Президент России Владимир Путин неоднократно подчеркивал нашу принципиальную позицию об отсутствии у террористов национальности и религиозной принадлежности. Однако вопреки всем официальным заявлениям о том, что у террористов нет ни религии, ни национальности, сегодня именно ислам и арабский мир продолжают преподноситься общественному мнению как почва для роста радикализма и терроризма. Искаженные понятия Повод для этого дают как СМИ, так и многие политики. Причем зачастую это делается не специально, а от элементарного незнания темы. Взять хотя бы те два слова, произнеся которые можно одновременно запугать и вызвать бурю негодования: «джихад» и «шахид». Сегодня любой прохожий на улице ответит, что «джихад» — это война мусульман против представителей других религий, а «шахид» — это террорист-смертник. Подобная в корне ошибочная трактовка — не более чем вырванная из контекста фраза, выдаваемая за непреложную истину. Дело в том, что дословно «шахид» означает воин, пожертвовавший собой в ходе справедливой войны, погибший мученической смертью на поле битвы от рук врагов. Но террорист-самоубийца таковым в принципе считаться не может, коль скоро самоубийство в исламе — это страшный неискупаемый грех. И традиции использования смертников-«камикадзе» в исламском мире исторически не существовало. Не менее ошибочные представления бытуют и о джихаде (букв. «усердие»). Этот арабский термин означает приложение всех усилий прежде всего к борьбе человека со своими греховным побуждениями (Великий джихад), а вооруженная борьба (Малый джихад) — это крайняя вынужденная мера, и объявить такой джихад имеет право лишь духовный руководитель мусульманской общины (имам или муфтий), а отнюдь не любой, кому это заблагорассудится. Пророк Магомет говорил в этой связи: «Вы не должны убивать ни ребенка, ни женщину, ни дряхлого старика, ни поклоняющегося, который находится в своей келье». Таким образом, в ходе военных действий ислам категорически запрещает убивать тех, кто сам не убивает, не сражается и не нападает на мусульман. Исходя из этого теракты, жертвами которых становится мирное население, являются величайшим преступлением и прегрешением против основ ислама и мусульманского права — шариата. По сути террористы-смертники (с точки зрения ислама) являются обычными убийцами и самоубийцами, обреченными на вечные мучения в аду. Проблема, однако, состоит в том, что в сегодняшнем мире некоторые радикально настроенные мусульмане (подобные Усаме бен Ладену и его соратникам), вероятно, в самом деле считают себя вправе пересматривать традиционную мусульманскую доктрину и по-новому трактовать понятие «джихад». Искажая и подменяя сущность данного понятия, они ищут в религиозных текстах оправдания своим амбициозным политическим действиям. Характерно, что среди лидеров той же пресловутой «Аль-Каиды» нет мусульманских богословов-улемов. Ни бен Ладен, ни другие лидеры международных террористов даже с формальной точки зрения не имеют права издавать фетву — религиозно-правовое суждение по конкретному вопросу, являющееся для мусульман руководством к действию. Идея или деньги? Террористы сегодня (будь то в Ираке, на Северном Кавказе или где бы то ни было еще) стоят на распутье: они отчаянно ищут новые лозунги и модели действия, способные вызывать мобилизацию масс. Именно в этом контексте произошли и трагедия в Беслане, и похищение французских журналистов в Ираке. Деятели этого «псевдоджихада» хотели заставить Москву пойти на уступки, но подобная тактика вызвала лишь гнев и негодование со стороны мусульманского общественного мнения. Похищение французских журналистов некой организацией, именующей себя «Исламской армией Ирака», которая пыталась шантажировать президента Франции Жака Ширака с целью отмены закона, запрещающего религиозные символы во французских школах, также вызвало единодушное осуждение в исламском мире. Даже радикальная палестинская группировка «ХАМАС» и ливанская «Хезболла» сурово осудили захват заложников. Не из симпатий к Франции и французам, а потому, что эти похищения могут спровоцировать, по их мнению, смуту и раскол (фитна) в рядах