 |
| Московский комсомолец | Екатерина Сажнева, Н. Арабкина | 10.09.2004 |
Эту сказку придумала женщина, чья дочь, зять и трехлетний внук остались в разрушенном доме 19 на улице Гурьянова.
Это случилось 9 сентября 1999 года — пять лет назад.
Они погибли одними из первых. Не успев осознать, что это — только начало. С тех пор 1668 жизней унесли теракты в России. Свыше 900 — только за последние восемь месяцев.
Но человек никогда не умирает один.
Вслед за ним, не пережив горя, уходят его родные.
«В отличие от многих я спокойно езжу в метро, — говорит Тамара Горбылева, мать погибших. — Полгода назад умер мой муж, и я осталась одна. Поэтому я больше ничего уже не боюсь. Впереди у меня — встреча с близкими, я к ней готова!»
Галка Сорокина — душа нараспашку. Самая бесшабашная со двора на Гурьянова, веселая, легкомысленная. Ей было 36 лет, жила со старенькой мамой.
В тот вечер Галина никак не хотела уходить с улицы. Сидела на лавочке в скверике с «четвертинкой» в руках и останавливала соседей — деловых, успешных, состоявшихся в жизни, — торопящихся в свои квартиры. «Посидите со мной, перекурите!»
— Отстань, Галка, нас ждут дома…
Ее завертело в огненном вихре, снесло в сторону взрывной волной. Руками из последних сил обхватила она широкий ствол дуба. Света больше не было. Дома тоже.
Темнота и некуда бежать.
— Я пошла в чем была куда глаза глядят, в домашних тапочках, в оборванной юбке. В голове одна мысль: «А как же мама? Где она?» — говорит Галина сейчас. — Меня хватали за руки спасатели, машины светили фарами прямо в лицо, люди повторяли — жива! А я до сих пор не понимаю — на том я свете или на этом.
Ее новая квартира в Марьине — просторна и полна света. «Кухня такая большая — куда ей до той, прежней. А я вхожу и плачу: кухня большая, а мамы нет!»
Галина до сих пор одна. Замуж так и не вышла. Детей у нее нет. Близких людей тоже. С единственным родным братом она порвала пять лет назад. «Он женился в тот сентябрь, сразу после мамы… Моему племяннику скоро пять. Не хочу никого из них видеть. Столько же было бы детишкам моих друзей, которые остались под руинами. Наверное, я должна чувствовать себя счастливой. Знакомые звонят иногда, поздравляют с праздниками: „Галка, ты еще жива?“ А я молчу…»
* * *
Таких домов в Москве больше нет. Они ушли в прошлое вместе с обязательными бабульками на лавочках, с песочницами для малышей и хоккейными коробками, которые зимой заливали на субботниках молодые отцы, превращая в каток.
А молодые мамы натягивали студенческие «снегурки» и выталкивали на лед шестилетних сынишек. Будто кадры из старой и мирной хроники.
Эти люди любили и были любимы.
Они погибли — пленка оборвалась…
Здесь дружили семьями — в 75-м году АЗЛК построил эту 9-этажную «панельку» для своих рабочих, — вспоминают выжившие. — У нас был один достаток. Одинаковая планировка квартир, одинаковые болоньевые плащи, которые «выкинули» на заводе. Одинаковые мебельные югославские гарнитуры и ковры".
Сегодня у тех, кто пережил тот ад, тоже все одинаковое — из «гуманитарной помощи».
— В те счастливые дни мы были как на острове: выйдешь на балкон — и Москва-река под тобой, словно плывешь на огромном многоэтажном теплоходе, — вспоминает Людмила Кнутова, жительница 150-й квартиры. — Мой сын Сережка перебирался на другую сторону вплавь, только светлая макушка из воды торчала. Оборачивается и машет мне рукой: «Я здесь, мама!».
Дети новоселов были примерно одного возраста. Сплошные Сергеи и Андреи. Они пошли учиться в одну школу, 583-ю — ее тоже теперь нет, нумерация поменялась.
В войнушку наши мальчишки не играли. Мы объяснили им, что нельзя стрелять в живых людей. Пацаны облюбовали подвал, где занимались спортом. Ключ всегда хранился у старшего по возрасту. Когда он уходил в армию — отдавал сменщику", — вспоминают бывшие жильцы.
— Теть Люд, дайте сто рублей взаймы. Только маме не говорите, — просил обычно сосед, 29-летний Сережка Баруздин.
«Он и сейчас часто приходит ко мне во сне, — рассказывает Людмила Кнутова. — «Дайте пятьдесят рублей. Только маме не говорите!» Сережка погиб — вышел на кухню покурить и уже не вернулся. Его мама, моя близкая подруга, выжила. Только сейчас мы с ней не видимся — нас разбросало по разным окраинам Москвы, далеко ехать, тяжело вспоминать…
Дворовая компания с Гурьянова. Детские влюбленности закончились взрослыми свадьбами. Мальчишки приводили в дом к родителям застенчивых снох. Старый двор снова оглашался младенческими криками. «А ваш Сережка вчера с девочкой возвратился», — оповестили как-то Кнутовых вездесущие соседки.
