 |
| Православие.Ru | Джоко Слиепчевич | 18.11.2004 |
Связи представителей Сербской Православной Церкви с Россией берут свое начало еще со времен святого Саввы. Если сообщение Феодосия о том, что монах, с которым святой Савва ушел на Святую гору был русским[1], то есть что-то символичное в этой встрече основателя самостоятельной Сербской Православной Церкви с русскими монахами на Святой горе. О том, что этот монах мог быть русским говорит и тот факт, что молодой Растко удалился именно в русский монастырь св. вмч. Пантелеимона и там принял монашество.
Невозможно ставить под сомнение и определенное влияние русских книг и письменности на молодого сербского монаха. Свое первоначальное монашеское формирование он получил среди русских монахов. Когда же им был основан Хиландар, связи его братии с русскими подвижниками усилились. Владимир Мошин указывал на связи русских монахов со Святой горы с династией Неманичей, которые в связи с обстоятельствами, в которых тогда находилась Россия, имели для первых большое значение. «Культурно-историческое значение этих русско-сербских связей на Афоне проявилось как в факте проникновения части русской литературы в сербскую письменность, так и, позднее, в установлении сербских связей с Московской Русью».[2]
Сегодня невозможно установить, какими в то время были все эти связи, но, видимо, они должны были быть довольно оживленными. «Сохранилось много грамот, согласно которым сербские короли дарили русскому монастырю церкви, земли и дома в своей державе, а царь Душан даже стал ктитором этой обители. Но были и непосредственные связи с самой Россией».[3] Биограф краля Драгутина сообщает, что он «в русскую землю много раз слал посланников своих с драгоценными дарами к божественным церквям и монастырям, и милостыню к нищим и маломощным, ибо в той русской земле имел он возлюбленного своего друга князя Василия, и ему по достоянию честь воздавал, посылая ему сладкие слова с великолепными царскими дарами».[4]
После Косовской битвы (1389г.) культурные связи между сербами и Россией усилились: и в Сербии и на южной Руси трудились несколько писателей. Так из Сербии в Россию пришли Киприан, митрополит Киевский, и Григорий Цамблак. В первой половине XV века на Руси работал Пахомий Серб или Пахомий Логофет, пришедший на Русь с Афона. В России он написал около 35-ти различных сочинений.[5] «Пахомий Логофет вносит совершенно новый, для того времени, очень современный, метод составления биографий. Он не только богослов и историк, с ощущением исторических проблем… у Пахомия чувствуется дух ренессанса и великого эллинского наследия, которое пробивается даже через византийскую цивилизацию».[6] Сербы живописцы XV века «в значительной мере способствовали развитию русской живописи и принесли в Россию сильное итальянское влияние. Кондаков упоминает иконы сербского мастера, написанные в 1488 году для церкви Сретенья в Москве».[7]
Джордже Сп. Радойичич открыл несколько писателей русской народности XV — XVII вв., работавших у нас. Они появляются «в древней сербской литературе как раз в то время, когда заканчивается наш феодализм, и происходит „балканское“ или „второе южнославянское“ влияние на древнюю русскую литературу. Их не много — всего пять — по крайней мере, сколько мы знаем сегодня. Они трудились у сербов или для сербов в среднем Подунавье, находившемся в зоне влияния венгерских феодалов до того, как туда прорвались турки, или среди сербских монахов на Святой горе, сохранявшей известную степень автономии и во время турецкого владычества».[8]
После покорения сербских земель турками наши церковные люди начинают обращать свои взоры на Россию, которая возвышалась и богатела, и в которой православие все более крепло. В письмах, с которыми сербские церковные люди все чаще обращались в русским правителям за помощью, имеются следы и того, что уже тогда они видели в Москве третий, православный, Рим, а в русском царе своего будущего освободителя от турок. Русские правители начинают становиться главными ктиторами сербских церквей и монастырей. Череду просителей из сербских земель, насколько нам сейчас известно, в 1509 году открывает Белградский митрополит Феофан.[9] В своем письме великому князю Василию Иоанновичу (1505 — 1533) митрополит Феофан говорит, что «Господь из-за грехов наших предал сербское господство в руки иноплеменников».[10] Посланники митрополита, монахи Анастасий и Иоанникий, подчеркивают в своем представлении великому князю, «что сербские деспоты отошли ко Господу», и что никто другой не поможет обессиленным сербским монастырям.[11]
