 |
| Православие.Ru | Ирина Медведева, Татьяна Шишова | 08.12.2004 |
Короче говоря, не нарушаешь норм морали и права — тебе никакой электронный чип, никакой орвелловский «телескрин» не страшен. И вроде бы все правильно, все логично. Но как это часто бывает, житейская, с виду такая безукоризненная логика лишь при первом приближении выглядит непреложной. А чуть углубишься — становится даже странно, как можно было всерьез соглашаться с подобными утверждениями. Да и сам спорщик, подумав трезво, скорее всего удивился бы собственному легкомыслию.
Плата за комфорт
Давайте отвлечемся от темы ИНН и спросим себя: только ли злодеяния и пороки скрывают от посторонних глаз? Конечно, нет. Нормальные люди скрывают и свою наготу, и то, что происходит в супружеской спальне, и определенные гигиенические процедуры. Словом, то, что показывать неприлично. Интимную сторону жизни.
Но разве понятие интимного сводится только лишь к неприличному? А разговор по душам, причем вовсе необязательно о любовных тайнах? А письма? Даже если там нет никаких секретов, а просто распорядок дня в санатории или рассказ о школьных оценках сына, все равно человек чувствует себя оскорбленным, если узнает, что его письма без спросу читал кто-то, кроме адресата. Вспомните, как негодовал Пушкин, обнаружив, что его переписка с женой перлюстрируется почтовым ведомством.
Однако в XX веке понятие интимности стало сжиматься, как шагреневая кожа. С одной стороны, люди сами переставали дорожить сокровенным, принося его в жертву комфорту. Взять те же письма. С изобретением телеграфа, радиосвязи и телефона коммуникация значительно упростилась. Правда, она утратила конфиденциальность. Чужой человек принимает телеграмму, чужой передает, чужой приносит домой. О переговорах в эфире вообще нечего говорить. Их фактически может подслушать любой, была бы соответствующая аппаратура. Наверное, немаловажную роль, помимо упомянутого комфорта, в том, почему на это согласились, сыграла безликость и незаинтересованность соглядатаев и слухачей. В старину почтовый служащий читал письма с целью выявить политическую неблагонадежность. Это оскорбляло, пугало, сковывало письменное общение. Нынешняя работница почты даже не читает, а механически считает слова, чтобы определить плату за телеграмму. А телефонистка вторгается в разговор, напоминая, что время заканчивается.
С появлением компьютерной связи и интернета был сделан еще один шаг, а вернее, скачок в сторону открытости. Отправленное по электронной почте письмо, несмотря на пароли, может, употребив некие усилия, прочитать кто угодно. Тут даже специального оборудования не нужно, только определенные навыки. Но поскольку ты этих читателей не видишь и не слышишь, их, будто, не существует.
В общем, неуклонная тяга к комфорту и к прогрессу, обеспечивающему комфорт, сыграла чрезвычайно важную роль в рассекречивании частной жизни.
С другой стороны, и государства в XX веке дерзнули установить такой контроль над личностью человека, какой предыдущим правителям даже не снился. Да, Пушкина возмущала не только перлюстрация его писем к супруге, но и то, что царь не позволил ему съездить за границу. Но в Советском Союзе разрешение на выезд, причем для немногих избранных и после многоступенчатой проверки, стало чуть ли не самой невинной формой контроля. Кто при «проклятом царизме» посмел бы предложить то, что впоследствии стало повседневной реальностью и даже нормой жизни — концентрационные лагеря? Концентрация, т. е. скученность заключенных, не предполагала вообще никакого личного пространства. Конечно, и жизнь крепостных рабов во многом регламентировалась хозяевами. Русский помещик или западный феодал мог, например, запретить своему крестьянину на ком-то жениться. (Хотя чаще не запрещал, потому что ему до этого не было дела, особенно если, как часто бывало, он жил вдали от своего имения).
Однако на воле у людей все-таки сохранялось — хотя и в урезанном виде — право на интимность. Даже советское государство, где было принято публично осуждать на собрании (это называлось — «прорабатывать») неверного мужа, на которого жена пожаловалась в партком, не лезло к человеку под одеяло.
Впрочем, к середине XX века и в этой области произошли существенные подвижки. Огромную роль в уничтожении интимного сыграл пляжно-курортный отдых. Попробуйте взглянуть глазами наших предков на эти груды полуобнаженных тел — мужских и женских, худых и тучных, молодых и старых, знакомых, малознакомых и совсем незнакомых, лежащих рядом в весьма откровенных позах с выставленными напоказ шрамами, бородавками, отвислыми животами. Ведь тогда был сделан семимильный прыжок, по сравнению с которым последующая мода на купальники-бикини, перепонку вместо трусов или обнаженный бюст (сейчас говорят по-иностранному — «топ-лесс»), это даже не полшага, а так, почти ненаблюдаемое микродвижение…
А ведь водоемы существовали тысячелетиями. Как, впрочем, и летняя жара. И люди, конечно, купались, но это было делом интимным, а потому сокрытым от посторонних глаз. Для богатых оборудовались специальные купальни. Бедные выбирали какие-то укромные места. Никому и в голову не приходило раздеваться при всем честном народе. Кстати, во многих восточных странах и доныне местное население ведет себя именно так. Да что далеко ходить за примерами! Те из нас, кто любил ездить в Абхазию, пусть вспомнят, много ли они видели абхазских женщин в купальниках. Они даже плавать-то, как правило, не умеют, хотя родились и выросли у моря.
