Время карнавала

Эстетический аспект политического кризиса

Вникая в поток политологических комментариев по поводу событий на Украине и сравнивая концептуальные построения экспертов со свидетельствами «неискушенных в науке», раньше или позже начинаешь ощущать некий интеллектуальный диссонанс. Складывается впечатление, что в геополитических, политэкономических и им подобных штудиях (нередко глубоких и точных) что-то очень важное для понимания украинской ситуации упускается. Вспоминается Кант, который считал, что различным человеческим способностям должны отвечать и разные области их применения. Рассудок — плохой помощник там, где следует применять эстетическую способность суждения. Концепты модерна, коими до сих пор пропитана политологическая (да и всякая иная) наука, мешают нам понять, что так называемые «бархатные революции» суть проект прежде всего эстетический. Понять, что люди в массе своей выбирают не тех или иных политиков или их «программы», но образ жизни. А выбор образа — это ведь выбор эстетический.

Даже вопрос о русском языке, приобретший на Украине такое острое политическое звучание, — вопрос в существенной степени эстетический. Трудно не заметить, насколько поэтика украинского языка отличается от поэтики современного русского языка. Янукович никогда бы не сказал, как Ющенко, что его сторонники спешат в Киев «на волах». Эта почти фрейдовская оговорка выказывает патриархально-селянское, фольклорное «бессознательное» украинского языка. Не знаю, как сейчас, но в исторически не столь давние времена в Харькове, например, украинская речь считалась «деревенской». И вопрос тут не в знании наряду с русским еще одного языка. Люди могут прекрасно владеть украинским литературным языком (поскольку хорошо учили его в школе еще в советские времена), но их раздражает, например, что их дети вместо «дважды два» говорят «двичи по два». Им чужда поэтика украинского языка, поскольку чужда стоящая за ним эстетика образа жизни (включающего в себя, среди прочего, и выразительно-презрительное отношение к «москалям»); они вполне толерантны к этой эстетике, но тотальную «украинизацию» своей жизни (да еще в духе галицийского национализма) расценивают как насилие.

Осуществляемый посредством чувства, эстетический выбор, конечно, не является рациональным выбором — это выбор не между двумя более или менее реальными исходами, а между тем, что человек хочет желать. Именно так: хочет желать. Хочешь ли ты желать того, чтобы твоя шахта или завод работали и твоя семья имела достаточно средств для жизни, или же ты хочешь желать, чтобы Украина стала-таки Настоящей Белой Европейской Державой? Что за вопрос для щiрого украинца!..

И вот — государственно-политические институции отходят на задний план, становятся декорациями, в которых развертывается грандиозный Оранжевый карнавал. Попытка Верховной рады устроить свой бенефис, с бухгалтерией голосования и апельсиновым причастием, выглядит в сравнении с ним бледно и скучно. То ли дело залитая огнями площадь с массой народа и огромным экраном, с вонзающимися в небо лазерными лучами, со сценой, на которой горячие речи политических кумиров сменяются не менее зажигательными выступлениями поп-идолов! Изобилие оранжевого цвета (горячее не бывает!), до сих пор широко применявшегося разве что дорожными службами или клоунами в цирке; сотни палаток, стоящие в центре европейской столицы; померанцевые людские реки и водовороты; сотни тысяч голосов, скандирующие одно имя… нет, не имя, но Имя!.. Когда же видишь по телевизору группу мужиков, в каком-то трансе барабанящих, подобно папуасам или бразильским мулатам, по пустым бочкам из-под ГСМ, — понимаешь, что метафора карнавала здесь ключевая.