К великому князю Василию Иоанновичу обращалась и деспоторица Ангелина, просившая помощи для постройки монастыря. Помощи просили и монахи из Кучая «в сербской земле». 28 августа 1550 года в Москву прибыли игумен монастыря Хиландара Паисий с тремя старцами. Хиландарцы жаловались, что остались без своих цартвенных ктиторов и просили великого князя, чтобы он походатайствовал перед султаном, о получении ими охранительной грамоты для монастыря, что великий князь и сделал.[12]
Во времена правления царя Иоанна Васильевича Грозного (1533 — 1548 гг.) связи сербских монахов с Россией были весьма оживленными. Туда чаще всего ездили монахи из Хиландара, которым царь подарил в Москве подворье и право периодически приезжать за милостыней. Помощь, которую Русский царь в 1588 году послал монастырю, позволила монахам откупится от долга туркам и вернуть церковные сосуды, заложенные за него.[13] Царь Иоанн Васильевич помогал и монастырю Орашковац,[14] а его наследник Феодор Иоаннович (1584−1598), помимо Хиландара, и монастырю Милешево.[15]
Имеются сведения и о прибытии в Россию в XVI веке монахов из других монастырей: в 1551 году старец Иосиф из Чудова монастыря подарил Евангелие монастырю Папрача «в сербской стране, в области боснийской».[16] Из одной записи 1582 года мы узнаем, что игумен Григорий, в великой схиме названный Василием, переписал книгу «Иосифа Премудрого» с русского извода, потому что, как он сообщает, ни сербского ни болгарского извода найти не смог. Русскому языку он научился во время двух своих путешествий в Россию, куда направлялся по монастырским делам и где получал дары.[17] Интересно, что переписчик особо подчеркивает, что сербские монахи на Святой горе не понимали русский текст. Архимандрит Григорий был в Москве в 1592 году и получил в подарок Евангелие.[18] В тот самый год был в Москве и игумен Лонгин, а в 1585 году игумен монастыря Папрача Захарий.[19]
В конце 1585 года в Москву прибыл Кратовский митрополит Виссарион, который был послан тогдашним Печским патриархом. Хотя в грамоте, которую митрополит Виссарион передал царю Феодору Иоанновичу, не сохранилось имя предстоятеля (это место пострадало от влаги), можно предположить, что это был патриарх Герасим, который управлял Печской патриархией с 1575 по 1586 гг. «Это, — пишет Стефан Димитриевич, — первый факт непосредственных отношений между сербской Печской патриархией и Россией».[20]
Постоянные отношения между Печской патриархией и Русью укрепляются со времени патриарха Паисия.[21] Укрепление этих связей и участившиеся просьбы о помощи у России явились следствием разочарования в помощи Запада. С начала правления Паисия количество поездок сербских монахов в Россию возрастает, где они собирают помощь, получают в дар богослужебные книги и вдохновляются широким славянским чувством. В богослужебный славянский язык начинают проникать русизмы, которые прокрадываются при переписывании с русских изводов. В 1617 году в монастыре Возуча в Боснии с русского извода была переписана «Лествица», принесенная игуменом монастыря Папрача Лонгином.[22] Под 1620 годом в монастыре Папрача упоминается русская Триодь[23] и русский Панегирик, из которого выписано «Слово» о Пресвятой Богородице.[24] Когда в 1620 году монах Даниил из Папрачи был в «царствующем великом граде Москве», то переписал Синаксарий, чтобы «отнести его в свою землю на удивление и похвалу людям нашей страны».[25] Монахи Папрачи имели «дарственную грамоту» и посещали Россию вплоть до конца 1696 года, а последняя их поездка датирована 22 ноября 1696 года.[26]
