О модернизации на сытый желудок

Не в первый раз мне пришлось участвовать в разнообразных дебатах на темы экономического и социального развития, и в который уже раз лейтмотивом вновь и вновь звучит стремление во что бы то ни стало срочно выйти на уровень «конкурентоспособности», продавать свои товары, прежде всего, на мировом рынке — как будто внутренний рынок это что-то глубоко второстепенное и вовсе недостойное внимания. Затем трезвые голоса напоминают, что мировые рынки давно и всерьез поделены, и отнюдь не только методами обеспечения истинной свободы торговли, и чтобы на них выйти с каким-либо иным продуктом, кроме сырья, недостаточно научиться что-то делать действительно хорошо — необходимы сверхусилия, а также радикальные конкурентные преимущества. Но радикальных конкурентных преимуществ в создании какой-либо продукции с высоким уровнем добавленной стоимости у нас, в отличие от Китая, нет и не ожидается. После чего руки опускаются — вроде как и не о чем говорить. Значит, судьба наша такая: будем деградировать и деградировать. Но при этом. продолжать (ограниченный круг «элиты») ездить на «хороших» (зарубежных) машинах, летать на «хороших» (зарубежных) самолетах, и даже платить (правда, лишь «топ-менеджерам» — то есть самим себе) «хорошую» (как за рубежом, а то и выше) зарплату, на которую будем покупать «хорошие» (зарубежные) товары.

Ладно, все хорошо, но зарплату-то «топам» (плюс бонусы и опционы) за что? Очевидно, не за что. Но это единственное, что вне обсуждения. Как будто этот вопрос к модернизации или ее отсутствию отношения не имеет.

Не абсурд?

Один коллега обратил внимание на главное: модернизация — это отказ от статус-кво, порождающий конфликт интересов, а значит и политическая борьба. Но услышан коллега, похоже, толком не был. И понятно: кому из домашнего уюта хочется в омут борьбы с неизвестным результатом? При таких настроениях некоторые участники ассамблеи, которым явно было что сказать, даже вообще не стали высказываться. Так, мне пришлось «допросить с пристрастием» Михаила Делягина:

— А ты что не выступаешь? Наверное, просто в модернизации ничего не понимаешь?

— В этой — не понимаю, — грустно согласился директор Института проблем глобализации, да и вообще действительно толковый экономист.

Если же вернуться к конфликту интересов, то просто напрашивается вопрос: как же можно провести модернизацию без насилия? Без массового — по отношению к ни в чем не повинным рабочим и крестьянам — наверное, можно. Но без насилия по отношению к тем, кто и так очень и очень сыт, но при этом не обременен никакой ответственностью, разве это возможно? Тем более, что заранее спрогнозировано (президент в своем послании), что «они будут нам мешать«?

Только четыре эпизода:

Первый. Чубайс на совещании публично просит президента, чтобы за неудачи в инновациях (на которые почему-то вперед выделяются огромные государственные деньги) с бизнеса не спрашивали. О чем, о каком мировоззрении «капитанов бизнеса» (ныне — конструкторов «сколковской модернизации») свидетельствует эта просьба?

Второй. Этому и так уже предшествовала инициатива президента по смягчению уголовной ответственности для предпринимателей за экономические преступления (включая, например, мошенничество — то самое, от которого пострадала масса вкладчиков строительных пирамид и т. п.). Может быть, рай на Земле наступает, и это всеобщее смягчение для всех и за все? И пострадавшим вкладчикам в рамках всеобщего смягчения квартиры будут выдавать просто так? Нет, подобных инициатив не замечено.

Третий. Прохоров предлагает смягчить Трудовой кодекс — чтобы рабочих можно было легче увольнять. Обращаю внимание: «смягчить» — это для тех, кто увольняет и не несет при этом никаких издержек. Обратной стороной та же медаль обернется к тем, кого увольняют, и для них это будет уже не смягчение, а, напротив, ужесточение — дальнейшее снижение социальных гарантий. Причем, отнюдь не перед лицом их нежелания или неумения работать. А просто карта так ложится (где-нибудь далеко, может быть, вообще за океаном), что пользы Прохорову от тебя больше нет — и катись на все четыре стороны. При этом одновременного предложения повысить подоходное налогообложение для самых богатых (на самого Прохорова и его друга Чубайса), чтобы уже государство на эти деньги могло не дать уволенному элементарно умереть с голоду, почему-то не прозвучало. Не догадался умница Прохоров, наверное? Или сам бы и рад, но друга Чубайса подставлять (под нормальные налоги) не хочет?

