Императорский прорыв

В двух последних мировых войнах русские войска стояли в Северном Иране, согласно двустороннему соглашению между Россией и Ираном. До 1918 года Карская область (ныне в Турции) входила в состав России. Через Крепость Карс, а с 1914—1918 и через Эрзерум, ключи к Анатолии и Битлис, с проходом в Месопотамию русские войска контролировали Ближний Восток.

Когда англичане и американцы высадились в 1991 году в Персидском заливе («Буря в Пустыне») и в Ираке («Шок и трепет»), на север Ирака в Курдистан, по логике вещей, должны были высадиться русские десантники. Два века никто в мире не оспаривал законность российских интересов в приграничных районах.

Этого не случилось из-за утраты, со времен хрущевской гнилой оттепели, державного стратегического инстинкта. На Западе мы грозно хмурились и раздули танковый флюс. В одной 3-й ударной армии в Магдебурге мы держали больше танков, чем во всем Бундесвере.

Между тем, ключ к Европе и миру лежит на Ближнем Востоке рядом с нашей границей.

Мы обязаны были держать в Закавказье ударную танковую армию с сильной воздушно-десантной дивизией. Сопоставимые силы были под ружьем у России здесь до 1917 года.

Расплодившиеся балаболы-политологи воркуют по ящику дураков, что американцы уйдут из Ирака, как ушли из Вьетнама.

Американцы и их союзники по НАТО уже никогда не уйдут из этих земель, пока не иссякнет нефть. Напротив, согласно старой англосаксонской стратегии, они медленно входят в процесс, но потом уже в отличие от нас действуют по принципу «Relentless, ruthless and remorseless», что означает «без остановок, без пощады, без раскаяния». Это непостижимо для нашего руководства, пускающего пузыри на концертах попсовой эстрады.

Мы публикуем исторический очерк о том, как действовали наши деды.

ПУШКИН, СЕТУЯ НА БЕСПАМЯТСТВО, однажды с невыразимой горечью заметил: «Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя следов». Разве только люди? В черную дыру беспамятства проваливаются святые полки, знаменитые дивизии и корпуса, исчезают из памяти целые войны, как это случилось с Первой мировой войной, которую ее участники называли — Великой. В ряду этих забытых явлений грозный и мистический Иранский поход (1915−1917) через Верхнее Двуречье, где помещало писание рай, сквозь кордские горы Загроса родину Авесты и трех мировых религий, в Месопотамию к шумерам, родине Ноя, Гильгамеша и Авраама.

Иранский поход, по велению Императора Николая II, возглавит один из лучших генералов Кавказского фронта Баратов (Бараташвили) как командующий отдельным Персидским экспедиционным кавалерийским корпусом в 25 тысяч шашек. Выбор решительного и находчивого генерала Баратова был удачен. На Кавказском фронте дралось тогда много выдающихся генералов. Баратов (терский казак) командир ударной 1-й Кавказской казачьей дивизии был наилучшим исполнителем воли верховного главнокомандующего, так как Иранский поход был целиком Императорским, ибо царь был его автором и двигателем. То был Государев прорыв в Месопотамию.

Бытует светлый и старинный романс «Белой акации грозди душистые вновь аромата полны». Этот романс порой называют «офицерским», чаще «белогвардейским». То ли потому, что цветение акаций связывают с югом России, то ли из-за мужественного лиризма песни. Романс о невосполнимой утрате прекрасных дней, сопутствующих каждой судьбе. В нем звучат слова: «Невозвратимы, как юность моя». Монархия, как отцовская власть прекрасной поры юности, невозвратима и вряд ли когда-либо посетит Россию. Она отцвела под ледяным веянием отступничества и прежде всего апостасией священства. В изгнание с царской семьей в Тобольск уехала горсточка верных. Но с Помазанником в Сибирь не отправился ни один священнослужитель. После страшных потрясений ушедшего века Россию царскую можно верно оценить только в сознании отцветшей и невозвратимой ее утраты.

