 |
| Караван+Я | Борис Ершов | 31.08.2004 |
ОДНАЖДЫ при посещении Оружейной палаты в Москве известный историк и литератор Николай Карамзин, работавший над очередным томом своей «Истории государства Российского», имел честь познакомиться с великой княгиней Екатериной Павловной, сестрой императора Александра I, супругой губернатора тверского, ярославского и новгородского принца Георга Ольденбургского. Великая княгиня была не только обаятельной, красивой дамой, к которой одно время сватался, но безуспешно, император Франции Наполеон. Она была, как бы мы сегодня сказали, разносторонне одаренной личностью, не перестававшей интересоваться всем новым. Поговаривали даже, что сестра императора являлась неформальным лидером оппозиции царствующему брату, оппозиции осторожной, «правой», на словах. Ее влияние в придворных кругах, в дипломатическом сообществе было значительным, тем не менее, она стремилась не терять связей с «изысканным в умственном отношении обществом». Литератор Карамзин являлся его ярким представителем.
Через Екатерину Павловну в 1809 году Николай Михайлович Карамзин представляется царю, оба друг другу понравились.
В тот период Александр I и Наполеон Бонапарт находились «в дружбе», в придворных кругах получили распространение западнические симпатии. «Старорусской партии» как таковой фактически не было, а составляли ее приверженцы старой Руси, да и то во время салонных бесед да в сохранении некоторых обычаев русских вельмож. Эту «партию» неформально возглавляла Екатерина Павловна. Карамзин к тому времени давно «утонул» в истории Руси, его юношеские «западные» увлечения испарились, и в лице великой княгини он нашел полного единомышленника. Блестяще образованный, знаменитый, потомок старинного дворянского рода, Николай Карамзин тоже пришелся по душе княгине.
К 1811 году Карамзин закончил пятый том «Истории…» и в феврале этого же года получил от Екатерины Павловны приглашение посетить Тверь, где она жила с мужем, чтобы ознакомить их с новыми главами исторического труда. За предшествующие месяцы Карамзин несколько раз приезжал в Тверь. Наряду с чтением глав «Истории…» литератор и великая княгиня обсуждали и текущие российские дела, часто в ретроспективе исторического прошлого. «Тверская полубогиня», — называл в письмах друзьям Карамзин хозяйку Императорского путевого дворца. Хозяйка дворца, озабоченная прозападничеством державного брата, восхищалась соображениями Карамзина и однажды посоветовала ему составить на имя царя специальную записку-трактат о существующем положении дел в России, об опыте прошлого, о том, как надлежит совершать управление империей. К марту 1811 года трактат был написан с пространным названием «О древней и новой России в ее политических и гражданских отношениях», впоследствии получивший более короткое название «Записка о древней и новой России». Знал ли, догадывался ли Александр, кому принадлежала мысль о написании «Записки…», нам доподлинно неизвестно, но последующее крайнее недовольство императора без серьезных последствий для Карамзина позволяет предположить, что Александр догадывался, кто автор идеи.
НАВЕРНОЕ, сама история распорядилась так, что острая критика государственной политики двора Александра I прозвучала именно в Твери, извечно непокорном своенравном городе с царской короной на своем гербе. Вспомним: Тверь впервые подняла руку на владычество Орды в 1317 году при князе Михаиле Ярославиче; в 1327 году в Твери впервые вспыхнуло крупнейшее на Руси восстание против Орды; только после взятия Твери великий князь московский Иван III стал величаться государем; Иван IV Грозный из всех «оппозиционных» городов Северо-Западной Руси первой покарал Тверь; в XIX веке тверское земство постоянно вызывало головную боль императорского Петербурга. И вот — «Записка…».
Она предназначалась только для одного читателя — императора, впервые обнаружена в 1836 году, за границей опубликована в 1861 году, в России — в 1900-м. Так побаивались ее содержания.
«Записка…» — острополитический документ, отражающий взгляды просвещенной русской элиты на современное состояние России начала XIX века.
До появления документов декабристов в России не было ничего похожего. Впрочем, декабристы не подозревали о существовании «Записки…».
Сначала автор прошелся по прежним монархам. Реформы Петра I Карамзин признал необходимыми, но подчеркнул излишнюю жестокость их претворения («…пытки и казни служили средством нашего славного преобразования Государственного»), а также то, что Петр I уж очень ориентировался на западноевропейский путь развития цивилизации, подавляя все исконно русское, самобытное, забыв, что у нас свой собственный уникальный исторический путь. Не отсюда ли возникли ростки будущего славянофильства в более поздней Руси?