Во время управления Паисием Печской патриархией довольно часто посещали Россию и хиландарские монахи. 30 апреля 1624 года царь Михаил Феодорович подтвердил право Хиландара иметь в Москве свое подворье. В 1626 году в Москву приехал хиландарский игумен Лаврентий: в своем представлении царю он молит Бога устроить так, чтобы царь «покорил под свою царскую десницу все иноплеменные народы и принял Константинов престол».[27] Три года спустя, 2 августа 1629 года, в пограничный Путивль прибыл хиландарский архимандрит Филипп в сопровождении трех монахов, но они не были пропущены в Москву. На границе им дали 12 рублей и вернули назад.[28] Иеромонах Андрей и старец Михаил, прибывшие в Путивль 2 сентября 1632 года, были пропущены в Москву с тем, чтобы остаться там на постоянное жительство. В 1636 году старец Михаил получил разрешение посетить Иерусалим и Святую гору.[29]
В начале мая 1638 года в Москву прибыл хиландарский владыка Мардарий, который показал грамоту о посвящении, выданную ему патриархом Паисием. Согласно грамоте Мардарий был посвящен 18 июля 1635 года. Хиротония епископа для Хиландара была явлением необычным. Стефан Димитриевич предполагал, что Мардарий был хиротонисан «или за то, что имел особые достоинства, и его хотели этим отметить, или ради того, чтобы он как митрополит привез из России большую милостыню, или чтобы пребыванием митрополита придать Хиландару большее значение. Тогда на Святой земле уже имели место борьба и антагонизм между славянами и греками. Весьма вероятно, что греческие епископы на покое, всегда присутствовавшие на Святой горе, не хотели рукополагать диаконов и иеромонахов для Хиландара и других славянских монастырей, и поэтому хиландарцы, как всегдашние славянские гегемоны в борьбе против нетерпеливого эллинизма, хотели посвящением Мардария удовлетворить потребность свою и других единоплеменных святогорских монастырей».[30]
В течение XVII и XVIII вв. монахи из Хиландара отправлялись в Россию и ради материальной помощи и ради поддержки духовных и культурных связей. В 1804 году, в тот же год, когда началось Первое сербское восстание против турок, монастырь Хиландар получил из России 525 рублей помощи как компенсацию за то, что целых 15 лет таковой не получал.[31] И это свидетельствует, что авторитет Хиландара и его монахов в России был весьма велик. Хиландарская обитель пользовалась уважением из-за своих духовников, а также как очаг славянского православия на Святой горе и место, где собирались вместе сербы, болгары, русские и влахи. Русский путешественник Григорий Барский записал в своем Путешествии, что в 1744 году он был в монастыре Хиландар, и что в нем живут «монахи сербы, твердые в вере и крепкие во благочестии и самые гостеприимные из всех других святогорцев, но простые и неученые. Среди них есть и несколько болгар, русских и влахов, но старшинство и власть принадлежит сербам. Церковное и келейное правило они читают всегда славянским языком, но с выразительным сербским ударением».[32]
И другие известные сербские монастыри еще со времени Паисия поддерживали связи с Россией. В августе 1629 года состоялась первая поездка в Россию монахов монастыря Студеница. Об их поездках есть свидетельства вплоть до начала XVIII века.[33] Монахи монастыря Милешева прибыли в Путивль первый раз 20 июля 1627 года и приезжали периодически вплоть до 1688 года, когда монастырь пострадал и вскоре подвергся сильным разрушениям. Еще более существенно он был разорен только в 1735 году, а кельи сгорели в 1782.[34] Привилегии, которыми обладал монастырь Милешева, перешли на монастырь Пакра, а с него на монастырь Пива. Еще с конца XVI века ведут свое начало связи монастыря Крушедола с Россией, которые поддерживались вплоть до конца XVIII века.[35] Монастырь Беочин установил первый раз связи с Россией в декабре 1622 года, а монастырь Бешеново 29 августа 1638 года. 17 сентября 1638 года в Россию прибыли монахи из монастыря Хопово. Братия монастыря Троноша также направила в Россию посольство, которое прибыло туда 27 сентября 1625 года.
