Предательство

Как государства становятся империями? Чаще всего говорят про военную мощь, территориальные захваты и систему государственного управления. Реже — о специфике культуры, об особом менталитете титульной нации. А ведь это, пожалуй, самое важное. Разумеется, без сильной армии нельзя ни завоевать, ни удержать завоеванные территории. Но мы знаем примеры государств, которые обладали военной мощью, но так и не стали империями. Например, покорившая огромные территории Золотая орда. Без особенного, специально отлаженного государственного управления империи тоже не получается. Но мы знаем страны с прекрасной системой государственного управления в идеальном сочетании с военной мощью, так и не ставшие империями. Вот, например, современная Америка — система управления почитается многими за идеальную, армия хоть куда, а империи не получается.

В тот самый момент, когда Рим начал осознавать себя империей, Вергилий в «Энеиде» — поэме, призванной дать идеологическое обоснование новому строю, — написал знаменитые строки, ставшие имперской формулой на все времена:

Пусть другие тоньше выкуют дышащую бронзу,
Живыми выведут облик из мрамора,
Лучше будут говорить речи, и движенье небес искусней
Вычислят, и предскажут светил восходы, —
Ты же, римлянин, помни: державно править народами —
В этом искусство твое! — налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною надменных!

Искусство «державно править народами» — именно оно создает империи. Когда народ в лице своих элит перестает понимать и применять это искусство — империи рушатся.

В 1988 году начался армяно-азербайджанский конфликт. Старые ссоры двух соседних народов с разной религией и культурой, старые распри, старые счеты — все это закономерно прорвалось наружу в момент, когда коммунистическая власть стала очевидно слабеть. Здесь не место разбирать историю тех столкновений — она слишком болезненна для обоих народов, и уж тем более не место разбирать ошибки коммунистического руководства — они, конечно, были, и немалые, но могли и не повлечь столь роковых последствий. Для судьбы pax rossica едва ли не важнее была реакция на эти события тогдашних российских элит. Советский Союз был обречен, но была ли обречена империя, собранная вокруг России?

Российская империя оказалась возможной благодаря важнейшей особенности русских элит (в этом глубоко связанных с народом) — им был чужд национализм. Нет, они не были интернационалистическими или, как сейчас модно говорить, мультикультурными — скорее, наоборот. Но национализм, если понимать его как предпочтение одних наций (вер и культур) другим, был им чужд. Все народы империи равны и равно заслуживают поддержки и наказания — это положение «над схваткой» и давало возможность «державно править народами». Народы российской империи были в самых сложных отношениях друг с другом: ссорились, враждовали, копили обиды и претензии, но всегда знали — русские судят без гнева и пристрастия. Они могут ошибаться, могут лишать чего-то очень важного, но они никогда не встанут на сторону врага только потому, что враг им больше нравится.

Советский Союз в этом смысле был преемником Российской империи. И если властители временами срывались, то элиты — интеллигенция — всегда относились равно ко всем нациям.

В 1988 году случилось страшное. Русская интеллигенция предала один народ, безоглядно встав на сторону другого. Российские культурные элиты воспринимались и армянами и азербайджанцами как «старшие братья». От них ждали как поддержки, так и суда, оценки и вердикта. Но вердикта, основанного на принципах незаинтересованного суда, суда по имперскому счету. Вердикт не замедлил, но вышел совсем не таким, как ожидалось: азербайджанские ученые, писатели, режиссеры, еще недавно пившие, работавшие, заседавшие вместе с нами, вдруг оказались врагами, на том только основании, что их назначили «плохими», а их врагов — «хорошими». И по «плохим» ударили из всех орудий. Людям, всего лишь сомневавшимся в праве Армении на Карабах, отказывали от дома; все прогрессивные публицисты с пафосом и дрожью в голосе вещали о великой культуре армянского народа и грязных азербайджанских варварах. Это было настоящим предательством. Причем не только по отношению к азербайджанцам, но и по отношению к российским традициям, по отношению к принципиальным основам имперского сознания.

По всем законам тогдашнего пиара азербайджанцев объявили оплотом коммунистического режима, а армян — борцами за свободу и демократию. Азербайджанцы — косные, армяне — прогрессивные, азербайджанцы — звери, армяне — благородные борцы за право нации на самоопределение. Все это потом аукнулось и армянам, которых бросили во враждебном окружении, с разваленной экономикой, без ресурсов, с одним только правом на самоопределение. Разумеется, вспомнили и о разнице культур и религий, но о христианах армянах и мусульманах азербайджанцах говорили почему-то в основном убежденные атеисты. И это вполне показательно, ибо основанием для армянского выбора российских элит были не идеологические предпочтения, а личные симпатии, помноженные на чудовищную безответственность тех, кто по воле рока в годы Перестройки определял интеллигентские умонастроения.

То, что Боннер и Старовойтова встали на сторону армян, могло бы остаться только фактом их личной биографии, но среди тогдашних «властителей умов» не нашлось никого, кто хотя бы попытался остановить крушение основ pax rossica. Течение несло, и все, кто как подгребая, неслись вместе с ним. Об азербайджанцах никто не думал, всем было не до них. Впрочем, и до армян никому не было никакого дела. «Властители умов» были в таком упоении от происходящего, что остановиться и подумать о чем-либо не было ни времени, ни желания.

Но предательство не проходит бесследно, особенно когда речь идет о столь фундаментальных вещах. Русские, вставшие на сторону одной из наций, перестали восприниматься особым имперским народом, перестали восприниматься стоящими «над схваткой» и судящими без гнева и пристрастия. Они стали одними из многих, с ними можно было не считаться, если они слабы, а если сильны — с ними надо бороться. Сами русские теперь оказались всего лишь стороной в межнациональных конфликтах. Русским на окраинах империи пришлось либо бежать, либо пережить погромы и унижения. Империю было уже не удержать. Ни войсками, ни уговорами, ни референдумами.

Разумеется, после драки кулаками не машут, и ошибку, совершенную пятнадцать лет назад, сейчас уже не исправишь. Но если мы снова говорим об империи, если снова задумываемся о том, что такое pax rossica, то извлечь урок из тех ошибок — наша прямая обязанность.

16.09.2004