 |
| Фонд «Русская Цивилизация» | Егор Холмогоров | 16.11.2004 |
Наметилась даже парадоксальная тенденция, когда идея «Империи» используется, по сути, как оружие против столь же активно развивающегося в последние годы русского национализма. В Империи видят некую «здоровую альтернативу» идее Нации. Распространен, впрочем, и обратный по знаку, но аналогичный ход мысли — «имперские замашки» и имперское бремя воспринимаются как дополнительная и ненужная нагрузка для русской нации, лишь препятствующая подлинному национальному усилению и распыляющая силы.
Оба эти суждения основаны на недоразумении, впрочем, вполне понятном с учетом явной недостаточной развитости «империологии» и в русской, и в мировой интеллектуальной традиции. Империю чаще всего определяют как большое государство, при помощи военной силы и интегрирующих цивилизационных механизмов объединяющее несколько народов в единое политическое целое. Империя может быть как унитарной, так и колониальной, четко противопоставляющей колонии и метрополию, но некая «многонациональность» предполагается обязательным условием полноценного имперского строительства. Одни видят в этой миссии объединения многих народов великую историческую задачу, другие — истощающее силы имперского народа проклятие, но именно многонациональность рассматривается как «империообразующий признак», и, в то же время, «ахиллесова пята» империй, из-за которого они, якобы, обязательно распадаются (о чем нам неустанно твердили либеральные пропагандисты начала 1990-х, обосновывая распад СССР).
Однако, зададимся вопросом, — почему мы не называем и никогда не называли «империей» многонациональные Соединенные Штаты. «Империей» применительно к их внутреннему устройству, а не внешней политике, конечно. Казалось бы, тот «котел» или «салат», который представляют собой США лучше всего попадает под определение империи, тем более, что фактов насильственного объединения разнородных частей в истории США было вполне достаточно. Многонациональности и даже своеобразного интернационализма в США вполне достаточно, «мессианства» тоже. Однако США «сами по себе» рассматриваются всегда как классическое национальное государство, сделавшее весьма значительные успехи именно на пути сплочения в единую нацию представителей разных народов и рас. Так чем же многонациональность Соединенных Штатов так кардинально отличается от многонациональности Персидской, Римской или Российской Империи петровского периода?
Первым и очевидным отличием является то, что в классической империи полиэтническое общество имеет четкую иерархическую структуру, на вершине которой находится только один, империообразующий народ — персы, римляне-италики, русские, англичане, турки-османы и т. д. Именно в руках этого этноса находится власть, нераздельный imperium, который по римской традиции вступал в полную силу лишь за пределами «померия», то есть границы города, гражданской общины, которой вплоть до позднего периода римской истории приписывался верховный суверенитет над всеми римскими владениями. Когда мы переводим словами «Римская Империя» словосочетание Impeium Romanum, мы забываем, что в буквальном смысле речь идет о «Власти Рима», то есть общины римских граждан, а не о какой-то абстрактной империи. И лишь с решения императора Каракаллы в III веке нашей уже эры о предоставлении гражданства всем поданным Рим вступил в период длительных смут, из которого Византия вышла лишь создав новое привилегированное сообщество — общину православных, а Западная Римская Империя и вовсе не вышла, погребенная варварскими нашествиями. Необходимым условием появления империи является существование привилегированного и достаточно обширного сообщества (не элиты? а именно сообщества) — этноса, конфессии, гражданской общины, в руках которой находится «империум», или власть. Не случайно, что как только США выходят на международную арену и начинают от имени народа Америки решать, — кому жить, а кому умереть — мы сразу же получаем полное право говорить об «американском империализме» и «американской империи».
Между империей и мононациональным государством существует и еще одно более важное и глубокое различие. Имперское общество может и не являться обществом многонациональным, а многонациональное общество может и не быть имперским. Однако империя может и должна охватывать собой много несхожих между собой традиций и жизненных укладов. Например, Российская Империя охватывала единой властью и русских крестьян и помещиков, и поморских мореходов, и остзейских баронов, и горцев Кавказа, и первопроходцев и колонистов Сибири, и тамошние коренные народы, и земледельцев Средней Азии и кочевников Казахстана, и православных, и мусульман, и университетских профессоров, и дикарей. При этом империя не столько «уравнивала» их к некоему среднему уровню, сколько создавала разнообразные механизмы управления и адаптации к местным традициям. Если в одном отношении главенствовала необходимая унификация, то во многих других царила подлинная «цветущая сложность», которая навела Константина Леонтьева на его политические и культурные озарения.