В правление патриарха Паисия в Россию отправился и Вршацкий епископ Антоний, который появился там как посланник патриарха Паисия. По мнению Стефана Димитриевича визит Антония в Россию имел и политическую миссию, а не был только обычным поиском милостыни для пострадавших церквей Печской патриархии.[36] «Столь прекрасному приему Антония при дворе естественно способствовали его добродетели, политические сообщения и разговоры с царскими приближенными и с самим царем Михаилом Феодоровичем, хотя из этих разговоров на бумаге отражено только то, что «государь молил епископа о спасении».[37]
Василь Попович также подчеркивал, что просители, в основном выдающиеся церковные деятели, давали во время бесед полезные сведения об обстановке и событиях в Турции и в странах, через которые они проезжали.[38] О характере этих политических миссий, о предложениях, которые наши церковные люди делали русскому царю и его правительству мы не знаем почти ничего, потому что высказывания такого характера не заносились в протоколы бесед.[39] «Записывалось в основном только то, что касалось переезда через границы и количества полученной ими милостыни».[40] Высказывания политического характера делались устно. Радослав Груич видит связь между отъездом Антония в Россию и прерванными переговорами патриарха Паисия с Римом. Когда он не имел там успеха, то «начал обращать больше внимания на православную Россию».[41]
7 июня 1641 года в Москву прибыл Скопский митрополит Симеон. О нем сообщается, что он «установил тесные контакты между Печской патриархией и Россией"[42]. 23 июля 1641 года митрополит Симеон передал царю прошение, в котором просил о том, чтобы царь дал «сербской соборной церкви (печской) златопечатную грамоту и чтобы эта грамота была выдана на имя патриарха Паисия, так как, говорит он «соборная церковь сильно страдает от нечестивых агарян».[43] 1 августа 1641 года царь выдал требуемую грамоту на имя патриархии.[44]
На основании нее в июне 1643 года в пограничный город Путивль прибыл архимандрит Печского монастыря Кентерион с иеромонахом Иаковом и келарем Пахомием.[45] Из Путивля, где они были задержаны на три месяца Кентерион 16 сентября 1643 года направил прошение царю, в котором сообщал, что его в качестве своего полномочного представителя послал патриарх Паисий на основании грамоты, полученной митрополитом Симеоном. Далее он сообщает, что везет с собой поклон от патриарха Паисия. В прошении подчеркивается, что патриарх уже совсем стар, что ему сто лет и что он находится в оковах, потому что из-за высоких налогов попал в большой долг, а страна обнищала.[46] Сокрушенным тоном человека, который многое выстрадал и еще не увидел зарю своего национального рассвета, но все-таки ожидает «пока не придет какая-нибудь утешительная надежда», архимандрит Кентерион умолял царя о помощи.[47]
Трудно сказать, что было правдой, а что в этом прошении примешено для большего эффекта. По многочисленным свидетельствам, которые дают современные ему источники, можно заключить, что патриарх Паисий не находился уж в столь великой материальной нужде как об этом говориться в прошении. Не знаем мы и о том, что ответил царь, так как после этого следы всех связей патриарха Паисия с Россией теряются.