Император Николай II, при всей православной скромности своего монаршего поведения, обладал острейшим стратегическим мышлением и личной отвагой. Государь Николай II был едва ли не единственным человеком в России, кто твердо верил, что кратчайший путь к Берлину лежит через Кавказский фронт, Босфор и Царьград. Бесспорно, на это время Царь был наиболее универсально образованным человеком. В молодости за его плечами уже была кругосветка. Он создал Транссиб от первого камня во Владивостоке. Воссоздал флот после Цусимы. О ключевой роли Босфора для победы в Англии догадывалась вся элита из-за мирового горизонта «владычицы морей» и звериного британского инстинкта на сильные и слабые стороны соперника. Только поэтому в 1915 году наши заклятые союзники англичане и французы бросили полумиллионный десант в Дарданеллы, чтобы опередить русских и первыми войти в Царьград. Но десант был разгромлен на полуострове Галлиполи вдвое уступавшими им турками, которых готовили немецкие офицеры. Англичане бросились в Дарданеллы после разгрома Юденичем под Сарыкамышем 150-тысячной лучшей османской армии. Военный министр, — пылкий пантюркист Энвер-паша, оставил свой пост и возглавил III Анатолийскую армию, предвкушая разгром русских войск. В воспаленном его сознании дымила идея Турана. Он уже видел, как поднимает мусульман-тюрок Закавказья, Поволжья и Средней Азии и разрушит весь юг Российской Империи. Но в истории все химерические идеи со словом «пан» — будь то пан-тюркизм, пан-исламизм, пан-славизм или пан-германизм — всегда кончались катастрофой. Такова природа химерической парадигмы.

После Сарыкамыша в Лондоне сразу поняли, что разгром Германии и ее союзников — дело времени. Англичане со всей жутью осознали, что Россия уже практически выиграла войну, и самый страшный для Альбиона кошмар свершится — русские войдут в Царьград. Это значит, что Россия на следующий день господствует в Средиземном море и как пробку вышибает с Гибралтарской скалы британские батареи, которые угнездились там еще при Петре I.

В Лондоне поняли, что их враг N1 теперь не кайзер, а русский император. Кайзер зажат фронтами, а Россия имеет опаснейшие возможности маневра как со стороны Босфора в Европу и Ирана в Индию, так и со стороны основанного недавно Романова — на Мурмане, откуда можно сторожить всю Атлантику.

Победы в войне при Сарыкамыше и Ардагане, с разгромом вторичным в 1915 г. османской армии в Евфратской долине, взятие в начале 1916 года Эрзерума, было в целом делом августейшего всадника. За несколько дней до начала боев на Турецком фронте русские полки облетела весть о Государе, побывавшем на позициях в опасной близости от неприятеля, на виду у хищных кордских пикетов на расстоянии пистолетного выстрела. Появление царственного всадника на передовой на горных тропах вдохнуло в войска силу. Особенно ликовали казаки. Царь со дня рождения и до коронации был их верховным атаманом. От одинокого Помазанного всадника веяло тихой мощью. В Межигерте, в местечке с древним мидийским именем под Сарыкамышем, Царь награждал отличившихся казаков. Царь был просветлен, молчалив и скромен. Его казаки составляли ровно половину всех войск Кавказского фронта и половину надежную и ударную.

Эта война стала сразу делом Государевым, и он ее выиграл до первых залпов на Кавказском фронте.

В 1914 году Император настоял на повсеместном сухом законе для России. То был самый мужественный, мудрый и счастливый закон за всю историю православной России и подлинный императорский прорыв.

Пьяный бюджет Витте давал от продажи спиртного до трети дохода казны. Либеральный интриган Витте гордился тем, что ввел монополию государства на продажу спиртного и положил начало организованному спаиванию нации. Царь сухим законом уничтожил все «достижения» Витте с его дутым авторитетом.

Великий физиолог Иван Павлов, генерал медицинской службы, посвятивший жизнь борьбе с главным врагом русской земли — алкоголем, был в восторге. Торжествовала и русская Церковь. Павлов беспощадно высмеивал идею ученых прохвостов о безвредности «культурного» пития. В 1916 году крестьянские депутаты Думы внесли законопроект «О введении трезвости в России на вечные времена». Россия пробудилась от дурмана и богатырские расправила плечи. Сухой закон продержался десять лет. В 1924 году пьянство вновь узаконили, чтобы латать прорехи после погрома страны. Английский премьер Ллойд-Джордж сказал о сухом законе царя:

«Это самый величественный акт национального героизма, какой я только знаю».