Четвертый. Дворкович — это такой «современный, молодой и динамичный» советник президента по экономике — в очередной раз предложил повысить пенсионный возраст. Тоже, надо понимать, чтобы «смягчить» проблемы Пенсионного фонда (на фоне рухнувшей спекулятивной «накопительной» пенсионной системы). Это что же, надо понимать, людей заставят дольше работать? Нет, ни в коем случае — Прохоров же ясно предложил повышать производительность труда. И ради этого не повышать квалификационные требования и ответственность управленцев, а «смягчить» Трудовой кодекс — рядовых работников увольнять и только увольнять. Работать никто заставлять не будет — для обслуживания «трубы», как известно, не нужно сто сорок миллионов русских — достаточно пятнадцати. Просто и пенсию платить уволенным государству (а на самом деле — финансовым спекулянтам, крутящим пенсионные накопления) не придется. И вправду — мы же все должны, наконец, и о государстве подумать.

Но давайте объединим эти четыре эпизода воедино. Как это называется? Термин в свое время заезженный, но от того не потерявший ни смысловой точности, ни актуальности — наступление на права трудящихся. Теперь — под прикрытием «модернизации», которой, как ни принюхивайся, и не пахнет. То есть, наступление на права большинства граждан налицо, то же, чем это наступление обосновывается — об этом мы еще подумаем, подискутируем, поручим тем же Прохорову с Чубайсом и Вексельбергом не торопясь проработать.

При таком раскладе, очевидно, без насилия не обойтись. Но вот ведь вопрос: кто субъект этого насилия в отношении «мешающих модернизации«? Те, на чьи права эти «мешающие» сейчас нагло наступают? Так это революция, со всеми известными кровавыми издержками и непредсказуемым результатом. Добрый царь — реформатор? Но он пока лишь смягчает ответственность для жуликов и мошенников, а также поручает им же далее «проработать»..

А корреспондент одного издания в кулуарах задает мне вопрос: «Получается, та экономическая модель, что у нас строилась, не прижилась?». Что милой девушке ответить?

Отвечаю: не обижайтесь, но это напоминает разговор о том, как лучше жить, с тещей или без, в семье безнадежного алкоголика и наркомана. При чем здесь «экономическая модель», если из дома заведомо тащится на продажу на очередную бутылку или дозу наркотика все, что только удается заработать на основе любой «экономической модели«? Если у вас жена, муж или сын — патологические клептоманы, уместно ли обсуждать, как лучше работать — на повременке или на сдельщине? А если этот клептоман — еще и не просто в семье, а глава семьи? При том, что у него полный доступ к информации о ваших доходах, а пряча свои деньги у соседей (за рубежом) вы попадаете в полную зависимость уже от них.

И еще об экономической модели: под ней ведь каждый понимает свое. Кто-то делает акцент на противопоставлении частной и государственной собственности. Для другого важнее механизмы контроля за любыми управляющими чужим имуществом — равно, государственной собственностью или акционерной, а также механизмы стимулирования труда управляющих. Для третьего же существенны соотношения распределения доходов и налогообложения доходов, получаемых от труда и от капитала, а также межотраслевые балансы. Если кто-то полагает, что сейчас этих балансов как бы и нет, то есть, что все нынешнее (подавление реального производства и рай для распродажи сырья и финансовых спекуляций) — исключительно продукт деятельности свободного рынка, то это глубочайшее заблуждение.

Что же тогда такое наша «экономическая модель», и может ли она вообще «приживаться»? Корреспондент ведь, наверное, имела в виду, что у нас не приживается западная экономическая модель?

Так вот, современная западная экономическая модель, в той ее части, которая является конструктивной и созидательной (а мы говорим в период кризиса, далеко еще не закончившегося, который является по существу кризисом взаимоотношений современной западной модели стимулирования экономического роста с помощью ростовщической пирамиды с интересами иных, не западных государств) не имеет никакого отношения к той, которая реализована у нас. Современная западная модель (во всяком случае, до тех пор, пока она не пошла вразнос) — это, прежде всего, модель национально ориентированная. И все колебания между национальным протекционизмом и глобальной открытостью, которые мы наблюдаем, осуществляются в рамках этой модели и в интересах основных игроков. Эта модель, мягко говоря, не вполне идеальна. В частности, без балансира со стороны системы мирового социализма она по историческим меркам очень быстро оказалась подвержена собственным механизмам деградации: отказу от главенства интересов производства над интересами частного перераспределения, стремительному масштабному перекосу отношений в пользу финансово-спекулятивного капитала, тенденции отказа от прежних социальных достижений и т. п. Но, повторю: нам бы их проблемы.