Патриарх Гавриил, наследник Паисия, не только продолжал поддерживать связи с Россией, но и, как мы уже видели, и сам отправился в нее и поплатился за эту поездку головой…За время патриаршества Гавриила посещал Россию и Кратовский митрополит Михаил: он уезжал и снова возвращался. Во второй раз он прибыл в Путивль 18 сентября 1657 года. По-видимому во второй раз он отправился в Россию «на вечное жительство» вместе со своим братом Вениамином, который много пострадал от турок.[48] Михаил был архидиаконом у патриарха Паисия, а в епископы был хиротонисан при патриархе Гаврииле.[49] Под старость Михаил вернулся в родные края и там умер.[50] Его имя упоминается в двух источниках: один сообщает, что в 1652 году, во время своего первого посещения Руси он получил от царя Алексея Михаиловича (1645−1676) Пролог за месяц сентябрь[51], а во второй раз пробыл в Москве полтора года.[52]
О патриархе Максиме, наследнике Гавриила, известно, что он не посылал в Россию своих представителей, «которые бы употребили ту дарственную грамоту, что была дана патриаршему монастырю. Взамен этого, русские обратились к нему по этому поводу и дали новый письменный акт о чисто церковных братских отношениях между Сербской и Русской Церквами"[53]…
14 октября 1662 года в Москву прибыл Вршацкий митрополит Феодосий, просивший и получивший милостыню и оставшийся в России. На соборе 1666 — 1667 гг., когда был осужден русский патриарх Никон, этот Феодосий был поставлен «местоблюстителем патриаршего престола».[54]Царь известил патриарха Максима о том, что митрополит Феодосий остался в Москве «ради наших великий государственных дел».[55] Феодосий преставился в России 20 августа 1671 года.
Патриарх Арсений III (Черноевич)
Оживленные связи с Россией поддерживал и патриарх Арсений III Черноевич: еще до того, как он окунулся в деятельность по освобождению народа от турок патриарх Арсений III послал в Москву хиландарского монаха архимандрита Исайу с письмами к царю. Каков был ответ патриарху из России, мы не знаем, так как, по возвращении Исайа был арестован австрийцами в Брашове, письма у него были отняты, а сам он отправлен в темницу.[56]
Связи патриарха Арсения с Россией активизировались после 1690 года, когда он, во главе сербского народа переселился в земли к северу от Саввы и Дуная. Эти связи патриарх частично поддерживал через русского посланника в Вене, а частично через некоторых церковных лиц, посылаемых им в Россию для получения материальной помощи. В 1696 году патриарх Арсений жаловался русскому посланнику Нефимову на усиление прозелитической деятельности католиков, а в 1698 году он обращался лично к царю. Арсений III ожидал существенной поддержки от русского посланника Возницына: он пытался через него уговорить влиятельного грека Александра Маврокордато походатайствовать перед султаном о разрешении вернуться на патриарший престол в Печь.
Эта надежда патриарха была напрасной. Маврокордато упрекал его, что он «живет не как человек духовного звания и, оставив дела церковные, погрузился без необходимости в различные гражданские… А если же посланники хотят, чтобы бывший патриарх по прежнему жил в турецкой державе, то пусть он переедет в Валахию и живет в ней, а прощение за провинность выпросит для него у султана и великого визиря он, Маврокордато».[57]
Патриарха Арсения особенно беспокоила судьба православия в Австро-венгерской монархии. В одном письме патриарх жалуется на то, что полученные от императоров привилегии нарушаются, и что есть намерение отделить сербский народ в монархии от православной веры. Патриарх просил разрешения посылать в Россию церковных людей «милостыни ради».[58] Он посылал в Москву Белградского митрополита Стефана Метохийца с архимандритом Софронием и еще пятью старцами.[59] В Россию ездил и епископ Ефрем Янкович, который просил помощи для обновления монастыря Св. Троицы под Плевалем, но остался в России навсегда.[60] В 1703 году патриарх Арсений получил из России большое количество церковных книг.