Имперская схема управления работает тогда и только тогда, когда в единое целое приходится интегрировать несколько разных политических систем, образов жизни, традиций права, религиозных конфессий и так далее. Другими словами, Империя — это институт характерный для той или иной стадии существования традиционного общества, это механизм, с помощью которого поддерживается существование нескольких разноуровневых традиций и жизненных укладов, на которые, без их разрушения, не может быть наложена слишком жесткая схема организации общественной жизни. Сам механизм имперской интеграции может быть очень разным — от постепенной унификации хотя бы в основных установлениях как в римской и французской имперских практиках, до поддержания под единым суверенитетом всего конгломерата традиций — как в эллинистическом и британском случае. Но именно «многоукладность», а не действительная или мнимая «многонациональность» является источником подлинного имперского напряжения.
Из сказанного становятся более менее понятны истоки того «кризиса империй», который породил либеральную мифологему об империях, как о вымирающем политическом виде. Причиной распада большинства империй в течение ХХ века была именно нивелировка традиций в рамках единого имперского пространства. И цивилизаторскими усилиями самих имперских правительств, и естественным ходом развития обществ необходимое для успешного функционирования имперской структуры напряжение между различными традициями исчезло, все было нивелировано к идеалу «среднего европейца», «среднего советского человека» и стало казаться, что всеми частями Империи можно управлять примерно одинаково, а население может без проблем и утраты культурной идентичности перемещаться с места на место, меняться статусными позициями и социальными стратами. Результатом стал быстрый и довольно мучительный распад таких обществ, ставших из имперских квази-имперскими.
Распад, впрочем, привел к культурной деградации многих обществ, искусственно подтянутых к «среднему уровню» или столь же искусственно опущенных до него. Но эта деградация, в свою очередь, создает предпосылки для формирования новой империи, например — американской. Интересно, что в целях установления имперского господства американцы вполне сознательно используют тактику «регрессорства», то есть разложения «национальных» и интегрированных в мировую цивилизацию обществ на управляемые по традиционным (или пост-традиционным) рецептам сегменты. Разложение национального Ирака Саддама Хусейна на несколько общин, вынужденных к архаизации политической культуры, тому прекрасный пример. Другое дело, что полноценное существование своеобразной традиции, включенной в единое имперское целое, и ущербная, регрессированная пост-традиция, ставшая результатом внешнего вмешательства — это почти полная противоположность.
Для создания полноценной Империи необходимо наличие человеческой общности, чаще всего — народа, нации, которой будет принадлежать imperium, — власть над имперским национальным сообществом. Вторым необходимым условием является существование объединенных имперской властью полноценных и самобытных национальных и культурных традиций и жизненных укладов, которые и создают напряжение, необходимое для осуществления имперской техники управления. Для Империи как таковой нет ничего более опасного, чем интернационалистические и космополитические тенденции, устраняющие «разность потенциалов» входящих в нее элементов.
Теперь мы можем наконец ответить на вопрос нужна ли русским Империя, какая империя нам нужна и каким образом ее надо строить. Русским Империя нужна. И нужна совсем не потому, что нам нужно некое «полиэтническое окружение», не потому, что нам необходимо непременно взвалить на себя «имперское бремя» и просвещать инородцев, наслаждаясь «культурным смешением» с ними. Империя русским нужна и не потому, что «так делают все», и неплохо бы и нам устроить на пространстве бывшего СССР «либеральную империю» по рецептам Чубайса. Все значительно проще — «imperuium», имперская власть, а не «бремя» является важной составной частью русской национальной идентичности, одной из определяющих ее черт. Могли бы римляне остаться римлянами, если бы их насильственной заперли в пределах Италии? Могли бы они там «развивать хозяйство», осваивать «внутренние просторы» и так далее? Отнюдь. Русским необходима империя не потому, что они кому-то что-то должны по части просвещения, цивилизации, «бремени белых», а потому что должны себе для своей полной самореализации.