Очень серьезным вторжением в сферу интимного явилось и развитие служб акушерства и гинекологии. Ну-ка образуйте мужской род от слова «повитуха»! Ничего не выйдет, потому что такого слова не существует. Не принимали роды мужчины. А теперь принимают, и даже укоренился миф, будто мужчина-акушер или гинеколог лучше, чем женщина. Про интимность в условиях роддома вообще говорить смешно. Кстати, не все, наверное, знают, что впервые роддома появились в революционной Франции, когда была предпринята попытка существенно урезать частную жизнь. Попытка эта не удалась, т.к. смертность в роддомах того времени оказалась гораздо выше, чем при домашних родах. Вторично роддома появились лишь после Октябрьской революции, многое перенявшей у французов.
Но все же до второй половины XX века какие-то стороны интимной жизни не демонстрировались и не обсуждались, а для каких-то существовали специально отведенные места. Жующей и пьющей сегодня на каждом углу молодежи, наверное, трудно поверить, что даже еда считалась действием достаточно интимным. Во всяком случае, было совершенно не принято есть и пить в толпе, на ходу, на улице или в городском транспорте. Малому ребенку — и тому говорили: «Потерпи до дому» (исключение составляло мороженое).
Не принято было совсем недавно и прилюдно «наводить марафет». Прическа, завивка, макияж и разные другие способы себя приукрасить — все это были женские секреты, женская интимная жизнь.
Ну, а проблемы кишечника, прыщей и проч. и вовсе были тайнами, открываемыми только врачу. А многие люди и врачей стеснялись! Интересно, что, даже живя в коммунальных квартирах, культурные люди умудрялись не посвящать домашних в подробности своей интимной жизни. Мы обе выросли в коммуналках, в тесноте, когда три поколения ютились в одной небольшой комнате. И ни разу не были свидетелями той стороны взрослой жизни, о которой слышали от «продвинутых» сверстников. А знакомый дагестанец, проведший детство в маленькой глинобитной хижине горного аула, однажды признался нам, что никогда в жизни не видел своего отца в трусах!
Так что, находясь на воле, пусть и в стесненных условиях, уважающие себя люди всеми силами старались блюсти свою интимность. И это как-то неразрывно связывалось с сохранением человеческого облика. То есть, некий минимум приватности все же оставался. И, казалось, был неприкосновенен.
Пальчиковый ангел и прочие гаранты безопасности
Но так только казалось. Начиная с сексуальной революции 60-х, либеральное крыло мировой политической элиты взяло курс на полное уничтожение понятия частной жизни. На Западе это произошло лет на 30 раньше, чем у нас. Уже в 70-е годы в США стали показывать телепередачи, как сейчас говорят, «в режиме реального времени»: договаривались с определенной семьей, устанавливали в ее доме телекамеры и снимали «жизнь, как она есть», выставляя напоказ все грязное белье. Общество поначалу было в шоке. Семьи, где происходила съемка, нередко распадались, но экспериментаторов это не останавливало.
До нас тогда это донеслось только в виде фильма популярного польского кинорежиссера Анджея Вайды «Все на продажу», в котором артисты играли самих себя, и был даже такой эпизод, когда попавший в аварию Вайда, едва очнувшись, включает кинокамеру и снимает свое окровавленное лицо, чтобы вставить этот эпизод в фильм. Столичная интеллигенция с большим пиететом, глядя на экран, думала: «Ну, надо же! Польша — а такой Запад!» И не чаяла, что скоро сама встроится в цивилизованное сообщество.
С приходом к власти М.С. Горбачева отечественные прогрессисты ринулись наверстывать упущенное. Стали раздаваться голоса, что, дескать, нет запретных тем. Дескать, это ханжество, наследие проклятого тоталитарного прошлого. И сперва стали все обсуждать, а затем и показывать. Передачи «Тема», «Про это», «За стеклом», «Моя семья», «Большая стирка», «Голод"… Список неуклонно удлинялся. То, что раньше люди — и то не все! — соглашались проделывать в концентрационных лагерях под страхом смерти, теперь делается добровольно за денежное вознаграждение. А смотрится десятками миллионов зрителей вообще «за так».
Как с цепи сорвалась и реклама. Опять же, что раньше принято было утаивать, выставлено напоказ: средства от запоров и медвежьей болезни, депиляторы, дезодоранты от пота, лекарства от венерических заболеваний, витамины, полезные в климактерический период, и различные виды прокладок… Наверное, не осталось ни одного уголка интимного пространства, не высвеченного наглым прожектором средств массовой информации.