Испытывая постоянные трудности и преследуемый бедами, с которыми никак не мог справиться, в 1695 году патриарх Арсений III решает переселиться со всем народом в Россию, «вероятно потому, что не видел другого выхода из тяжелой борьбы с католическим клиром».[61]
В 1702 году в Россию отправляется Требинский митрополит Нектарий, находившийся под юрисдикцией Печского патриарха Каллиника I. Он просил милостыню по дарственной грамоте своего монастыря.[62] Исайа Джакович, став наследником патриарха Арсения III, известил русского царя о своем избрании и молился Богу за царские победы.[63] В России был и Цетинский митрополит Даниил Петрович: в 1714 году он был в Москве и получил в качестве помощи 10 тыс. рублей и одобрение на то, чтобы Цетинскому монастырю выдавалось по 500 рублей помощи каждые три года.[64]
Даниил находился в Москве и в сентябре 1715 года, когда купил книгу «глаголемую Скрижали для себя и своей церкви».[65] В Москве владыка Даниил встретился с монахами из монастыря Комоговина, которые, как пишет он сам, «пришли ради нужды прибавить служебных книг святому монастырю». Он дал им 12 миней, чтобы они были доставлены в Черногорию. По его собственным словам, митрополит Даниил сделал это для «поминовения души» своих родителей Стефана и «монахини Анны».[66] 20 октября 1798 года Цетинскому монастырю была выдана помощь в размере 4132 рублей, которая не выдавалась с 1782 по 1798 гг. Эта помощь была передана архимандриту Стефану Вуковичу, находившемуся в ту пору в Москве.[67]
Особо поддерживали связи с Россией представители Сербской Церкви в Австрийской монархии. Связи эти были и политическими и культурными, а позднее стали более подчеркнуто церковными и культурно-образовательными. «Первая помощь в деле образования пришла сербам из России. Митрополиты стали заказывать церковные книги и учебники из России и приглашать учителей, которые организовывали специальные школы и готовили преподавательский состав».[68] В 1724 году Священный Синод Русской Православной Церкви послал к сербам Максима Суворова, открывшего в 1726 году школу в Сремских Карловцах. Позднее он перебрался из Карловац в Белград и опять из Белграда в Карловцы. Когда Суворов покинул сербов, среди них появилась другая группа русских учителей во главе с Эммануилом Козачинским. Козачинский основал в Сремских Карловцах Латинскую школу, по сути, некий вариант Богословско-педагогической школы, столь необходимой для сербов в то время. С 1722 года и сербские юноши начинают отправляться на учебу в Киевскую духовную академию. «Главной целью приезда сербов в Киевскую академию была подготовка их в качестве учителей для сербских школ. В это время сербские народные соборы принимали решения об основании школ. Таким образом, было необходимо подготовить учителей, и сербские митрополиты и епископы на основании этих решений посылали молодых людей в Россию».[69] Известно, что с 1721 по 1762 гг. в Киевской духовной академии училось 28 сербов, но их могло быть и больше.
Отчасти возрастающее влияние русских церковных книг и школьных учебников, привозившихся из России, а отчасти преподавание, осуществлявшееся русскими учителями и общее желание наших тогдашних передовых слоев приблизиться к православной России, имели своим последствием вытеснение сербо-славянского и введение русско-славянского языка в церкви и школе у сербов к северу от Саввы и Дуная. «Это преобладание русско-славянского языка распространилось быстро — за пятнадцать лет. С 1725 до 1740 гг. это стало уже свершившимся фактом, и русско-славянский язык с того времени стал языком Сербской Церкви, школы и литературы».[70]
Митрополит Черногории Даниил (Петрович-Негош)
Когда речь идет о поддержке связей с Россией, невозможно обойти стороной и Цетинских митрополитов Савву и Василия Петровичей, и многострадального епископа сербов Далмации Симеона Кончаревича, находившегося постоянно под бичом унии. Интересные сведения о связях Цетинских владык с Россией содержит переписка митрополитов Саввы и Василия. Но и до них, как мы видели, владыка Даниил Петрович установил связи с царем Петром Великим, который в письме от 3 марта 1711 года призывал митрополита Даниила к вступлению черногорцев в войну с турками.[71]
Митрополит Василий ездил в Россию, был принят царицей, подготовил целый полк черногорцев для России, привозил книги и подарки и постоянно обращался за материальной помощью, без которой Черногория не могла существовать. Митрополит Василий, называвший себя «экзархом трона Печского"[72], опубликовал в 1754 году в России краткую Историю о Черной горе…[73]
В 1761 году в Россию перебрался вынужденный покинуть свою епархию владыка Симеон Кончаревич. Сербы из южной России, после их переселения в 1751 и 1752 гг., просили, чтобы Симеон был назначен к ним владыкой, но их просьба не была удовлетворена.[74] Владыка Симеон жил в Петропавловском монастыре в Киеве и написал здесь свою «Летопись церковных и гражданских событий».[75] Здесь же он и скончался 26 августа 1796 года. Патриарх Василий Йованович-Бркич тоже отправился в Россию и пребывал в ней до самой своей кончины.