Эта самореализация довольно долго осуществлялась в довольно ущербной форме Советского Союза. СССР в каком-то смысле долго был империей, однако носителем imperium-а в нем были не русские (даже если понимать это слово так же широко, как в петровской России, то есть поданные императора православного исповедания, говорящие «условно» по-русски), а партия, как основное привилегированное сообщество. «Национализация» советской империи при Сталине так и осталась недовершенной, а советская цивилизационная политика, при всех ее достижениях в области развития материальной и культурной жизни, была нарочито нивелирующей и анти-традиционной. Необходимое для создания империи своеобразие традиций утрачивалось, утрачено было и самобытное лицо основы империи — русского народа. А проект СССР как «национального государства» для «советской нации» был, опять же, с самого начала ущербен из-за заложенного в него противоречия между юридической многонациональностью и фактически формируемой советской мононациональностью.
Реставрация СССР, если воспринимать ее слишком примитивно, как «возвращение» советских республик назад «в лоно» — это не путь к «имперской реставрации». Апелляция к советскому прошлому не может являться содержанием такой реставрации — она годится только как удобное политическое оружие и риторический прием. Подлинным путем имперской реставрации является как раз медленно, но неуклонно продолжающийся в России процесс фундаментализации и национализации. Русская нация должна приобрести целый ряд характерных черт и свойств резко отличающих ее и от инонационального окружения и от жителей бывших республик СССР.
Русские должны стать действительно иными по сравнению с прочими советскими народами. В значительной степени так оно сегодня и происходит, страшные «девяностые» и противоречивые «нулевые» стали временем приобретения Россией уникального исторического опыта, который уже и сегодня психологически отделяет русских от жителей других бывших республик — у них не было ни Чубайса, ни Чечни, ни 93-го года, ни Беслана, не было Путина и «путинизма». Наш жизненный мир стал существенно иным, по сравнению с жизненным миром других постсоветских государств. И в России история идет более интенсивно, интересно и насыщенно, так что приобретаемый нами опыт — и позитивный, и негативный, работает именно в нашу, как имперской нации, пользу. Чем больше будет развиваться специфичность, своеобразие России, чем сильнее она будет отделяться от оказавшегося губительным для имперской конструкции «среднесоветского» стандарта, тем ближе мы будем подходить к империи, а не дальше отходить от нее.
Древняя историческая нация — русские, сегодня вступает в новый этап своего существования, в период сознательного оформления себя именно в качестве нации, а не только культурной, религиозной или политической общности. И она вольна выбирать для себя значимые черты и подчеркивать свои отличия, даже если эти черты кажутся соседям довольно неудобными.
При этом нам следует (не пренебрегая, кстати, по отношению к явно враждебным нациям и практикой регрессорства, то есть сознательного культурного и экономического «опускания» определенных территорий) поощрять достаточно своеобразное развитие и других постсоветских народов, из которых как минимум два — белорусский и туркменский — уже выработали очень специфические политические и культурные режимы, достаточные для создания имперского напряжения.
Лишь укрепив субъект имперской экспансии, — Русскую Нацию, оказавшуюся на длительное время нацией с измененным национальным самосознанием, лишь определив пространство экспансии (которое, кстати, может быть намного шире постсоветского пространства), можно приступать к реализации имперской экспансионистской программы. Программы, не может иметь ничего общего с розовыми мечтаниями о «реставрации СССР». Сегодня «восстановление Союза» может иметь лишь статус имперской мифологемы, то есть привлекательного идеала, привлекающего сердца людей. Как практическая имперская модель «советский опыт» с его культивированием автономных квази-государств, с его показным интернационализмом, с его нарочитым «равноправием», с идеалом среднего советского человека (в чем-то привлекательным, но разрушительным для имперского порядка), оказался неподходящим для долговременного существования империи. Состоявшись, хотя и в весьма специфической форме, как национальный проект русской нации, обеспечивший ей индустриализацию, скачок в уровне жизни и цивилизационных технологиях, раскрывший новые рубежи военной мощи, СССР как имперский проект оказался слишком утопическим и нежизнеспособным образованием. Созданное им реальное равноправие всех наций (не только гражданское, но и культурное) было в итоге отвергнуто сепаратистами. И теперь право на «реставрацию», и оформление относительно дружелюбных и равноправных отношений с русской нации народам имперского пространства еще надо будет заслужить.