Царь победил главного внутреннего врага русской земли — алкоголь — и начал войну с врагом внешним за тысячелетнюю мечту о Босфоре, Царьграде и Святой Софии. Вернуть святыню Царьграда клялся перед восточными патриархами еще отец Великого Петра царь Алексей Михайлович.

Вскоре Император совершил еще один «великий акт национального героизма». В августе 1915 года Царь занимает пост верховного главнокомандующего разбитой, бегущей армии. Великий князь Николай Николаевич отправлен наместником на Кавказ, куда он отбыл в своем личном поезде с двумястами подаренных ему икон. Царь возглавил армию в год страшных поражений на Западе из-за отсутствия боеприпасов. Столь мужественного поступка не знает история мировых войн.

Царь, став верховным, быстро восстановил положение на фронтах и наладил бесперебойное снабжение армии. Он посещает всюду передовые части вместе с 11-летним цесаревичем, уже морским офицером и верховным атаманом казачьих войск. Армия всюду встречает Государя с сыном с восторженным ликованием. Заняв пост верховного главнокомандующего воющей страны, царь проявил верность главной формуле русской национальной идеи, отчеканенной Петром I в год основания Санкт-Петербурга: — «небываемое бывает!» с любимым кличем Преобразователя: «Для Бога, поспешай!».

Как бы услышав этот православный боевой клич, 16 февраля 1916 года Отдельная кавказская армия берет штурмом крепость-город Эрзерум — оплот Анатолии. Турецкий фронт потрясен до основания. 2 марта русские полки входят в город Битлис, запиравший в ущелье главную дорогу из Анатолии в Месопотамию. Через две недели пал порт Трапезунд. Русские вскоре становятся полновластными хозяевами Черного моря. Командует флотом один из лучших русских адмиралов, оказавший до войны большое духовное воздействие на поколения русских гардемаринов, порт-артуровец Андрей Эбергарт. Он с юности, даже между сражениями, ни разу не надевал дважды одну рубаху. Предпочитал дорогие духи и был безумно храбр. Эбергарт был постоянным раздражителем долговязого Великого князя Николая Николаевича. Кавалерийские мозги Великого князя отказывались понять, почему немецкий дредноут «Гебен» в бою сильнее трех черноморских линкоров. У «Гебена» были мощнее калибры, выше дальность стрельбы, и он превосходил в скорости старые линейные корабли. «Гебену» ничего не стоило расстрелять линкоры при встрече по одиночке. Великий князь Николай Николаевич на посту верховного главнокомандующего был сущим несчастьем армии и страны. Он то истерично и скверно матерился, то рыдал на груди царя. В любой уважающей себя стране Николаю Николаевичу можно было бы доверить только дивизию, от силы кавалерийский корпус, с условием, что он не будет покидать передовой. Всем Великим князьям место было на фронте и только в передовых цепях, как личным примером завещал Великий Петр. В августейшем главковерхе Николае Николаевиче отсутствовал в характере главный компонент подлинного аристократа — железо. Он был шаток, изменчив и нервен при двухметровом росте. Может, поэтому он не переносил адмирала Эбергарта, в котором чувствовался стальной стержень. После 1917 года Андрей Эбергарт чудом избежит расстрела. У матросов не поднялась рука на гордого адмирала. Вскоре Андрей Эбергарт умрет в Петрограде от голода.

В том же 1915 году Государь Николай II подпишет декрет «О вероломстве болгар», за освобождение которых Россия положила в 1877—1878 годах двести тысяч солдат. Тогда же князь Бисмарк, который был достаточно крупен, чтобы не быть пан-германистом и, презирая панславизм, с сарказмом заметил: «Вся Болгария не стоит костей одного померанского гренадера». Мы под безродные вопли славянофилов положили двести тысяч русских гренадер. Теперь Болгария вступила в войну на стороне своей пятисотлетней угнетательницы — Турции. Германия смогла снабжать Порту напрямую, что сразу сказалось на положении дарданельского десанта союзников и Кавказском фронте. Союзники ушли из Дарданелл, а обстрелянные корпуса османов, снятые с Галлиполи, выросли перед русским фронтом в Месопотамии.