Незадолго до конца XVIII века оживленные связи с Россией поддерживали и три весьма интересные личности из нашей церковной и национальной истории: в 1784 году в России хиротонисан Петр I Петрович-Негош; в 1783 году первый раз был в России архимандрит монастыря Пива Арсений Гагович.[76] 30 июня 1782 года архимандрит Герасим Зелич прибыл в Миргород, а во второй раз он посетил Россию в январе 1787 года.[77]
Все эти связи, и другие, не упомянутые нами, имели, помимо весьма необходимой материальной помощи, и огромное моральное значение для Сербской Православной Церкви и сербского народа, которому суждено было бороться на несколько фронтов.[78]
----------------------------------------------------------------------------
Джоко Слиепчевич родился 23 марта 1908 года в селе Самобор в Герцеговине. Закончил гимназию в Гацко, Православную семинарию в Призрене и Богословский факультет Белградского университета. В течении года учился на Евангелическом факультете и славистике в Берлине. После Второй мировой войны дополнительно учился на Старокатолическом факультете в Берне. В 1936 году защитил докторскую диссертацию на тему «Стефан Стратимирович, митрополит Карловацкий как глава Церкви и просветительско-национальный и политический деятель». В 1945 году покинул Югославию и поселился в Кельне (Германия). Опубликовал множество работ по сербской истории, среди которых: «Македонский вопрос» (на английском языке), «История Сербской Православной церкви» (в 3-х томах), «Сербско-албанские связи на протяжении веков и в новое время», «Югославия накануне и во время Второй мировой войны». Был награжден Орденом Святого Саввы I степени.
----------------------------------------------------------------------------
[1] Теодосиjе: Живот Светога Саве (М. Башић, Старее српске биографиjе, ст.84).
[2] Владимир Мошин: «Русские на Афоне и русско-византийские отношения в XI—XII вв.» (Byzantonoslavica, XI, 1950, ст. 60
[3] Божидар Ковачевић: «О културним везама Срба и Руса» (Летопис матице српске, књ.360 — 361, 1947, ст.102)
[4] Данило II: :Животи краљева и архиепископа српских, ст. 33.
[5] Радослав Груjић: «Пахомиjе Доготет» (Народна енциколпедиjа СХС, књ. III, ст.306)
[6] Божидар Ковачевић: О културним везама Срба и Руса…, ст. 103
[7] Там же
[8] Ђорђе Сп. Радоjчић: «Стари српски књижевници руске народности» (Годишњак Филозофског факултета у Новом Саду, књ. V, 1961, ст. 216)
[9] Статине Jугославенске академиjе знаности и умjетности, књ. XII, 1880, cт. 258; ср. Споменик СКА, XXXIX, други разред 35, 1903.
[10] Споменик СКА, XXXIX, ст. 16
[11] Там же, ст. 17
[12] Там же, ст.21−25.
[13] Там же, ст. 29.
[14] Там же, ст.35−36.
[15] Там же, ст. 37,41.
[16] Љуб.Стоjановић: Стари српски записи и натписи, књ.III, ст. 157, N 5606.
[17] Там же, кн. I, ст. 233, N 775.
[18] Там же, кн. I, ст. 244, N 826.
[19] Стеван Димитриjевић, Грађа…ст.187.
[20] Споменик СКА, XXXIX, ст. 39.
[21] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…» (Глас СКА, LVIII, други разред 37, ст. 225 — 226.
[22] Љуб.Стоjановић: Стари српски записи и натписи, књ.I, ст. 289, броj 1043.