Феномен карнавала не раз привлекал внимание исследователей, и то, что мы знаем о карнавале, способно объяснить пусть далеко не все, но многое из того, что происходит после второго тура президентских выборов на Украине. Михаил Бахтин превосходно проанализировал парадоксальную логику карнавала, в ходе которого отменяются действующие законы, переворачивается существующая социальная иерархия и вообще сам «порядок вещей». Карнавал — это время праздника, время отмены обыденности. Можно только удивляться тому, настолько точно в этой логике выстроены действия так называемой «оппозиции», начиная уже с принятия себе имени оппозиции, то есть тех, кто против существующего политического режима или курса. Подготовка карнавала — переворачивание порядка вещей — началась уже тогда, когда сторонники Ющенко (причем не только на Украине) приняли за аксиому тезис о том, что честными могут быть только те выборы, на которых победит их кандидат. Непризнание итогов голосования и собственный выход из законодательно-правового поля, фактически — попытку антиконституционного переворота, они выдают за борьбу с «государственным переворотом», осуществленным «бандой Кучмы-Януковича». Внутренний вопрос народного волеизъявления превращается в вопрос внешнего признания результатов выборов, в эдакое всемирное голосование за то, кому быть президентом Украины. Законную власть пока не свергают и не захватывают — ее блокируют, провоцируя тем самым на применение силы или вынуждая идти на уступки (эта технология «блокирования» в варианте города Сумы стала до боли похожей на террористический захват заложников). Создание невыносимых условий для работы государственных органов изображается как борьба за демократию (точнее, как говорит Юлия Тимошенко, «за нашу демократию»). Тут тебе и фарс с президентской присягой, и страшилки про переодетых русских военных, не то прилетевших на самолете, не то перешедших границу, чтобы «стрелять в украинский народ». Вот уже дело доходит до ультиматума президенту Кучме, объявленному голосом все той же «бешеной» Юлии Тимошенко, этой, как назвала ее «The Guardian», миллионерши-революционерки. Все, буквально все элементы и моменты карнавала нашли свое место в киевских событиях. Вплоть до имитации сражения Света с Тьмой, во всех возможных для украинской сцены вариантах.

Очевидно, что киевский карнавал отнюдь не спонтанен, и отнюдь не чисто украинский. Такие мероприятия, как известно, никогда не обходятся без тщательной организации, приглашенных спецов и немалых денежных затрат. Но кто же считает деньги, «коль пошла такая пьянка»?..

Праздничное разрушение порядка, воспринимаемое не только как избавление от тягостных обязанностей, но и как устранение существующих между людьми границ (в древности нередко принимавшее характер массовых оргий), порождает экстатические эффекты. Ощущение себя частицей Мы, деперсонализация, сочетается с чувством необычайной свободы и радости. Собственно, ценность карнавала и заключается в том, что он есть особенная, празднично-свободная форма жизни, абсолютно необходимая время от времени для человека. Иначе говоря, карнавал — это тело действия, то есть, грубо говоря, такое действие, мотив которого заключается в его собственном осуществлении («нонсенс» с точки зрения логики смысла Делеза). Поэтому все цели и смыслы имеют по отношению к нему внешний характер, и могут быть самыми разными для различных участвующих в этом действии людей и групп. Нередко общий смысл здесь носит суггестивный характер. Вполне естественно, что в наибольшей мере внушению поддается неустойчивая психика молодых. Молодежь, с одной стороны, воспринимает происходящее в Киеве как шоу нон-стоп, карнавал, веселый праздник непослушания, а с другой — испытывает тщеславное удовольствие от того факта, что она участвует в «исторических событиях» и взрослые, наконец-то, принимают ее всерьез. Звучащие со всех сторон призывы «не проливать ни капли крови» — суть своего рода ритуальные заклинания, направленные на то, чтобы удержать, до поры, до времени, происходящее в рамках как бы игры (но при этом и не игры), не допустить, чтобы жестокая реальность разрушила эту розово-оранжевую иллюзию праздника или впечатления, что «ничего особенного не происходит». В то же время такая стратегия со стороны штаба Виктора Ющенко (заполненного теми же олигархами и оказавшейся не у дел высшей номенклатурой) есть не что иное как циничное втягивание масс в ситуацию, когда обратной дороги нет и вопрос ставится как «свобода или смерть».