— Сын не женился, говорил, что прежде купит свою квартиру, утром 9 сентября он как раз должен был внести в Текстильщиках задаток за нее, — продолжает рассказ Людмила Николаевна. — Сережа безумно любил одну девочку, Гулю. Они расстались незадолго до трагедии. Гуля назло ему вышла замуж. А когда сын погиб, бросила мужа. Сейчас воспитывает сынишку. Я его как-то видела, поиграла немного — такой славненький малыш. А у меня даже внуков не осталось…
В то утро она вернулась с дачи — в никуда. Ни мужа, ни сына.
Начала жизнь в 62 года с нуля — с покупки иголки и нитки.
Под завалами дома лежали призы ее Сережки с «гонок по выживанию», украшения, которые дарил ей сын, семейные альбомы…
Друзья собрали неизвестные для нее фотографии Сергея.
Жизнь на них замерла в одной точке. И теперь раскручивается по спирали — в параллельном измерении. Сергей снова обнимает свою несостоявшуюся любовь Гулю, у них все впереди — и этот чужой малыш ее внук.
Тела Сергея Кнутова так и не нашли. Свидетельство о смерти его мать выбивала через суд. «Может быть, он куда-то ушел? Может, стоит поискать его получше?» — надежда тоже бывает жестокой.
Таких «ушедших» на Гурьянова, от которых даже праха не осталось, — тринадцать человек. А денег на анализ ДНК так и не нашли.
* * *
Наташе Мансулич всего год и четыре месяца. Когда она появилась на свет, на Гурьянова вместо скромной девятиэтажки уже выросли три новенькие башни. Бывших жильцов туда не селили — требовали доплату.
Ковши экскаваторов при строительстве вместе с землей выгребали человеческие кости. Люди с охапками живых цветов не могли подойти, все было оцеплено: боялись не террористов — матерей.
Женщины выли и катались по первому снегу.
Дай бог, чтобы маленькая Наташа Мансулич никогда не узнала об этом. Ее мама и папа выжили случайно.
Светлана Мансулич в ночь с 8 на 9 сентября справляла 30-летие. «Было очень тепло, и оставаться в душной квартире совсем не хотелось. Поэтому в полночь с соседями и друзьями мы рванули в «Макдоналдс», — вспоминает она. — Дома спали моя мама и первая дочка Катюшка».
Их квартиру разрезало пополам. Праздничный стол провалился в бездну. А та комната, где находились бабушка и внучка, — уцелела. «Когда я забеременела второй дочкой, то ни секунды не сомневалась. Конечно, сейчас страшное время — но мы ведь счастливые, доказано!»
Жизнь разделилась пополам. Слева от лифта — спаслись. Справа — погибли.
В другом подъезде наоборот. В семье Гончаровых выжили как раз родители, осталась их спальня. А бабушка и двухлетний Павлик погибли.
— Та семья тоже переехала в Митино, живут где-то рядом со мной. Жена Оля более сильная, но на ее мужа смотреть тогда было страшно, — говорит Людмила Кнутова. — Через несколько лет я увидела беременную Ольгу в магазине, порадовалась за нее, но подойти так и не решилась…
Страшнее горя — напоминание о прежнем счастье.
Бабушка и дедушка Боровских похоронили пятерых — сына Володю, сноху Наташу, ее маму, внуков Ниночку и Сережу… Дедушка Боровских стал жить дальше. «А что вы плачете? Сережа сейчас придет. Я ему теплые вещи приготовил — на улице похолодало», — встречал он на пороге знакомых. Его квартира превратилась в музей, дедушка жил среди вещей своих близких — и разговаривал с ними, будто мертвые рядом с живыми. Когда он умер, на белом свете осталась одна тяжело больная раком бабушка.
…Ее телефон с Нового года тоже молчит.
— Помните, мальчика, которого спасатель вынес из завалов первым? Этот кадр тогда обошел весь мир. Как сложилась его судьба дальше? — спрашиваем мы.
— Это Ваня Агеев. Его вытащили уже мертвым. Четыре гроба у них в семье тогда было, никто не уцелел — счастливые…
Люди сошли с ума. Спились. Пережили три и больше инфарктов. Сгорели от рака. Сбежали в Америку. Многие держатся только на лекарствах. «Мы ждем сна как избавления уже пять лет,» — говорят они.
Этих людей можно называть живыми только условно.
Они давно уже — за гранью добра и зла.