мусульман. Деятели «Исламской армии Ирака» рассчитывали на то, что их стратегия приведет хотя бы к моральной победе. Однако эта стратегия обернулась против себя. Политика Франции на Ближнем Востоке (критика войны, ведущейся под руководством США, а также критика в отношении позиции правительства Израиля в палестино-израильском конфликте) значат больше для арабо-мусульманского общественного мнения. И поэтому действия похитителей вызвали эффект, обратный ожидаемому: на арабском телевидении выступили десятки французских мусульман и решительно отвергли притязания «Исламской армии» на то, чтобы выступать от их имени. Похитителям пришлось пойти на попятную, и теперь они требуют банального выкупа, а не внесения изменений во французское законодательство, дезавуируя тем самым религиозную подоплеку своих действий. Еще более компрометирующим для похитителей стало то обстоятельство, что суннитские богословы-улемы Ирака издали фетву с резким осуждением практики похищения людей. Сегодня арабские и другие мусульманские страны страдают от террора не меньше, чем другие государства. Может быть, даже больше, потому что проявляется тенденция ассоциировать терроризм с исламом и с арабской нацией. Надо сказать, что теракты в мусульманских странах происходят сейчас гораздо чаще, чем в России. Недавний взрыв в Индонезии, вылазки террористов в Саудовской Аравии, Турции, Пакистане, Афганистане, Йемене, Алжире. Список можно продолжать. Что же касается трагических событий в Северной Осетии, то они произвели небывалый ранее эффект на мусульманскую общественность во всем мире, в том числе и на мусульманских духовных деятелей. Великий имам шейх Мухаммад Сейид Тантави, главный духовный лидер Египта, во время молитвы в пятницу сказал: «Те, кто совершает похищения людей, являются преступниками, а не мусульманами». Волна раскаяния Мусульманские мыслители с трудом могут поверить в то, что люди, совершившие это чудовищное злодеяние, считали себя мусульманами. На страницах ведущих арабских изданий убийства детей террористами сравниваются с ритуальными человеческими жертвоприношениями, практиковавшимися в древности некоторыми языческими народами. «Достоверным фактом является то, что не все мусульмане являются террористами, но равным образом справедливо — и исключительно болезненно — также то, что почти все террористы являются мусульманами», — заявил в одном из самых поразительных комментариев такого рода Абдель Рахман Аль-Рашед, генеральный директор имеющей обширную зрительскую аудиторию спутниковой телевещательной станции «Аль-Арабия». По его словам, «позорно и унизительно сознавать», что мусульманами были не только захватчики школы в Беслане, но также убийцы непальских рабочих в Ираке, люди, атаковавшие жилые дома в Эр-Рияде и Хобаре (Саудовская Аравия), и женщины, которые, как полагают, взорвали два российских самолета. Да и сам Усама бен Ладен — мусульманин. Журналист ежедневной саудовской газеты «Оказ» Халед Хамед аль-Сулейман отметил: «Пропагандистам джихада за несколько лет удалось исказить образ ислама. Они превратили сегодняшний ислам в нечто, имеющее отношение к обезглавливанию, перерезанию глоток, похищению невинных гражданских людей и подрыву людей взрывчаткой. Они навсегда закрепили в глазах всего мира образ мусульман как варваров и дикарей, которые ни на что другое, кроме убийства людей, не годны». Мусульманские религиозные деятели и влиятельные журналисты сегодня спрашивают себя: что они могут сделать для того, чтобы искоренить зло терроризма? Очевидно, что с помощью одних лишь запретов это зло не остановить. Террор сам по себе уже превратился в своего рода культ для тех, кто его вдохновляет и осуществляет, а для террористов не существует иных авторитетов, кроме их собственных главарей. Но реакция мусульманской общественности тем не менее здесь крайне важна. Для того чтобы ряды террористов не пополнялись, в мусульманском мире необходимо создать общественную атмосферу нетерпимости к террору. И государственные структуры как в самих мусульманских странах, так и в России, Америке или Европе обязаны всемерно этому содействовать.