Среди «внешних смыслов» карнавального действа есть несколько архетипических (а потому особенно мощных), восходящих к тем затерянным во тьме тысячелетий временам, когда первобытный еще мир справлял праздник Нового года. Об одном из них смыслов подробно написал Рене Жирар, о другом можно прочесть, например, у Мирчэ Элиаде.

Согласно концепции Жирара, все ритуалы имеют в своей основе особую ситуацию, в ходе которой кризис общины, накопившиеся в ней взаимное отчуждение и озлобление, фрустрация, «война всех против всех» разрешается за счет единодушного насилия в отношении специального «объекта», жертвы. Единодушное насилие, объединяя людей, становится учредительным насилием — действием, очищающим общину от «грехов» и заново учреждающим в ней порядок. Грузинская «революцию роз» — яркий новейший пример такого ритуала «очищения от грехов», где в роли «жертвы отпущения» был использован Эдуард Шеварднадзе. Очевидно, однако, что на Украине жертвой может оказаться не только Виктор Янукович (и «донецкий клан»), но едва ли не половина населения. Отсюда следует альтернатива: либо «изгнанию» подвергнется вся Юго-Восточная Украина, либо в качестве жертвы должен оказаться кто-то другой, не Янукович (например, Леонид Кучма, ЦИК или Верховный суд; на худой конец — Москва). Все иные варианты лежат за рамками механизма «учредительного насилия» и навряд ли способны привести Украину к единству.

Смысл праздника Нового года, по мнению Элиаде и других исследователей, заключается в попытке начать время заново. То есть упразднить реальную историю, которая мифопоэтическим сознанием воспринимается как цепь искажений и ветшания первоначального, установленного богом или культурным героем Истинного Порядка, и заново воспроизвести момент Творения мира из Хаоса (потому-то праздник и начинается обычно с разыгрывания «хаоса»: с отмены всех социальных правил и беспорядочного сочетания чего угодно с чем попало). В этом отношении украинское национально-этническое сознание мало чем отличается от мифопоэтического. Оно также жаждет уничтожить эту нескончаемую историю «подавления Украины» (которая как государство никогда не существовала), чтобы «начать все с начала». Поэтому, безусловно, правы те студенты, «устами младенцев» говорящие, что причиной их приезда в Киев и выступления на стороне Ющенко стало желание участвовать в историческом событии. И не случайно в сценарии и режиссуре украинского карнавала так явственно выражены художественно-исторические реминисценции и аллюзии на великие революции прошлого. Украинская гуманитарная интеллигенция не один десяток лет исполняла роль коллективного кобзаря, своими песнями погружавшего мечтательных хохлов в грезы о Великой Украине, и теперь она продолжает в том же духе (понимая, видимо, что отступать ей некуда).

Действительно, у нынешних событий на Украине есть все шансы стать «началом истории» — но истории чего? Вот в чем вопрос. Возвращение в точку начала делает возможным, вообще говоря, не один, а множество проектов. Включая такие пока экзотические проекты, как образование новой Речи Посполитой (или, по меньшей мере, протектора Польши над Украиной). Если западные украинцы хотят зачеркнуть все российское и советское прошлое и начать историю своей Украины с европейского нуля, то у восточных украинцев и крымчан — не меньше желания (и оснований!) упразднить постсоветскую историю и создать свою Украину на иных принципах, чем навязывает им Запад. За всем этим маячит призрак гражданской войны, которая будет мало похожа на затянувшийся мюзикл на Майдане Незалежности.

…Праздник не может длиться вечно. Веселый угар вседозволенности раньше или позже сменится тяжким похмельем. Готовы ли участники Оранжевого карнавала к серым, промозглым будням несбывшихся надежд и горьких разочарований?

29 ноября 2004 г.