Голубой дом на окраине Москвы, где живет Людмила Кнутова. Здесь к небу близко. Самолеты оставляют вверху прямые и ломаные линии. Прямая линия ее спины. И ломаная — жизни. Она держится, она одна из немногих, кто нашел в себе силы ходить на «совершенно секретный» суд над террористами. Большинство не захотело — не видят смысла.
«Ваша явка необязательна», — приписали в повестке. О начале процесса близкие погибших узнавали случайно.
Мы умеем скорбеть, но совершенно не умеем наказывать. Суд, который должен был стать публичным и показательным, — строго законспирировали. Информация о нем прошла вскользь.
Следствие продолжалось несколько лет. И хотя были установлены основные заказчики серии взрывов жилых домов в Москве и Волгодонске — Эмир аль-Хаттаб и Абу Умар, найти их так и не удалось. По версии спецслужб — оба уничтожены в Чечне. По другим версиям — скрываются за рубежом, как и главные исполнители.
На скамье подсудимых в Москве оказались «шестерки» Юсуф Крымшамхалов и Адам Деккушев. Они признались, что выполняли обязанности разнорабочих и водителей. Их приговорили к пожизненному заключению. Верховный суд весной этого года оставил приговор без изменений.
* * *
«Я — конь троянский, такая же крепкая и все на себе тащу, — улыбается нам Тамара Горбылева. — Фрол, мой муж, — 52-го размера, таких мужиков, преданных до гробовой доски, сейчас не делают…»
Своего старшего сына Олега они с Фролом зачали в васильках. Через пять лет родилась долгожданная девочка Юлька. По всем приметам она должна была быть очень счастливой — рыжая и вся в отца.
И всего у них было через край. А главное — счастья. «Первый раз мы выдали дочку замуж очень красиво. Но ее муж решил попытать судьбу за границей, звал Юляху с собой, а та отказалась: «Люблю эту гребаную Россию!» Потом встретила Андрея Чернова и переехала в квартиру второго мужа на Гурьянова…
В «родовое имение» в Бородине летом приезжали всей семьей. Юлька сажала роскошные розы — сорок сортов. Вечерами пекли форель на костре и смотрели сквозь дым на далекие звезды.
Туда же, в деревню, привозили единственного внука Темку. «Бабушка, я не виноват, она сама разбилась», — за несколько дней до трагедии мальчик уронил напольную вазу.
Горлышко откололось. «Я вырасту и куплю тебе новую!»
Надтреснутая ваза и сейчас стоит. А Темки нет. «Когда они к нам приходили, первой порог переступала Юля, потом Андрей, за которым прятался внучок. Я должна была его искать и громко спрашивать: «Где же Темка потерялся?» И тогда он выскакивал: «Я здесь, бабушка!» Это была такая игра…
После смерти детей входная дверь в этом доме на праздники всегда открыта. Никто не спрашивает почему. И каждый Новый год они с мужем, не сговариваясь, в один и тот же момент слышали далекую трель звонка…
— Первые дни мы с Фролом встречались по ночам на кухне, каждый плакал в своем углу, — говорит Тамара Дмитриевна. — Я еле успела удержать своего старшего сына, сняла Олега с окна — он хотел выброситься, не мог жить без Юльки.
Мертвой мать видела только дочь. Счастливую Юльку узнала она по роскошным темно-рыжим волосам, зять и внук так и остались неопознанными.
А потом Юлька пришла к ней во сне.
«Мама, держи меня за руку и не отпускай, — тихим голосом попросила она. — Это планета, где все мы живем. Ты не бойся, у нас здесь очень хорошо. Видишь, как блестит вода. Дети купаются в океане и всегда смеются. И Темочка смеется… А мы на горе — и через нее еще никто не переходил обратно. Это — гора Повиновения, мама. Но тебе пора возвращаться…»
…После инсульта Тамару вытащил муж. Ее Фрол — конь троянский.
Через четыре года, сразу после того как закончился суд, у него обнаружили маленькое коричневое пятнышко на животе. Последняя стадия рака.
Его сердце не разорвалось от горя раньше только потому, что в грудную клетку был вшит кардиостимулятор. Искусственный моторчик шумел еще шесть часов. А самого Фрола уже не было. Он был с детьми.
— Я совсем не боюсь умирать, ведь они приходят ко мне во сне, — незадолго перед смертью признался он жене. — Только не считай меня безумным. Но сегодня Юлька стучалась ко мне в комнату и просила пустить. Вся в белом, и Темочка рядом. Они звали меня с собой, на какую-то другую планету — а у меня не было сил подняться…
Он ушел 14 января 2004-го.
* * *
Юлькины розы в Бородине завяли — для того чтобы расцвести на другой планете.
Там звезды тонут в Млечном Пути. И океанские брызги солоны, как слезы.
Там те, кто ищут, — обязательно находят.
А те, кого ждут, — приходят.
Там не смолкают дверные трели. «Я здесь, бабушка!»
9 сентября 2004 г.