Можно желать своему народу любую участь, но не декрета о вероломстве, подписанном святым царем, чей дед освободил болгар. Болгар, говорят, завела в омут глупая и жадная верхушка, может быть, это и так. Но симптомы этого сухого мелкорыночного прагматизма подметил в Болгарии еще наш великий мыслитель и писатель Константин Леонтьев.

19 февраля, сразу после падения Эрзерума, министр иностранных дел Сазонов доложил Императору, что им получено окончательное согласие Англии и Франции на требование Его Величества признать «город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а также Южную Фракию до линии Энос-Мидия, включенными в состав Российской Империи». Тогда же союзники признали права России на занятие Трапезунда, Эрзерума, Вана и Битлиса в состав России.

Император возглавил сражающуюся армию, отрезвил свое государство и выиграл к февралю 1916 года войну. Прорыв летом того же года австро-венгерского фронта только тому подтверждение. Прорыв фронта, известный по военным сводкам и военной литературе как «Луцкий прорыв», большевики назвали «Брусиловский прорыв» в награду за переход Брусилова на сторону красных. На самом деле этот «прорыв», строго говоря, был ни «Луцким», ни «Брусиловским», ни даже «Калединским», хотя командующий 8-й армией заслуживает из полевых генералов больше других дать название прорыву.

На самом деле прорыв целиком и полностью был «Императорским» и так должен называться. Он как бы венчал нечеловеческие усилия Царя, в течение года выправившего фронт и завладевшего инициативой. Сама идея наступления принадлежит верховному главнокомандующему. Брусилов только-только назначен был царем на Юго-Западный фронт. Никакого прорыва Брусилов не готовил, и ему это не поручала ставка. Основной удар должен был наносить Западный фронт генерала Эверта. Государь велел Брусилову наносить своими четырьмя армиями отвлекающие удары на своих участках. Все эти четыре армии имели успех в наступлении. Но подлинный глубокий прорыв с захватом Луцка совершила 8-я армия будущего Донского атамана Каледина.

Фамилия благородного атамана Каледина была для большевиков непереносима, ибо он, а не Алексеев, создал предпосылки для белого Дона и Добровольческой армии. Что до Эверта, Брусилова и Алексеева, то они, в месте с генералом Рузским и Великим Князем — соучастники преступного отречения вместе с террористами из Думы. Луцкий прорыв фронта, потрясший все западные фронты, — целиком заслуга Императора.

Младотурки ненавидели их и смутно побаивались их оборотистости и динамизма.

Многие авторы свидетельствуют, что до середины XIX века, пока здравствовали тысячелетние кордские эмираты, в армянском народе никогда не замечалось озлобления против кордов. Если бы это было не так, то основоположник новой армянской литературы Хачатур Абовян не оставил бы нам самый восторженный в истории отзыв о кордах, «рыцарях Востока».

Кордские эмиры веками довольствовались легким налогом от армян и защищали их. Но к началу XX века и армяне были уже далеко не т. е. Овладев деньгами, печатью и организацией, т. е. получив сверхоружие, они не намерены были мириться со своей судьбой. Корды, оставшись верными своему древнему всадничеству и оружию, не заметили мирового сдвига. Кордские вожди ненавидели младотурок и презирали их лживое представительство в Меджлисе. Они верили только в личную верность монарху и племенному вождю. И в Турции и в Иране корды оставались последними защитниками монархии, сделав свои горы оплотом восточной «Вандеи». Удальство, доблесть, верность и всадничество обесценивались в мире. Корды в своих горах осознали это позже всех на земле.

Не только к кордам, но и к армянам русская власть относилась настороженно. Болгария довольно быстро переметнулась в лагерь противников России. В Петербурге, обжегшись на молоке, дули теперь на воду. Князь Лобанов-Ростовский, министр иностранных дел в начале царствования императора Николая II, стал автором нашумевшей тирады: «Россия не допустит создания другой Болгарии на своей границе». В Петербурге из-за Болгарии были убеждены, что в случае победы в Турции армянского национализма Россия рано или поздно получит на своей границе государство, которое переметнется к более богатой враждующей коалиции.