Так что термин «открытое общество», которое сейчас нас призывают строить, означает Отмену границ не только между государствами, но и между частной и общественной жизнью. Стеклянные дома, привидевшиеся во сне Вере Павловне, героине романа Н.Г.Чернышевского «Что делать?», лишь выглядели метафорой. До стеклянных домов мы пока не доросли — во всяком случае, в массовых количествах, — но целый ряд примет открытого общества уже налицо. Сотовых телефонов сейчас нет разве что у бомжей. А ведь местонахождение такого телефона и, соответственно, его владельца фиксируется с точностью до 2 км и проверяется каждые несколько минут. Это не чьи-то злые козни, а необходимое условие работы сотовой связи. И люди охотно выдают тайну своих перемещений в обмен на дополнительный комфорт.
Очень удобны и чипы, вживляемые домашним животным — собачка уже не может потеряться. Электроника просигналит, куда она забрела. Отдел Защиты Животных фирмы «Байер» предлагает москвичам электронную систему идентификации животных TRACER — «паспорт для ваших любимцев». «Существующие сегодня системы идентификации не обеспечивают достаточной степени сохранности информации», — убеждает реклама. А TRACER — это «уникальный цифровой код для каждого животного, сохранность информации на протяжении всей жизни животного, безошибочная идентификация, удобство и простота в применении, стерильный шприц для безболезненной имплантации…». В общем, сплошные плюсы. Остается сгрести собаку в охапку и бежать по указанному адресу.
Да и с человеком напрашивается аналогия. Всякое же бывает, особенно если твой родственник в возрасте, да еще со склеротическими явлениями… Бывает, что пожилые люди теряются, не помнят, как домой идти и даже адрес назвать не в состоянии. Вот когда маленькая электронная пластиночка, вживленная в кожу, окажет неоценимую услугу, подаст сигнал, поможет отыскать потерявшего ориентацию старичка… А если такая страшная болезнь, как диабет? Состояние комы, заставшее больного врасплох на улице. Он лежит беспомощный, рядом никого. Но спасительный чип «Digital Angel», вживленный в палец (слово «Digitel» имеет два значения: «пальцевый» и «цифровой», на русский можно перевести как «Ручной Ангел» — одно название чего стоит!), электронный «ангел-хранитель» немедленно подаст сигнал SOS — и скорая помощь несется на помощь… США, страна-лидер, уже предоставляет своим гражданам этот удобный вариант спасения.
Наше государство, судя по ряду информационных сообщений, тоже собирается осваивать «чипизацию» некоторых категорий граждан. Например, заключенных (чтобы не потерялись в тайге) или сотрудников МЧС (спасатели сплошь и рядом попадают в такие передряги, что и сами нуждаются в помощи). Ну, а В.В. Жириновский, выступая весной 2004 года на слушаниях в Государственной Думе, авторитетно заверил аудиторию, что в будущем чипы всем вживят обязательно. В рамках борьбы с терроризмом. Должно же государство заботиться о безопасности своих граждан! А как без чипов обеспечить заботу?
Но пока «Ручной Ангел» находится в стадии приручения, в крупных городах повсюду устанавливаются видеокамеры. В банках, метро, супермаркетах. А некоторые солидные фирмы оборудуют камерами слежения даже… туалеты.
Тут, пожалуй, впору задать вопрос бесстрашным сторонникам электронизации, которые обвиняли своих оппонентов в трусости и маловерии: если человеку не хочется, чтобы какие-то невидимые анонимы наблюдали за его физиологическими отправлениями, он кто — трус или маловер?
А теперь представьте, что происходит с психикой человека, который, боясь потерять высокооплачиваемую работу, соглашается на такое наблюдение, перешагивает через свой стыд. Что он должен внушить себе, какую психологическую операцию над собой произвести? Легко просматриваются два варианта. Либо надо перестать считать человеком себя, либо наблюдателей. Исход одинаково плачевен, ибо в обоих случаях сопряжен с серьезными нарушениями психики. В первом случае рано или поздно произойдет впадение в депрессию. Во втором разовьется истерическая демонстративность («Пусть смотрят, мне плевать!»). А может быть, и третий вариант — аутизация, когда человек, зализывая травму попранного стыда, экранируется, отгораживается от мира («никого не вижу, никого не слышу»).
Реакции разные, а суммарный итог, по существу, один: в людях развивается бесчувственность и, соответственно, в отношениях между ними возникает разобщенность. Депрессивная мать может быть безразличной даже к голодному грудному ребенку. Младенец порой надрывается от крика, а в матери это вызывает лишь чувство усталого раздражения.
Истеричные люди, несмотря на свои бурные проявления, глубинно очень холодны к окружающим. Классическое сравнение, приводимое на лекциях по психиатрии: истерик напоминает бифштекс — снаружи раскаленный, а внутри холодный. От такого не стоит ждать подлинного сочувствия и серьезной поддержки. Значит, провоцирование в гражданах истерической демонстративности тоже усугубляет атомизацию общества. «Autus» по-латыни «сам». Человек с аутическими чертами вообще мало реагирует на окружающих людей. Он замкнут в себе. И это не признак творческой активности или духовной сосредоточенности, а тяжелая патология.
Сейчас в странах, которые принято называть цивилизованными (следовательно, они наиболее вовлечены в глобалистский проект), наблюдается заметный рост аутизма. Выходит, что чем более открытое общество, тем больше в нем людей с запертой на замок душой! Если б это было не так, тренинги общения не выросли бы в серьезный бизнес.
