а значит, выполняют и государственную функцию. Возникает интересный вопрос: а куда, на какие цели теперь будут направляться деньги, которые до этого выделялись на обучение детей?

Говорят, что частные школы сами сделали свой выбор. Но, простите, школы бывают разные. Выбирая школу для своего ребенка, современные родители обращают внимание, как правило, на такие факторы, как уровень подготовки учителей-предметников, поступаемость выпускников в вузы, использование современных образовательных технологий и методик.

Светская школа сегодня все больше и больше осознает себя как учреждение, предоставляющее образовательные услуги, и не слишком задумывается о воспитании. Православные школы, старейшие из которых возникли уже больше десяти лет назад, создавались, чтобы защитить детей от атеистического воспитания, и они по определению не могут отказаться от воспитательной задачи. Православная школа создает особые условия религиозного духовного мира. А в остальном она выполняет государственную программу и работает для государства. Частная школа — это не частная лавочка. К тому же, если я знаю, что государственная школа не в состоянии предоставить моему ребенку моральную, нравственную, а иногда и физическую безопасность, а я хочу эти условия сделать другими, то я плачу за особые условия, а не за то, что ребенок наряду с религиозным компонентом получает качественное базовое образование.

— Ваша школа была основана в начале 90-х годов. Расскажите, как вам удалось не только выжить в тот непростой период, но и встать на ноги, завоевать авторитет, заложить определенные традиции?

— Нам приходилось начинать в очень тяжелых условиях, при полной разрухе и полном отсутствии какого-либо финансирования. Школа создавалась на энтузиазме, вере и жертвенности педагогов и родителей, которые, можно сказать, своими руками строили этот дом, вложив в него не только личные средства, но, прежде всего, свою душу и часто здоровье. Наш первый директор Светлана Васильевна Козлова два года проработала в школе и настолько себя истощила, что после этого достаточно быстро угасла. Она ходила по инстанциям, обивала все пороги, добивалась решений муниципальных органов на открытие школы, подбирала учителей, вела колоссальную работу с детьми и родителями, чтобы школа стала единым организмом, родным домом. Светлана Васильевна заложила первые традиции в школе, которые мы теперь храним и развиваем. Потом, когда школа встала на ноги и практически первой в Москве получила государственную аккредитацию на все классы, когда пошла хоть какая-то помощь от государства, мы смогли развиваться, приобретать современное оборудование, применять современные методики.

Не секрет, что в частной школе основным материальным компонентом являются родительские взносы. Где-то это фиксированная шкала, как в богатых частных школах, где взнос порой доходит до тысячи долларов в месяц. Понятно, что для таких школ помощь государства несущественна. Чтобы не отчитываться в налоговой инспекции и не иметь лишнюю головную боль, они чаще всего от такой помощи сознательно отказывались. А для православных школ, которые благодаря помощи из госбюджета имеют возможность принимать детей из бедных, необеспеченных, социально незащищенных семей, это очень существенно. Православные школы — это школы народные. Они рассчитаны на то, чтобы быть открытыми и доступными для детей из православных семей. Они строятся на принципе церковности, приходской общины. И здесь всякая внутренняя элитарность, различие по категории богатства или каким-либо другим недопустимы как принцип, разрушающий единство людей.

В нашей школе учатся 130 детей с 1 по 11 класс, на которых мы от государства получали в общей сложности примерно пять тысяч долларов в месяц. У нас нет жесткой системы оплаты за обучение детей, каждый вносит какую-то сумму, сообразуясь с теми условиями, в которых существует его семья. Конечно, мы примерно рассчитываем возможную стоимость обучения, но исходим прежде всего из того, что никто из наших детей не должен быть исключен из гимназии по финансовым причинам. Потому что если мы будем исключать бедных, то как мы будем смотреть в глаза друг другу и для чего тогда называть себя православной школой?

Только чуть более 30 процентов семей могут оплатить расчетную стоимость — это приблизительно 150 долларов в месяц. Помощь государства в общем объеме затрат составляет треть. Грубо говоря, треть учащихся до настоящего времени обучалась за счет помощи государства.

— Что нужно предпринять, чтобы помочь православным школам пережить нынешний сложный период и не дать им закрыться в условиях прекращения государственного финансирования?

— Я думаю, что Синодальный отдел религиозного образования и катехизации и московская епархиальная Комиссия по образованию должны обратиться к мэру Москвы и в профильные государственные органы. А вообще-то это, конечно, дело для Конституционного суда.

Мне кажется, что Церковь обязательно должна предпринять действия по защите школ. Дело в том, что православные школы, возрождаясь, никогда не получали никакой помощи от самой Церкви. И понятно почему. Нелепо просить помощи у Церкви, которую мы сами строим и которой должны помогать. Но сейчас мы должны объединиться и попросить у Святейшего Патриарха молитвенной и законодательной поддержки. Это очень важный, судьбоносный момент в жизни религиозного образования.

Конечно, бывали и более тяжелые времена. Выстоим и сейчас. Правда, без потерь не обойтись: замедлятся темпы нашего роста, мы не сможем обновлять учебные пособия и материалы. Все это отразится на качестве образования. Может быть, какие-то школы должны будут закрыться. Это было бы очень трагично для российского образования, потому что, к сожалению, так называемые современные педагоги и теоретики образования даже не представляют себе, каким педагогическим богатством, духовным опытом обладают православные школы. Было бы очень жалко все это потерять.

Беседовала Светлана Рябкова