ИРАН СТАНОВИЛСЯ ПОСЛЕДНИМ БАРЬЕРОМ для закрепления окончательной победы России в войне. Тегеранская верхушка вела двойную игру и склонилась к вступлению в войну на стороне Германии и Турции. Император Николай II велел Сазонову вызвать иранского посла и заявить ему, что в сложившихся обстоятельствах после окончания войны Иран будет разделен между Россией и Англией. Тегеран охватила паника. Германский и австрийский послы бросились искать убежище в посольстве еще нейтральных Соединенных Штатов. Русские войска были введены в Иран еще в 1909 году в связи с революционной смутой по просьбе шаха. После этого Турция многократно вводила свои войска в западные районы Ирана, ссылаясь на неопределенную границу и нападения кордов из Ирана. Одним словом, на земле (еще до высадки корпуса Баратов в южно-каспийском порту Энзели) не было более пылающей территории, чем ирано-турецкая граница. В городах кишели агенты. Немецкие офицеры открыто раздавали оружие в кордских городах Маку, Хой, Хамадан, Сенне, Керманшах. Немцы и турки перебрасывали силы на юг к Багдаду и Мосулу. Сюда они двинули освободившиеся обстрелянные дарданельские дивизии. Энвер-паша, пылая туранской химерой, уже был с войсками на юге Месопотамии. Отсюда он рвался в Среднюю Азию. Успех немцев в Иране мог пошатнуть весь кавказский фронт и привести к утрате иранской нефти. Англичане терпели неудачи в Месопотамии и просили русских помочь. Корпус генерала Таусхенда был блокирован на Тигре в Кут-эль-Амарне пяти-шестикратно превосходящими силами турок. Припасы англичан таяли. Дело шло к капитуляции.

Иранский поход был неотвратим, и он состоялся. Но за год до начала похода в сентябре 1914 иранскую границу на севере перешла отдельная Закаспийская казачья бригада, которая вошла в кордский город Маку. Бригада в три тысячи шашек прошла мимо громадных черно-бурых шатров кордов. На лугу за Маку бригада спешилась и, сняв папахи, приступила к вечерней молитве. Бригада до войны ровно тридцать лет провела в пекле Туркестана со штабом в Мерве. В составе бригады 1-й кавказский генерал-фельдмаршала князя Потемкина Таврического полк. Командир полковник Мигузов (терский казак) и 1-й Таманский генерала Бескровного полк. Командир войсковой старшина Титус. В бригаде 4-я Кубанская казачья батарея. Начальник бригады Генерального штаба генерал-лейтенант Николаев (оренбургский казак).

20 октября запели трубы тревогу. Ординарцы командира побежали по своим сотням. Пришла весть: «Турция объявила войну России». Бивак мгновенно на ногах и сотни под седлами. Бригаде велено двигаться на Баязет. Генерал Николаев снял перед строем папаху, перекрестился широко и не спеша, и сказал только два слова казакам: «С нами Бог». После Баязета Закаспийская бригада окажется в Ване, на берегу одноименного озера в Турции. Бригада Закаспийская со временем примет участие в Иранском походе.

В составе 1-го кавказского полка — хорунжий Федор Елисеев. Он молод и рвется в бой. Его жизни хватило бы для создания дюжины таких фильмов, как «Белое солнце пустыни». Елисеев пройдет турецкий фронт и Иранский поход. В гражданскую полковником будет возглавлять лучшие Кубанские полки в Белой армии. Потом зарубежье, и он формирует цирковую команду лихой джигитовки и объезжает Индию, Китай, Японию. Во Вторую мировую войну поступает офицером во Французский иностранный легион. Похоронен в США. В 90 лет он еще лихо отплясывал лезгинку. Елисеев из великих казачьих офицеров. Он оставил нам бесценные записки «Казаки на Кавказском фронте 1914−1917», написанные с искренней любовью к казачьему братству, будто услышав сердцем слова Пушкина: «замечательные люди исчезают у нас, не оставляя следа». Записки Елисеева к изданию приготовил замечательный историк и потомственный казак П. Стрелянов (Кулабухов). Оба они, и Елисеев и Стрелянов, — хранители памяти, а значит, самые драгоценные люди на русской земле. Стрелянов говорит, что Елисеев «часто сетовал, что почти никто не пишет о своих казачьих полках, друзьях-офицерах». Дед Стрелянова был другом Елисеева. Казачье племя неистребимо.