Воспоминание на заданную тему
Выхолащивание тайного в человеке происходит не только путем повсеместной установки видеокамер. К «прозрачности» приучают и многочисленные тесты типа «Познай себя», и анкетирование на улицах, и участие в передачах, где предлагают рассказать, как удалось вернуть мужа, сбежавшего было к любовнице, или, наоборот, изменить, но так, чтобы муж ничего не узнал. И те же тренинги общения, на которых почему-то полагается «раскрепоститься» и поведать чужим людям о «проблемах», в существовании которых себе-то бывает подчас неловко признаться.
И опять, чувство неловкости возникает не обязательно при оглашении каких-то постыдных тайн. Помнится, в 1993 году в г. Пущино на Оке был заявлен семинар по реабилитации больных детей, и организаторы обещали дать нам возможность сделать доклад о нашей работе с детскими неврозами. А мы тогда еще только-только придумали свою методику куклотерапии, и, как это часто бывает с неофитами, жаждали со всеми поделиться своим «открытием». Но по приезде выяснилось, что семинара не будет. Вместо него состоится мероприятие со странным названием «Игра», а устроителей следует называть «методологами» и «игротехниками». Выяснилось также, что обман участников (про семинар и доклады сказали не только нам) входил в условия игры. Сказано было, что игра намного эффективнее семинара, что это мозговой штурм, ломка привычных стереотипов, стимуляция креативного мышления…
На деле же руководители-игротехники учинили над людьми форменное издевательство: каждую минуту перебивали, требовали, чтобы, выражая свою мысль, участники тут же схематизировали ее путем начертания на доске кружков, треугольников и квадратов. А одним из главных условий игры было постоянное раскрытие своих мыслей по требованию методологов. То и дело слышалось: «О чем вы сейчас подумали? А почему вы так подумали?». И именно это было особенно невыносимо, воспринималось как грубое, наглое давление, как психическое насилие, беспрецедентное посягательство на тайны твоей внутренней жизни.
Мы обе это очень быстро почувствовали и «вышли из игры». Другие же участники, боясь показаться невежливыми — ведь пребывание в Пущино оплачивали иностранные спонсоры, — продолжали терпеть издевательства. Окончилось это в прямом и переносном смысле плачевно. В прямом — потому что большинство участниц к концу третьего дня пребывали в расстроенных чувствах и во время мозговых штурмов рыдали, а в переносном — потому что одного участника уже к концу первого дня увезли в больницу с инфарктом. (Впоследствии нам рассказали, что это еще цветочки, на некоторых подобных игрищах случались и самоубийства).
Тогда мы недоумевали: почему столь откровенный тоталитаризм мирно уживается с западной демократией? Ведь игротехники были, если можно так выразиться, начальниками местного значения. Истинное начальство — американцы из какого-то протестантского фонда милосердия — прибыло к концу второго дня. И по тому, как вели себя с ними наши мэтры, стали очевидно, что «спонтанные мозговые штурмы» и прочие «импровизации» проходят по четкому плану, продиктованному американскими благотворителями. Антураж при этом был очень демократичным. Будто мы не под Москвой, а в каком-нибудь американском кампусе: кофе-брейки, развлекательные шоу по вечерам, ворк-шопы, которые, если не предусматривали доску с кружочками и треугольничками, устраивалась прямо на траве, и можно было участвовать лежа, все называли друг друга по именам, в том числе и руководителей.
Прошло почти десять лет, прежде чем мы осознали, что видели не искажение, а закономерность. А если еще точнее, закономерное искажение. Ведь в глобалистском обществе, прообразом которого была в каком-то смысле пущинская «игра», распоясываться позволено только по мелочам. Выбирай себе на здоровье майки, сосиски, рок-группу, сексуальных партнеров! Но при этом ты должен быть «прозрачным», подчиниться тотальному контролю, включающему в себя и контроль над сознанием. А оформят его, конечно же, как твое благо, заботу о твоей безопасности и твоих финансах, об эффективности твоего труда.
Заговор гуманистов
А теперь зададим вопрос, который многим нашим читателям, наверное, покажется глупым: зачем он нужен, такой тотальный контроль?
— Как зачем? — изумятся они. — Вы что, не понимаете? Нас же готовят к жизни в электронном концлагере. Это новая, более изощренная форма управления людьми.
Да, все, конечно, так. И, тем не менее, вопрос «зачем?» остается. Ну, скажите, зачем такой избыточный контроль? Зачем следить за миллионами беззащитных, безоружных обывателей? Зачем знать, сколько денег пенсионер оставил в универсаме, и по какому маршруту возвращалась с базара домохозяйка? Зачем власти — отечественной ли, всемирной ли — иметь в базе данных сведения обо всех болезнях всех людей на свете? Сходных «зачем» можно задать очень много, но и так ясно, что для управления людьми совершенно необязательно знать о них все. Мы же видим, что, если хотят поймать террористов, не говоря уж о неплательщике налогов, это делают без особого труда, во всяком случае, без всяких чипов и даже без камер слежения. Как говорится в анекдоте, «старым казацким способом». А если не ловят (как, например, Басаева), значит, не хотят.
