 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | А. Морозов | 07.12.2004 |
Хорошо идти по замерзшим дорогам этой страны с холмами, увенчанными деревнями. Но пятьдесят пять километров — это очень много.
Гельмут Пабст, артиллерист
События, происходившие под Москвой 63 года назад, до сих пор являются предметом спора историков, обсуждающих как конкретные эпизоды боев и достоверность их описания в тех или иных источниках, так и поведение командующих по обе стороны фронта. Получить четкую и ясную картину тех событий, понять, насколько верными были те или иные решения, можно лишь глубоко проанализировав ход боевых действий и состав сил, принимавших участие в боях. Редкий автор, пишущий для широкой публики, утруждает себя глубоким анализом механизмов той военной кампании, а между тем именно такой анализ позволяет понять огромную роль беспримерного подвига наших предков, опиравшегося на точный стратегический расчет командования. Как это ни удивительно, но больше всего в подобном исследовании помогают документы и воспоминания наших противников.
Да, лето 1941 года было полно победных реляций — были взяты Минск, Киев, Харьков, Смоленск, была захвачена Прибалтика, немецкие танки шли на Москву, Ленинград, Ростов. Однако при всех громких победах, выполнение плана «Барбаросса» выходило из намеченного графика. Немцам не удалось охватить танковыми клещами и разгромить всю Красную армию западнее Днепра так, как планировалось. Русские, теряя обозы и тыловые части, сохраняли боеспособность и отступали на восток, сдерживая немцев арьергардными боями. Русские шли день и ночь, сражались день и ночь, терпели поражения в этих боях, спасаясь ими от поражения в войне.
Потеряв в этот период только пленными около 2 миллионов человек, Красная армия, тем не менее, оставалась боеспособной силой. Сражаясь до последнего, часто в полном окружении удерживая ключевые пункты в тылу врага, русские дивизии и полки выдерживали такие потери, какие развалили бы любую другую армию. Это сопротивление сковывало немцев, не давая быстро двигаться вперед, мешая закончить войну до поздней осени — так, как это планировалось.
В тылу формировались свежие части, иногда не слишком хорошо обученные и оснащенные, но они были, они приходили на фронт и сражались, задерживая немцев, по-прежнему имевших превосходство в моторизации и управлении войсками. При всех тяжелых потерях советских войск оказалось, что ни одна другая армия еще не сражалась с немцами столь успешно. «До войны с Советским Союзом немецкая армия несла удивительно малые потери. Во всех военных кампаниях с начала войны немецкие сухопутные силы потеряли убитыми и пропавшими без вести в общей сложности менее 100 000 человек. Столько же только убитыми потеряли уже в первые восемь недель войны против Советского Союза», — писал генерал Б. Мюллер-Гиллебрандт. Советская армия заставила немцев заплатить за летние бои столько же, сколько им стоил захват Польши, Норвегии, Франции, Балкан, Крита и победы в Северной Африке лета 1941 года, вместе взятые. Располагая военно-промышленными и сельскохозяйственными ресурсами всей континентальной Европы, немцы не смогли сломить русских первым ударом, и теперь требовалось пересмотреть планы будущих наступлений.
Наименее авантюристично настроенные немецкие генералы предлагали осенью отвести войска на зимние квартиры, понимая, что очередное рискованное наступление может задержаться, как и предыдущее, после чего слякотная осень и холодная зима сведут на нет преимущество немцев в моторизации — в результате чего немецкие войска окажутся в критическом положении. Отвод войск давал надежные позиции на сравнительно коротком фронте, на которых можно было встретить русское наступление, выделив для его отражения маневренные резервы.
Гитлер был другого мнения. Он верил в то, что Советский Союз находится на грани катастрофы, верил, что у русских больше нет ни людских резервов, ни технических. Тот факт, что по всем правилам войны СССР уже должен был сдаться, но не сдался, разубедить его в этом не мог. Вся суть немецкой военной политики строилась на риске и авантюре, и на новой авантюре как средстве ликвидации последствий авантюры неудавшейся. Первые неудачи молниеносной войны должны были быть компенсированы еще более молниеносными операциями.