1-й Кавказский полк, где служил Елисеев, находился на отдыхе в Ване, когда по их биваку молнией пронесся слух и взволновал казаков. Оказалось, из Тавриза в Иране вокруг всего озера Урмия к озеру Ван в Турции движется легендарная 1-я Кавказская Кавалерийская дивизия генерала из конногвардейцев Шарпантье. Ее отправили в 800-верстный поход в полном боевом снаряжении четыре полка дивизии, чтобы ошеломить кордов и произвести на их всаднические души должное впечатление. Это особенно стало актуально после того как корды разбили 3-й Волгский полк Терского войска и сильно потрепали другой. Кайзер лично отправил победителю — кордскому вождю — Железный крест.

Поход вокруг озера Урмия в мае 1915 года лучшей русской кавалерийской дивизии потряс кордов. В составе дивизии было три прославленных драгунских полка и один казачий старейший полк Кубанского войска. 1-й Хоперский, все полки 1-й Кавалерийской казачьей дивизии основаны Петром I и участвовали в его Азовских походах.

Офицеры 1-го Кавказского полка постановили пригласить своих побратимов-хоперцев на полковой обед. Каждая сотня кавказцев накрывала стол своей номерной сотне хоперцев. Оркестр угощает другой оркестр, обоз накрывает стол другому обозу. Вместо столов расстилают на траве бурки, накрывают их скатертью и пируют с песнями. Чтобы пригласить хоперцев, надо испросить разрешение у генерала Шарпантье. Три офицера-кавказца взлетают в седла, среди них хорунжий Елисеев, и мчатся навстречу «полугвардейской» прославленной дивизии. Она и в самом деле считалась лучшей русской кавалерийской дивизией. Ей предстоит вскоре стать ударной силой Иранского похода. Говорят, драгунам дивизии предложили в свое время статус лейб-гвардии. Общество офицеров отклонило Высочайшее предложение под тем предлогом, что «лучше быть первыми в армии, чем вторыми в гвардии». Может, это и легенда, но общество офицеров полков располагало полномочиями, на которые не посягали даже цари. По каменистой дороге древней Мидии ввиду озера Урмия по трое в ряд двигались русские всадники, — каждый полк в тысячу шашек. Впереди шел 16-й Тверской Цесаревича Алексея драгунский полк. За ним 17-й Нижегородский Его Величества драгунский полк и 18-й Северский драгунский Его Величества Короля Датского Христиана IX полк. Замыкал кавалерийскую колонну 1-й хоперский Великой Княгини Анастасии Михайловны полк Кубанского казачьего войска. Дивизия шла со своим артиллерийским дивизионом и пулеметной командой.

В Иран дивизию поведет генерал-лейтенант князь Белосельский-Белозерский — потомок доблестных князей Куликова поля.

Командиром у хоперцев — полковник Потто, сын генерала Василия Александровича Потто, начальника Оренбургского казачьего училища и автора пятитомной «Кавказской войны». Полковник Потто на поджаром, просящем повода кабардинце.

За командиром — хор трубачей и ординарцы от каждой сотни. Далее — колонна хоперцев в тысячу шашек в длинной колонне по три всадника в ряд. Все казаки в черных небольших папахах безо всякого «залома», как и подобает регулярной дивизии. У очень многих всадников в закатном солнце отблескивают на груди Георгиевские кресты. «У казаков, — вспоминает Елисеев, — резко заметен острый взгляд, воинская подтянутость, хорошо подогнанный вьюк, правильное держание дистанции». Отточенную шлифовку казакам придает пребывание в рядах прославленной полугвардейской дивизии, командовать которой считали за честь генералы-конногвардейцы. Видно было по всему, что полк обстрелян и дело имел с сильным противником до этого на Западном фронте.

До войны место хоперцев в 1-й Кавказской кавалерийской дивизии занимал 1-й Сунженско-Владикавказский генерала Слепцова полк Терского Казачьего войска. Терцы, как сейчас хоперцы, в рядах драгун, несомненно, подтянулись на качественную ступень боевой выправки. Как, впрочем, и все казачество возросло до мировой славы от пребывания в войске Империи. Когда атаманов перестали выбирать на Круге, а назначать стал лично Государь, это сильно подняло в глазах казаков престиж атаманской власти. Порядок и дисциплина резко возросли.