Шизофреническая избыточность и дороговизна электронизации всего мира не укладывается в рамки рациональных объяснений, в том числе и конспирологических: дескать, мировое правительство хочет таким образом обрести политическое господство над всем земным шаром. Оно, может, и хочет, но для этого не обязательно следить за человеком в сортире.
Нет, никакими прагматическими соображениями этого не объяснить. Тут есть нечто, выходящее за пределы нормальной логики…
Не так давно у нас появилась возможность прочитать три связанных между собой документа с одним общим названием «Гуманистический манифест». Первый датирован 1933 годом, второй — 1973, последний — 2000. Для уяснения происходящих сегодня исторических сдвигов эти документы чрезвычайно важны, поскольку представляют собой идеологическую платформу глобализма. Причем в каждом следующем манифесте, по мере завоевания очередных политических и мировоззренческих плацдармов, принципы построения нового открытого общества излагаются все жестче, откровенней и агрессивней.
Генеральный постулат «гуманистов» — это безбожие. Люди, выросшие при советской власти, были уверены, что воинствующий атеизм процветает только у нас. А «у них» все нормально: храмы не рушили, религию не запрещали, лекций по научному коммунизму не читали. До поднятия «железного занавеса» многие даже думали, что Запад очень религиозен. А когда начались массовые турпоездки и выяснилось, что это, мягко говоря, не так, возникло недоумение. Почему? Там же не запрещали, не сажали, не крушили… Однако быстро было найдено невнятное, но вполне всех устраивающее объяснение: отпадение от веры на Западе произошло как-то само собой — прогресс, знаете ли, комфорт, сытая жизнь. Им, буржуям, и без Бога хорошо.
Но знакомство с «Гуманистическим манифестом» опровергает версию спонтанной апостасии. Кто-то возразит: «Никакую спланированную акцию невозможно осуществить без готовности общества».
Безусловно. Только не забывайте, что люди в массе своей всегда готовы пасть и отпасть, ибо природа потомков Адама и Евы подвержена греху. И именно поэтому во все времена так важна была позиция политических и духовных вождей, творцов идеологии. Так важен был мировоззренческий вектор, который задавали опять-таки не массы, а властители государств и умов. И разговоры о том, как несостоятельны теории заговора, это типичный перевод стрелок. Не нравится слово «заговор» — замените словами «целеполагание элиты».
Вернемся к манифестам. Под первым стоят только подписи зарубежных идеологов. В частности, Джона Дьюи — философа, который сыграл заметную, если не ключевую роль в разрушении американского классического образования и чьи взгляды впоследствии легли в основу сходных процессов «реформирования школы» в других странах.
Конечно, для советских идеологов 30-х гг. богоборческие мотивы первого манифеста были слишком завуалированы: «Религиозные гуманисты считают Вселенную самостоятельно существующей и несозданной… Очевидно, что любая религия, которая надеется в современных условиях стать синтезирующей и динамичной силой, должна изменить свои формы, приспособив их к сегодняшним потребностям. Создание такой религии является главной необходимостью… Отныне мы не считаем адекватными вероисповедание, религиозные идеи и обряды своих отцов».
Но в 1973 году, когда у нас богоборческий пафос уже не звучал так откровенно людоедски, а у них, напротив, атеизм принимал все более открытые формы, позиции значительно сблизились. И хотя под этим манифестом с нашей стороны стоит лишь подпись академика Сахарова, взгляды авторов (с небольшими оговорками, касающимися критики коммунизма) охотно разделили бы многие советские интеллигенты. «Традиционная догматическая и авторитарная религия <речь уже идет не о религии вообще, а конкретно о христианстве – прим. авт.>, которая ставит поклонение Богу, обряд, культ и Символ Веры выше человеческих нужд, желаний и опыта, причиняет вред человеческому роду. Всякая информация о природном естестве должна пройти проверку на научную доказательность. По нашему заключению, догматы и верования традиционной религии такой проверки не выдерживают… Не божество будет нас спасать, а мы должны спасать себя сами… Не существует доказательных свидетельств того, что жизнь не кончается со смертью тела. Мы продолжаем существовать в нашем потомстве и том культурном влиянии, которое оказали на других… Не следует содействовать разным религиозных организациям в получении общественных средств… Мы убеждены, что негибкая мораль местного прихода и религиозные идеологии — пройденный этап».
А в 2000 году в третьем варианте традиционная религия вообще списана в утиль и сказано, что «упорная приверженность традиционным религиозным воззрениям обычно способствует нереалистичным, пассивистским, мистическим подходам к социальным проблемам, сеет недоверие к науке и слишком часто становится на защиту отсталых социальных институтов… Нет достаточных объективных рациональных и экспериментально подтвержденных свидетельств в пользу достоверности религиозной интерпретации действительности или предположений о существовании оккультных причин… Мы осуждаем попытки некоторых ученых… навязать общественному мнению интерпретации природных феноменов, апеллирующие к потустороннему. Мы думаем, что для человечества настало время осознать собственную зрелость — отбросить пережитки первобытного мистического мышления и мифотворчества, подменяющие истинное постижение природы».