Теперь, в действиях восточнее Днепра, «сражения на окружение и уничтожение» были уже не так полезны немцам сами по себе. Требовалось не столько уничтожать русские войска, сколько в кратчайшие сроки искоренить сам источник их появления. Именно поэтому следующей целью вермахта стал захват крупных городов — коммуникационных, мобилизационных и промышленных центров — Москвы, Ленинграда, Ростова. Главной целью была Москва, для ее захвата на центральный участок фронта была переброшена в добавление к двум танковым армиям еще одна. После прорыва в начале октября Ржевско-Вяземского оборонительного рубежа советских войск, 3-я танковая армия Гота развивала наступление на Калинин, по коридору к северу от Волоколамска, 4-я танковая Гепнера к югу от него шла на Истру, Звенигород, Наро-Фоминск. 2-я танковая Гудериана обходила Москву с юга, через Тулу. Немцы готовились в последний раз использовать свое преимущество в моторизации, пока погода этому способствовала, пока это преимущество не стало недостатком. Мобильные части должны были перерезать одну за другой железнодорожные линии, служащие основными транспортными артериями Красной армии и, получив за счет этого дополнительное преимущество в мобильности, замкнуть кольцо вокруг города. Ключевым моментом плана были сроки его осуществления — малейшее промедление на начальном этапе влекло за собой еще большие проблемы в дальнейшем, которые, в свою очередь, со временем стремительно росли подобно снежному кому.
Немецкое главное командование стремилось, в соответствии с приказом фюрера, максимально ускорить темпы наступления и потому, регламентируя отправку грузов для войск, особенно упирало на доставку боеприпасов, технику и горючего. Заготовленное для армии зимнее снаряжение не спешили доставлять в войска, так как захваченные железные дороги и так едва справлялись с потоком грузов — добиться советской эффективности перевозок по железным дорогам немцам не удавалось: не хватало квалифицированного персонала и локомотивов, пригодных для работы в России.
Распутица и раскисшие в октябре проселочные дороги не входили в предвоенные немецкие расчеты — воевать в октябре вообще не планировалось. «Колесные машины могли передвигаться только с помощью гусеничных машин, — писал позже Гудериан. — Это приводило к большой перегрузке гусеничных машин, не предусмотренной при их конструировании, вследствие чего машины быстро изнашивались. Ввиду отсутствия тросов и других средств, необходимых для сцепления машин, самолетам приходилось сбрасывать для застрявших по дороге машин связки веревок. Обеспечение снабжением сотен застрявших машин и их личного состава должно было отныне в течение многих недель производиться самолетами. Подготовка к зиме находилась в плачевном состоянии. Затребованный нами еще 8 недель тому назад глизатин (составная часть антифризной смеси) доставлялся в незначительных количествах, так же как и зимнее обмундирование для личного состава. Последнее обстоятельство явилось в течение последующих тяжелых месяцев причиной затруднений и лишений, которые легко могли быть устранены…»
Гитлер рисковал, рисковал все больше и больше, подобно азартному игроку, удваивающему ставки в надежде на то, что новый выигрыш покроет все предыдущие проигрыши. Топливо, боеприпасы и запчасти отправлялись в войска, они двигались вперед, коммуникации растягивались, а грузов требовалось доставлять как минимум не меньше, чем раньше. Успех наступления такого упирался в единственный вопрос — сопротивление Красной армии. Только оно могло превратить смелый бросок немцев к столице в катастрофу.
Надо было заставить врага тратить как можно больше сил и средств на свое продвижение вперед, заставить его обходить фланги обороняющихся максимально широким маневром, требующим большего количества топлива. Надо было заставить их тратить больше артиллерийских снарядов и самолето-вылетов на подавление каждого нового рубежа обороны. Надо было иметь как можно больше этих рубежей в тылу…
Все эти «надо» были прекрасно известны Жукову, фактически, лично координировавшему действия советских фронтов, оборонявших город. Бывший унтер царской армии, прошедший многолетнюю советскую военную школу, сочетал в себе два качества, которые были необходимы командующему в такой ситуации — хладнокровие и перспективное видение ситуации.
Жуков хорошо знал свои войска со всеми их недостатками — нехваткой танков, транспорта, вооружения, опытного кадрового состава. Остановить немцев мощными контрударами пока было невозможно — не было армий, которые могли бы выполнить эти удары. Немцы оказались бы и сильнее, и быстрее. Оставалась только активная оборона — крепкая оборона пехотных частей, подкрепленная контратаками сравнительно небольших, но хорошо управляемых танковых подразделений. Жуков понимал, что выиграть время означает выиграть всё — каждый день и каждый час задержки были вкладом в победу, на который, в свою очередь, каждый день и каждый час росли проценты. Чем дальше продвигались немцы, тем меньше ресурсов у них оставалось, и тем более предсказуемыми были направления и цели их ударов, тем меньше была сила этих ударов, тем выше был шанс на то, что немцы встретят самые суровые зимние месяцы «в чистом поле» без необходимого обмундирования и снаряжения. Успех обороны более всего зависел теперь от стойкости советских солдат.
«Современный читатель, в том числе молодежь, — говорил Жуков после войны в беседе Константином Симоновым, — не должен думать, что все зависит только от начальства. Нет, победа зависит от всех, от каждого человека, от его личной стойкости в бою».