[23] Там же, књ.I, ст. 299, броj 1089.
[24] Там же, књ.I, ст. 299, броj 1090.
[25] Там же, књ.I, ст. 302, броj 1111.
[26] Стеван Димитриjевић, Грађа…ст.189.
[27] Там же, ст. 117.
[28] Там же, ст. 119.
[29] Там же, ст. 119.
[30] Там же, ст. 122.
[31] Там же, ст. 139.
[32] Там же, ст. 138.
[33] Там же, ст. 153.
[34] Там же, ст. 164.
[35] Там же, ст. 199.
[36] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LVIII, други разред 37, ст. 227 — 228).
[37] Стеван Димитриjевић, Грађа…, ст. 272.
[38] Ср. Народна енциклопедиjа СХС, кн. III, 822.
[39] Ср. Ђоко Слиjепчевић: Патриjарх Паисиjе…, ст. 23.
[40] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LVIII, ст. 228).
[41] Народна енциклопедиjа СХС, кн. III, ст. 270.
[42] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LVIII, ст. 228−229).
[43] Стеван Димитриjевић: «Прилози расправи, Одношаjи пећких патриjарха са Русиjом», ст. 60, броj 2.
[44] Там же, ст. 60, броj 3
[45] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LVIII, ст. 230).
[46] Стеван Димитриjевић: Прилози, ст. 61, броj 4.
[47] Там же.
[48] Стеван Димитриjевић, Грађа…, ст. 281.
[49] Там же.
[50] Там же, ст. 282.
[51] Љуб.Стоjановић: Стари српски записи и натписи, књ.I, ст. 371, броj 1487.
[52] Там же, књ.I, ст.372−373, броj 1494.
[53] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LVIII, ст. 271).
[54] Там же, ст. 272.
[55] Там же, ст. 274.
[56] Jован Радонић: Римска Куриjа…, ст.395; Васиљ Поповић: «Руско-српски односи» (Народна енциклопедиjа СХС, кн. III, ст. 822)
[57] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LX, ст. 191).
[58] Стеван Димитриjевић: Грађа…, ст. 3.
[59] Там же, ст. 189.
[60] Там же, ст. 51.
[61] Ђорђе Сп. Радоjчић: «Арсениjе III Црноjевић», (Енциклопедиjа Jугославиjе», кн. I, 1956.ст.215)
[62] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LX, ст. 202).
[63] Там же, ст.246−247.
[64] Стеван Димитриjевић: Грађа…, ст. 232.
[65] Љуб.Стоjановић: Стари српски записи и натписи, књ.II, ст. 37, броj 2283.
[66] Там же, књ.II, ст. 38, броj 2291.
[67] Стеван Димитриjевић: Грађа…, ст. 232.
[68] Jован Скерлић. Историjа нове српске књижевности, Београд 1953, ст. 18.
[69] Валериjан Прибићевић. Срби питомци Киjевске академиjе у времену од 1721 до 1762 године // Богословски гласник, год. IV, књ.VII, 1905, ст.250).
[70] Jован Скерлић. Историjа нове српске књижевности, Београд 1953, ст. 39.
[71] Душан Вуксан. Преписка митрополита Василиjа, митрополита Саве, и црногорских главара 1752 — 1759 (Споменик СКА LXXXVIII, други разред 69, 1938, ст.1−94).
[72] Љуб.Стоjановић: Стари српски записи и натписи, књ.V, ст. 110, броj 7984.
[73] Ср. Jован Скерлић. Историjа нове српске књижевности, ст. 260.
[74] Стеван Димитриjевић: Грађа…, ст. 260.
[75] Никодим Милаш. Православна Далмациjа, ст. 402.
[76] Стеван Димитриjевић: Грађа…, ст. 88.
[77] Житиjе Герасима Зелића, књ. I, Београд 1897, ст. 78, 168.
[78] Стеван Димитриjевић: «Одношаjи…», (Глас СКА, LX, други разред 38, ст. 203).
Перевод с сербского Андрея Шестакова
15/09/2004