Тут уже больше тридцати подписей наших ученых. Среди них — академик Н.Г. Басов, ведущий научно-популярной телепередачи «Очевидное — невероятное» профессор С.П.Капица, академик В.Л. Гинзбург и другие во главе с профессором философского факультета МГУ В.А. Кувакиным. Конвергенция произошла, безбожники всех стран объединились.
Что же они поставили во главу угла, на место якобы несуществующего Бога? Для бывших советских граждан здесь нет никакого открытия, любой из нас мог бы ответить на этот вопрос даже во сне: «Разумеется, науку с ее достижениями!». И жрецов научного прогресса как самых подкованных, способных переустроить мир, который томится в оковах традиционных религий. Переустроить так, чтобы людям было удобно и спокойно жить. Чтобы восторжествовала социальная справедливость, чтобы нас не разделяли ни границы, ни верования, ни национальные особенности. Чтобы образовалось единое мировое государство с единым управлением.
А чем больше пространство, которым управляешь, тем насущнее необходимость в дистанционном управлении. И здесь неоценимую услугу могут оказать электронные надсмотрщики и контролеры.
Но и для управления целым земным шаром из единого центра не обязательно, чтобы прозрачными были все, вся и всегда. Как ни крути, одним лишь глобалистским переустройством мира невозможно объяснить эту безумную электронную слежку, которая к тому же экономически разорительна. А мы привыкли слышать, что западный мир очень расчетлив и от всех проектов ждет, в конечном итоге, прибыли.
В чем же здесь прибыль? Неужели только в том, что никто не сможет утаить налог от мирового правительства? Но даже если отслеженные с помощью индивидуальной электроники налоги окупят (что весьма сомнительно) капиталовложения, все равно непонятно, зачем Министерству по налогам и сборам знать, по какому маршруту передвигался в течение дня налогоплательщик и болел ли он в детстве скарлатиной.
Однако, вспомнив, что вожди мирового гуманизма не просто хотят возглавить новое движение или даже государство, а претендуют на место столь самонадеянно отмененного ими Бога, неусыпной тотальной слежке наконец-то находишь объяснение. Ведь именно Бог — Вездесущий, Всевидящий, Всеслышащий, Всеведущий.
Вот и безумцы-глобалисты возмечтали не только узурпировать место Бога, но и обрести Его свойства. Сами они, конечно, малость не дотянули до всевидения и всеслышания, — «несправедливый» Бог не дал! — но с помощью Новейших Достижений Науки надеются компенсировать досадное несовершенство человеческой природы.
Электронное око
Существует и другое затруднение. Тем злым, лукавым и гордым сущностям, которые вдохновляют творцов «нового мира», не дано проникать в душу человека, читать его мысли, знать, что таится в его сердце. Поэтому для них крайне важно как можно больше узнавать о внешних проявлениях человеческой жизни, чтобы хоть таким путем догадываться о сокровенном. Заветная мечта духов злобы и, естественно, их патрона — контроль над человеческим сознанием. Не потому ли так много сил и средств вложено на протяжении последних десятилетий в разработку соответствующих технологий?
А теперь вернемся к самому началу наших рассуждений — к реплике о том, что истинно верующим даже камера слежения, установленная в храме, молиться не помешает. И что вообще, тому, кто с Богом, скрывать нечего.
Есть такая икона — «Недреманное око». Название ее, как считают некоторые богословы, скорее всего, произошло от строки из Псалтири: «Не даждь во смятение ноги твоея, ниже воздремлет храняй тя, се не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля» (Пс.120:3−4).
Диавол, который не может придумать ничего своего, и здесь пытается подражать Всевышнему. Говоря о сатанинской символике, о. Алексий (Мороз) пишет: «…треугольник с изображением ока на верху пирамиды <этим символом украшена, как известно, однодолларовая купюра – прим. авт.> — означает глаз сатаны, который видит будто бы все, что происходит в мире» («Музыка преисподней». — Нижний Новгород, 1995 г). Но поскольку диавольское «недреманное око» — лишь пародия, никакого дара всевидения и всезнания у него нет, ему требуется материальное подкрепление: всевидящая и всезнающая система электронного контроля. Тоже своего рода «недреманное око». Недреманное око зла. И хранить оно будет только своих верных, а те, кто не согласится принять «новый мировой порядок на века» <лозунг, напечатанный на той же однодолларовой купюре – авт.>, будут объявлены маргиналами и нарушителями общественной безопасности.
Как же можно говорить, что признание компьютерной пародии на Господа и добровольное встраивание в сатанинскую систему мироустройства духовно безопасно для христиан? И вообще, как можно кому бы то ни было передоверять Божественное право всеведения о человеке?
Ну, а по поводу молитвы, которой якобы никто не может помешать?.. Мы много написали об интимности, о частной жизни, о том, как сузилось и продолжает сужаться это понятие. Но что же все-таки означает слово «интимный»? «Intimate» (англ.), «intimo"(исп.), «intime» (фр.) — в том числе, имеет значение «глубинный», «потаенный», «внутренний».
Иисусову молитву, важнейшую молитву для христиан, тоже называют «внутренней». Для овладения ею необходимо, среди прочих условий, вхождение внутрь себя или, как выражаются Отцы Церкви, «вхождение ума в сердце». «С Богом примирение и сроднение невозможны для нас, если мы наперед не возвратимся к себе и не войдем внутрь отвне. Только внутренняя жизнь есть истинно-христианская жизнь. О сем свидетельствуют все Отцы» (наставление Никифора Монаха, цит. по кн. «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу».- «Лествица», 2003. С. 210).