«Русские, — замечал немецкий историк генерал Курт Типпельскирх, — держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые и новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем это предполагалось… противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению».
Самой масштабной драмой осени и зимы 1941 года были именно отчаянное сопротивление все новых и новых армий, формируемых и отправляемых на фронт советским командованием. Советский пехотинец, в большинстве случаев сравнительно плохо обученный новобранец или резервист, вставал против немецких танков и мотопехоты, компенсируя отчаянной храбростью недостаток вооружения и мобильности советских войск.
«Несмотря на эти недостатки, названные армии включились в боевые действия и вопреки ожиданиям имели успех, — писал после войны западногерманский историк Рейнгард в своем исследовании „Поворот под Москвой“. — При этом следует учитывать, что во время их ввода в бой немецкие войска, как с точки зрения вооружения, так и в психологическом и физическом отношении были на пределе своих сил и было достаточно только появления новых соединений противника, чтобы фронт дрогнул».
Своей смертью герои, проходившие 7 ноября 1941 года парадом по Красной площади, спасали от гибели всю страну, выигрывая решающие часы и дни для Победы. И, по мере того, как продвижение вермахта замедлялось, теперь уже немецкие войска оказывались во все более и более бедственном положении. Как вспоминает Гудериан, уже после боев в районе Брянска и Вязьмы, закончившихся победой немцев, возник «вопрос о том, в состоянии ли группа армий „Центр“ продолжать наступление, чтобы превратить этот тактический успех в оперативный». Естественно, вопрос был решен Гитлером положительно.
Расхлебывать последствия такого риска пришлось Гудериану и его солдатам. 29 октября Гудериану доложили, что части подчиненного ему 43-го армейского корпуса не получают хлеба с 20-го числа. 6 ноября сам Гудериан писал о положении в подчиненных ему войсках, штурмовавших Тулу и обходивших ее с востока следующее: «Наши войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях… Единственная в своем роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается все быстрее и быстрее, и я не уверен, что она может когда-либо возвратиться. Одному только Богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем…»
Лобовой удар на Тулу встретил сильное сопротивление защитников города, и немцы решили обойти город с юга. Им удалось обойти город и перерезать железную дорогу Тула-Москва, но на большее сил уже не хватило. К середине ноября в некоторых ротах осталось по 50 человек. Запасы горючего вместо четырех суток — на одни.
14 ноября Гудериан во время посещения 112-й пехотной дивизии отметил, что «Наших солдат, одетых в русские шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам».
21 ноября — пессимистично: «Страшный холод, жалкие условия расквартирования, недостаток в обмундировании, тяжелые потери в личном составе и материальной части, а также совершенно неудовлетворительное состояние снабжения горючим — все это превращает руководство боевыми операциями в сплошное мучение…»
27 ноября подчиненная ему 29-я моторизованная дивизия оказалась в критическом положении, так как ее ослабшие силы не смогли удержать в окружении советскую дивизию, и она вырвалась, прорвав слабые заслоны немцев. Наступление буксовало, сил не хватало, темп постепенно падал.
«Лишь тот, кто в эту зиму нашего несчастья лично видел бесконечные просторы русских снежных равнин, где ледяной ветер мгновенно заметал всякие следы, лишь тот, кто часами ехал по „ничейной“ территории, встречая лишь незначительные охраняющие подразделения, солдаты которых не имели необходимого обмундирования и питания, в то время как свежие сибирские части противника были одеты в отличное зимнее обмундирование и получали хорошее питание, лишь тот мог правильно оценить последовавшие вскоре серьезные события…» — так охарактеризовал Гудериан положение вещей к переломному моменту сражения за Москву.
На северном фланге дела у немцев обстояли не лучше. Взяв Калинин, они, из-за незапланированно низких темпов наступления и большого расхода сил не смогли провести более широкого охвата города и двинулись через Клин на Яхрому, где продвижение застопорилось.
Все то время, пока немцы отчаянно пытались выжать все, что можно из своих войск, стоявших в 20 километрах от Москвы, Жуков готовил контрудар. Одиннадцать суток, с 25 ноября по 5 декабря, Жуков почти не спал. Сдерживая противника, он накапливал резервы на решающих направлениях будущего контрнаступления, на флангах вытянутых немецких клиньев. К фронту шли колонны и эшелоны со снабжением и пополнением. За это время войска противника пришли в то состояние, когда оперативные возможности их практически сравнялись с возможностями русских, на стороне которых к тому же теперь были стратегические преимущества, такие как четко работающие железные дороги в тылу и постоянно подходящие резервы.