Полковник Потто с удовольствием принял приглашение кавказцев на братский обед.

Под звуки полковых трубачей и молодецкие песни сотен хоперцы приближались к утопающему в садах Ванну, древней столице урартов Тушпе, разгромленной мидийцами. «Сильные мидяне» целиком поглотили урартов, как до этого их родичей хурритов. И урарты и хурриты родственны дагестанцам и чеченцам Северного Кавказа.

По сигналу штаб-трубача хоперский полк широким наметом, как перед атакой, быстро построил свою полковую резервную колонну и по традиции воинской ответил кавказцам их полковым маршем.

И тут оба полка огласили окрестности Ванна восторженным «Ура!» в две тысячи зычных глоток, и «казачья душа от восторга этой воинской встречи щемяще и горделиво полетела вверх к небесам». И далее у Елисеева: «Кавалерийские перестроения и ритуалы всегда красивы. Из них самой одухотворенно-волнующей является церемония „под штандарты“. Она совершается в полном безмолвии конного строя под однотонные звуки рожков. Ничего не слышно, кроме цокота копыт и перезвона уздечек, только легкая пыль от всадников, привозящих и увозящих войсковой штандарт. Со знаменем адъютант, штандартный урядник с ассистентом-урядником, медленно гарцующие перед строем в черных черкесках и серых бешметах».

Этот воинский ритуал проходит в любой местности и при любой погоде. Древние холмы Мидии будут много раз свидетелями воинских ритуалов русской кавалерии, под строгим оценочным взором кордов — первых на земле всадников. А тогда за всеми действиями казачьих полков с любовью наблюдали жители Ванна — армяне и ассирийцы-несториане, греки.

Два часа пролетели незаметно и труба заиграла «генерал-марш». Бивак взметнулся, и скоро сотни в строю залились воинственными песнями. Одной из поющих сотен хоперцев командовал Андрей Шкуро — будущий белый генерал.

Кавказская кавалерийская дивизия с прославленными полками войдет в Иран, как совокупное и возвышенное проявление русской культуры в ее наиболее чистых проявлениях. Вся тысячелетняя история России сплелась в этих православных полках, созданных вечно «удерживающим» Великим Петром.

С тверскими драгунами проходил ценз Суворов. В Нижегородском драгунском служил Лермонтов, гостил Пушкин. На дочери командира полка князя Александра, Чавчавадзе Нине, женился Грибоедов. Полки носили имена святых августейших особ. Баратов назвал эту дивизию «чудной». Перед войной в Тифлисе в офицерском собрании нижегородцев был гостем награжденный Наместником повелитель приграничного Котура Исмаил-хан Симко, которого иностранцы называли «королем Кордистана». Хан Симко четверть века заставлял трепетать приграничье. Он много раз предлагал свои услуги России, прося подданства. Наша больная нерешительность толкнет его к туркам.

Преображенцы и семеновцы, как и Нижегородские драгуны и конвой Его Величества, выше по силе и духу и спасительности любых коллекций лувров и эрмитажей, как жизнь драгоценнее любого слепка.

Россия пришла в Иран лучшими своими силами, хотя, как на всякой войне, было много зверств, мародерства и несправедливости. Но полки ее выполнили миссию Святой Руси до конца.

Русская воинская казачья культура победила в Иране всех самых изощренных дипломатов и разведчиков. Шах поддался обаянию облагороженной воинской силы и разрешил формирование Персидской казачьей Его Величества шаха бригады. Она будет со временем развернута в дивизию, и ее подразделения будут стоять во всех крупных городах страны. Русские офицеры вышколили казачью дивизию шаха и сделали ее не только опорой трона, но и наиболее боеспособным соединением иранской армии с превосходной артиллерией из Обуховского завода и пулеметными взводами.

Во время парадов и разводов при виде стройных рядов всадников в черкесках кубанского войска все послы в Тегеране заболевали от бессильной зависти. Никакие их деньги не могли перекупить влияния на иранское общество молодцеватых полков во главе с русскими офицерами и русским командиром. Рядовыми и урядниками набирали в Дивизию шаха кордов из наиболее диких племен. Попасть в офицеры казачьей Дивизии шаха было предметом мечтаний молодежи из тегеранской знати.
N 49 (576) от 01 декабря 2004 г.

Окончание следует