Образ внутреннего, тайного, сокровенного неизменно сопровождает отношения Бога и человека. Личное богообщение всегда интимно, без тайны встреча Бога с человеком невозможна. «Безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси», — говорит Псалмопевец (Пс.50:8). «Заключай дверь келлии для тела, дверь уст для языка и внутреннюю дверь для лукавых духов», — поучает св. Иоанн Лествичник (цит. по кн.: «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». С. 211). Св. Исаак Сирин пишет: «… Потщись войти во внутреннюю сокровищницу твою, и узришь сокровище небесное. Лествица в Царствие Небесное сокрыта внутрь тебя, т. е. в сердце твоем» (Там же. С.211). «Уединившись внешне, покушайся далее войти во внутреннее стражбище (сторожевую башню) души, которое есть дом Христов, где всегда присущи мир, радость и тишина» (Там же. С. 244).
Интимность молитвы заповедал нам сам Спаситель: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь свою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6:6).
«Се, стою у дверей и стучу», — говорит Господь, обращаясь к «сокровенному сердца человеку» (От. 3:20). А если сокровенного, внутреннего уже не будет, если понятие интимности окончательно уничтожат (что, несомненно, случится с введением электронных досье, чипов и т. д.), то куда войдет Господь? В какую дверь Он постучит? В ту, которая сорвана с петель вихрем бесстыдства или, как у аутистов, наглухо заперта?
Несколько лет назад нам привезли из Америки каталог модных игрушек и одежды. Значительную часть рекламируемой продукции составляли игрушки в виде внутренних органов, майки с изображением грудной клетки, бейсболки с нарисованными на них полушариями головного мозга. На уроках валеологии (их также называют «уроками здоровья»), которые сейчас внедряются в школьные программы всего мира, дети с малолетства во всех подробностях изучают внутренние органы, их устройство и функционирование. Секс-просвет, опять-таки железной рукой насаждаемый в разных странах, а на Западе давным-давно насажденный, тоже огромное внимание уделяет внутреннему и внешнему строению соответствующих частей тела. Казалось бы, зачем вдалбливать это снова и снова, чуть ли не каждый год в течение 10−12 лет? Чтобы обучить подростков «безопасному сексу», не требуются такие анатомические штудии. А вот для того, чтобы вытащить наружу то, что Господь намеренно сокрыл от посторонних глаз, подобные уроки, игрушки, майки и кепки очень даже подходят.
Равно как и уверения, что ни в коем случае не надо ничего в себе таить, ибо это опасно для психики, а потому все эмоции надо выплескивать, иначе будет инфаркт, инсульт или рак. В сей миф верят и многие православные люди.
Так что и без электронных чипов почти все внутреннее, подлежащее сокрытию, уже рассекречено, становится наружным. Но пока еще очень многое зависит от произволения человека: один позволил себе распуститься на людях, а другой предпочел спрятать от посторонних глаз то, что не следует демонстрировать.
Система же непрерывной слежки лишит нас такого выбора. А по существу — свободы воли. Ведь свобода воли — это возможность выбора между грехом и добродетелью.
Насчет греха (например, попрания целомудрия) мы уже написали достаточно. Но и с добродетелью при электронном «Всевидящем Оке» дела будут обстоять совсем не так просто, как считают некоторые бесстрашные христиане.
«Святая Синклитикия сказала: как открытое сокровище оскудевает, так и добродетель, узнаваемая и разглашаемая, помрачается», — читаем в «Древнем Патерике» (Репринтное воспроизведение издания 1899 г.- Издательский отдел Московского Патриархата, 1991.С. 139). И чуть ниже слова некоего безымянного старца: «Еще сказал: открывающий и разглашающий добрые дела свои подобен сеющему на поверхности земли: прилетают птицы небесные и снедают семя. А скрывающий житие свое подобен сеющему на браздах пашни — он пожнет обильный плод» (Там же. С. 140).
Причем, соглашаясь жить под электронным надзором, человек не только нарушает заповеданную Спасителем тайну доброделания, но и лишается небесной награды. Снова процитируем «Древний Патерик»: «Авва Исайя сказал <…>: Ты же, верный раб Христов! Держи в сокровенности делание свое, и остерегайся со скорбию сердца, как бы из человекоугодия не погубить мзды твоего делания. Ибо делающий напоказ людям (уже) воспринимает мзду свою» (Мф. 6:2), как сказал Господь» (Там же. С.132).
Недаром многие святые Отцы, столпы христианской веры и благочестия, стремились к максимальной прикровенности своей жизни. «Сказывали о скитских подвижниках: если кто видел их дела, то они считали их уже не добродетелью, но грехом» (Там же. С. 140).