Удар, нанесенный 5 декабря, был неотразим. Одна за другой два десятка советских армий на растянутом фронте от Старой Руссы до Воронежа перешли в наступление против 8 немецких. Немецкие штабы немедленно запросили разрешения на отвод войск, однако Гитлер запретил отходить, приказав сражаться до последнего. Еще долго, и во время войны, и после нее, немецкие генералы считали этот приказ ошибкой, полагая, что отвод войск мог спасти их от тяжелейших потерь, которые они понесли в ту зиму. Однако есть основания полагать, что, оставь они свои позиции, в том числе в районе Ржева и Вязьмы, русские, благодаря хорошо отлаженной системе железнодорожных перевозок, смогли бы поддерживать такой темп наступления, какой не выдержали бы в зимних условиях отходящие немецкие части. Проще говоря, вполне возможно, что Гитлер был единственным, кто понял, что сдача русским железнодорожных развязок летом — одно дело, а зимой — совсем другое, то есть — полный развал фронта.
Справедливости ради надо отметить, что приказ «выстоять или умереть» немцы выполняли — там, где не могли выстоять — умирали. Например, в полку «Фюрер» дивизии СС «Рейх», сражавшейся против частей советской 39-й армии, после 17 дней боев осталось 35 человек, а весной, по окончании советского наступления, вся дивизия, перешедшая 22 июня границу в составе 20 000 человек, была сведена в два батальона и убыла во Францию на отдых и пополнение.
В январе 1942 вследствие критической обстановки на фронте и из-за транспортных затруднений в немецких частях было введено запрещение на отпуска для личного состава. Говорить о такой роскоши, как смена частей на линии фронта, вообще не приходилось. Критической была ситуация и со снабжением — если в сентябре 1941 года немцы на Восточном фронте получили 2093 эшелона военных грузов, то в январе эта цифра составила всего 1420.
В нечеловеческих условиях, в холоде и голоде удерживая «любой ценой» узлы коммуникаций, теперь уже немцы ждали, пока выдохнется советское наступление. Русские, «обжав» клещами общевойсковых и ударных армий, а также конно-механизированных групп Ржевско-Вяземский «балкон», к концу апреля вышли на его флангах к Кирову и Великим Лукам, где и остановились. Потенциал ситуации, сложившейся к декабрю 1941 года, был советскими войсками выработан, к тому же немцы спешно перебросили на восток несколько десятков дивизий из Европы.
Наступало время зализывать раны и подводить итоги, набираться сил перед летними боями.
Основным положительным результатом осенней и зимней кампаний для Красной армии, помимо того, что враг был отброшен от Москвы, было то, что война затягивалась, и эта затяжка работала на нас. Механизм немецкой быстрой, «молниеносной», войны начал перестраиваться под войну длительную, саморазрушаясь в процессе этой перестройки, и постепенно теряя свои выигрышные стороны. Провал авантюры с наступлением на Москву требовал следующим летом еще более авантюрного замысла, который, в результате, привел к поражению под Сталинградом.
Зима на Восточном фронте, в том числе и Битва под Москвой, произвели невиданное ранее опустошение в рядах вермахта. К 743 000 общих потерь с 22 июня до конца ноября (из них 244 000 убитыми и пропавшими без вести) прибавились еще 400 000 солдат и офицеров — порядка полусотни дивизий потеряли более 50% процентов своего состава.
Вдобавок к потерянным с 22 июня до конца года 100 000 единиц автотранспорта из 500 000, которыми располагал вермахт к началу войны, в зимних боях немцами, по их собственным данным, было потеряно еще 74 000 единиц автотранспорта (пополнение — всего 7400 машин). Обозы и артиллерия лишились за зиму 179 000 лошадей (на замену прибыло только 20 000). Значительными были потери в танках и артиллерии.
Виновников за провал наступления на Москву и предшествовавшее ему поражение под Ростовом назначили быстро — были отстранены от своих должностей 35 генералов и фельдмаршалов, в том числе главнокомандующий сухопутными войсками фельдмаршал фон Браухич, командующий группой армий «Центр» фон Бок, командующий группой армий «Юг» фельдмаршал фон Рундштедт, командующий 2-й танковой армией генерал Гудериан.
Однако подобный поиск виноватых и выявление причин поражения были слишком поверхностными, как являются поверхностными споры о том, кто был прав тогда — Гитлер или его генералы. Наша победа под Москвой, как и наша победа в войне в целом, началась не с ошибок в азартных играх немецких командующих, она началась чуть раньше, когда в журнале боевых действий 9-й гвардейской стрелковой дивизии появилась следующая запись: «Захвачен в плен обер-ефрейтор, 1920 г. рождения, 90-го разведывательного батальона 10 танковой дивизии. Из Германии прибыл в октябре. Имеет массу вшей».