Наша модель (если это вообще можно назвать моделью) — принципиально антинациональна и столь же антисоциальна. И именно в силу этого глобальное наше преимущество над Европой — высокая степень обеспеченности сырьем для развития — выступает у нас и подается нам как чуть ли не врожденный дефект. Нам это преподносят как «голландскую болезнь». Но надо трезво понимать: если в одной семье ребенок трудится и развивается, а другой только пьет и играет в казино, то это отнюдь не потому, что в первой бедно и ничего нет, а во второй, богатой, всего с избытком. Наша болезнь проистекает не из нефтегазового богатства, а из продажности и ничтожности элит, а также из неспособности общества породить элиты иные. Не было бы у нас нефти и газа — власть точно так же умудрилась бы продавать не сырье, а территории. А чтобы народ не всполошился и не взбунтовался — продавала бы территории скрыто, косвенно, через долги. Как, впрочем, это в значительной степени и делалось в 90-е. Но, к сожалению, именно эта абсолютно паразитическая экономическая модель у нас и прижилась. Прижилась настолько, что вырваться из нее, несмотря на все бравурные декларации о «модернизации», еще неизвестно, сможем ли мы вообще… Во всяком случае, под руководством «сколковских наноконструкторов» на это шансов мало.

Так поможет ли модернизация? Смотря что под ней понимать. Радикальную смену «модели», насколько я понимаю, она пока ни в одном из обсуждаемых вариантов не предполагает. Значит, рассчитывать на что-то разумное, на хотя бы минимальное повышение эффективности национальной экономики, у нас просто нет ни малейших оснований. Как всегда заведомо неэффективны любые попытки подмены содержания, решения содержательных проблем лишь внешней формой.

Обратите внимание: каждый раз, когда нам как панацею от всех бед предлагают «привлечение иностранных инвестиций» (и чем сейчас вновь и вновь обосновывают западно-ориентированную модернизацию), обязательно поясняют, что с ними придут передовые технологии и западный управленческий опыт. И что же? На проверку выясняется, что там никто передавать нам значимые технологии никогда и не собирался, а тут никто этим вопрос всерьез и не обуславливал. Что же касается управленческого опыта, то с ним-то все просто: все самое главное — налицо, открыто, бери и используй. Причем, опыт этот разнообразен — только творчески применяй.

И выясняется, что в свете западного управленческого опыта, например, вопрос о собственности на средства производства — далеко не главный, а лишь один из многих. Во Франции госсобственность огромна, а в Швеции — ничтожна. Но и там и там — социализм. В США чрезвычайно жесткая демонополизация как разделение монополий — недопущение контроля за какой-либо сферой со стороны единого собственника, а в той же Швеции столь же масштабная монополизация многих секторов экономики, но жесткий государственный контроль, не допускающий паразитирование на монополии. Что лучше? Раз и то и другое существует и конкурирует, значит, и то и другое допустимо и демонстрирует свою эффективность. А что недопустимо? То, что у нас: хоть государственное, хоть частное, но равно монопольное и бесконтрольное. Да еще и с юридически закрепленным правом никак не обоснованно, независимо от результатов деятельности и почти неограниченно прямо перекачивать общенациональные ресурсы в личные карманы «том-менеджеров». Откуда же тут возьмется эффективность? Как говорится: не надо здесь искать то, что вы здесь не оставляли.

И к применимости или неприменимости каких-либо моделей (равно, как в прошлом и настоящем, так и в рамках нашей будущей «модернизации») все это вообще не имеет никакого отношения. Точно так же, как к вопросам методологии калькулирования затрат на производство какой-либо продукции никакого отношения не имеет прямое ограбление со взломом кассы предприятия. В нашем случае, применительно ко всему государству — систематическое ограбление со столь же систематическим взломом.

И отдельного внимания заслуживает вопрос о методах модернизации. Разумеется — так это декларировал руководитель президентского «мозгового центра» (ИНСОРа) — она должна быть только и исключительно демократической. В общем-то, я не против, даже за. Но каково обоснование? Обоснование из «мозгового центра» прозвучало такое: субъекта авторитарной модернизации просто не видно. Что ж, и здесь соглашусь. Остается один вопрос: а субъект модернизации демократической действительно просматривается?

Вообще, у кого-нибудь воля есть? Или на сытый желудок об этом думать всерьез не хочется.

Так с чего же начинается подлинная модернизация? Надеюсь, из вышеописанного понятно — с адекватного целеполагания, ориентированного не на внешний мир и желание ему понравиться, но на решение собственных проблем выживания и развития, а также с введения механизмов жесткой ответственности каждого, кто претендует на какую-либо власть (равно: хоть политическую, хоть экономическую) и получение существенной доли общего пирога.