Не только о древних старцах, но и о живших вчера, да и о живущих сегодня, очень мало что известно. Их внешняя жизнь всегда достаточно скрыта от посторонних глаз. Порой они вообще находятся в затворе, т. е. в абсолютном уединении. А уж о внутренней жизни и говорить нечего! Хотя она, безусловно, гораздо интенсивней, чем у обыкновенных людей, ее содержание практически целиком остается в тайне. А тот, кому об этом что-то известно (как правило, тоже отшельник), так и назывался — «сотаинник». Значит, очень трудно удержать высоту духовную, будучи открытым.
Да и в наивысшем для нас образце — Евангелии — много ли говорится о внешних обстоятельствах жизни Христа и тем более о Его внутренних переживаниях? Вряд ли это случайно. В Евангелии вообще ничего случайного нет. Если уж сам Господь явил для нас образец прикровенности земного бытия, то нам ли, грешным, заявлять, что жизнь за стеклом нам не помеха, и беспечно соглашаться на режим постоянного мониторинга?
Больше всего поражает, конечно, бравада по поводу Церкви. Пусть, мол, наблюдают за нами даже во время службы! Мы все равно в храме окружены людьми, и это нисколько не мешает нашей молитве.
Да, в храме мы не одни, но это не совокупность отдельных чужеродных атомов, а соборное единство. В мистическом смысле верующие христиане — члены единого Тела Христова, «единые уста, единое сердце».
Но даже единоверцы не должны подглядывать друг за другом. Интересно, что это особо оговаривается в вероучительной литературе. Подглядывание никогда не считалось чем-то нейтральным, дескать, пусть смотрят, сколько хотят, а воспринималось как грех, пагубно действующий и на любопытствующего, и на объект любопытства.
И уж совсем непонятно, как в условиях слежки быть с тайной исповеди. Ведь разглашение этой тайны не рядовой, а сугубый грех. И давая согласие на жизнь под надзором электронного стукача, христианин такой грех совершает.
Жесткая альтернатива
А еще тем, кто столь самонадеянно рассуждает о силе своей молитвы, полезно узнать, что залогом как успешности в молитве, так и успешности вообще в христианской жизни, Симеон Новый Богослов считал безусловное послушание («Откровенные рассказы…» С. 188). Уже сейчас ясно, что установления нарождающегося глобалистского государства не просто иные, а диаметрально противоположные христианским. И это закономерно, поскольку идеологи глобализма — богоборцы. Но атеизм — лишь стадия, фаза, предшествующая фазе откровенного сатанизма. «Кто не со Мной, то против Меня», — сказал Христос (Мф. 12:30).
Недаром в Конституции Объединенной Европы, модели будущего всемирного государства, нет даже упоминания о христианстве как о культурно-историческом фундаменте европейской цивилизации. И это несмотря на протесты целого ряда стран, входящих в европейское сообщество!
Естественно, в дальнейшем антихристианские законы будут все более четкими и определенными. Содомия, растление детей, убийство старых и больных, красиво названное «эвтаназией», колдовство, наркомания и прочие «радости глобализма» станут общепринятой, законодательно утвержденной нормой. Как тут быть с безусловным послушанием? Кого слушаться — Христа или Велиара?
Соглашаясь на уничтожение понятий интимности и тайны частной жизни, человек уже, в лучшем случае, пытается служить двум господам. А это — опять же вспомним Евангелие — невозможно.
Многие по личному опыту знают, как трудно молиться, совершив даже мелкий грех: пожадничав, съев в пост что-то скоромное. Так неужели молитве не помешает наше бесстыдство и согласие со злом? А ведь мы еще ничего не сказали о возможности электронного воздействия на человека, лишь упомянув о том, что контроль — это часть системы управления. Но электронное воздействие — отдельная тема, и мы не будем втискивать ее в рамки и без того обширного текста. Скажем одно: по пророчествам святых отцов, в последние времена тот, кто сможет хотя бы призвать имя Господне, спасется.
Значит, в какой-то момент воздействие демонических сил на человечество будет столь велико, что даже произнести Иисусову молитву (которая и есть призывание имени Христа) смогут лишь единицы. Конечно, никому, кроме Небесного Отца, неведомы апокалиптические времена и сроки. Но даже самые храбрые православные либералы вряд ли дерзнут сейчас утверждать, что глобалистский проект — богоугодное дело. И те, кто позволяют включить себя в систему электронного контроля и учета (подразумевающую, между прочим, и «трансграничную передачу сведений персонального характера», то есть, подключение к некоей всемирной базе данных) соучаствуют — как бы они это ни отрицали — в строительстве антихристова царства.
Великие подвижники, столпы христианской веры остерегались соблазна. Казалось бы, людям с такой силой духа, чем повредят любопытные взоры? Но — нет, предпочитали не искушаться. Как же можно всерьез считать, что мы, цепляющиеся за комфорт и материальные блага, вплоть до крохотных скидок, предоставляемых обладателям «социальных карточек москвича» и других электронных пропусков в глобалистское царство, окажемся сильнее святых отцов и в критический момент вдруг отринем все то, ради чего постепенно, шажок за шажком сдавали позиции. Есть пословица: «Дашь палец — откусят руку». Почему мы думаем, что, отдав и палец, и руку, и уже чуть ли не положив голову в ласково открытую пасть льва, сумеем каким-то образом в последний миг вырваться? Мы ведь не укротители. Да и антихрист — не дрессированный лев.
7 декабря 2004 г.