Он приветствовал блестящий век Екатерины II (ибо сам рожден при ней, в 1766 году), обратив внимание на то, что императрица «очистила самодержавие от примесов тиранства», но вскоре четко осудил ее за аморальность, в частности, за фаворитизм. Политику ее сына Павла I Карамзин охарактеризовал как «жалкое заблуждение». Досталось Ивану Грозному за его казни, «тайному злодейству Бориса Годунова», этого русского Кромвеля, преемникам Петра I («пигмеи спорили о наследии великана, Аристокрация, олигархия губили отечество»). В резких тонах рисовались Анна Иоанновна, «злобный Бирон», «несчастный Петр III», скептически автор говорил о времени правления Елизаветы Петровны. Каково это было читать императору, воспитанному в совершенно другом духе?
Но главные неприятности венценосного читателя ждали впереди. После обзора прошлых времен автор перешел к правлению Александра.
ПО УБЕЖДЕНИЯМ Николай Карамзин был монархистом, однако теоретически полагал республиканский строй идеальным, но в современной ему России неприемлемым. Для нее он полагал наиболее подходящим строем просвещенную монархию исходя из результатов ее исторического, культурного и духовного развития. Пересадка западных форм и стилей, по мнению Карамзина, лишь усилит чиновничью бюрократию, что и является особенностью политики Александра I. Да, говорит Карамзин, «самодержавие есть палладиум России», для твердости страны нужно сохранить крепостное право, но необходимо просвещение крепостных и их нравственное воспитание, вот тогда можно говорить об их освобождении.
В тексте «Записки…» весьма неприглядно обрисованы министры царя, а он сам — неопытным, мало смыслящим во внешней и внутренней политике человеком, любящим парады и «пускать пыль в глаза». Еще раз говорит, что Россию нужно знать, что важнее административной стройности (нынешней вертикали власти?) просвещение народа. «Россия наполнена недовольными: жалуются в палатах и в хижинах, не имеют ни доверенности, ни усердия к правлению, строго осуждают его (то есть царя. — Прим. авт.) цели и меры».
Беспрецедентный случай — литератор, проповедующий просвещенный абсолютизм, критикует, дает советы самодержцу исходя из уроков прошлого. Александр, наверное, сжимал кулаки, читая ночью все это…
Не кажется ли читателю, что отдельные положения «Записки…» разят некоторых персон и некоторые реформы России начала XXI века?
ВЕРНЕМСЯ, однако, в мартовскую Тверь 1811 года, в великолепные залы Императорского путевого дворца. Император еще не ведает о существовании «Записки…», он с большим интересом вместе с сестрой и небольшим кругом приближенных слушает новые главы «Истории государства Российского». Еще не вскрылась Волга (дело было 20 марта), сам город выглядел не особенно привлекательно, несмотря на старания губернатора, действительного статского советника Александра Ушакова, но дворец на берегу Волги сиял европейским стилем, огнями в больших окнах. В одном из прекрасных залов сидела группа людей и внимала автору. После прочтения глав, уже к ночи, как рассказывают, происходил разговор императора с литератором.
Ночью Карамзин отписывал в своей комнате другу Ивану Дмитриеву: «Вчера мы в последний раз имели счастье обедать с Государем: он уехал ночью. Сверх четырех обедов я с женою был два раза у него во внутренних комнатах, а в третий раз при Великой Княгине и Принце читал ему свою „Историю“ долее двух часов; после чего говорил с ним немало — и о чем же? О самодержавии! Я не имел счастья быть согласен с некоторыми его мыслями, но искренне удивлялся его разуму и скромному красноречию… Дай Бог, чтоб он был счастлив счастьем России!.. Прощаясь с нами, он вторично звал меня в Петербург и промолвил, что мы не имеем нужды в наемном доме; что дворец Аничковский довольно велик…»
Карамзин здесь не упомянул, что перед расставанием он вручил императору «Записку…», которую тот читал уже ночью. Не знал он и того, что Александр отменил отъезд ночью. Может быть, на это решение подействовало ошеломляющее впечатление от содержания «Записки…»? Кто знает…
Император уезжал из Твери утром. Как было принято, он прощался с обитателями дворца, подходя к каждому, кому — пожимая руку с кратким обращением, кому — просто кивнув головой.
Вопреки ожиданию (ведь как внимательно накануне император слушал и беседовал с гостем сестры) Александр к Николаю Карамзину не подошел и только издали кивнул, да так сухо, что присутствующие поняли: император литератором почему-то недоволен и Карамзин в опале. В придворных кругах каждому жесту, каждому слову царя придавалось особое значение.
УЖЕ В ТЕ предвоенные годы Александр мнил себя почти великим, а тут такое про него насочиняли! Раздражение самодержца было немалым. Но император никому ни слова не сказал о «Записке». Молчали и автор, и «тверская полубогиня». Ходили лишь неясные слухи, подогреваемые вскоре объявленной отставкой статс-секретаря графа Михаила Сперанского, которому император ранее, в 1808 году, поручил разработать по западноевропейским образцам план государственных преобразований в либеральном духе, включая учреждение Госдумы и Госсовета. Напуганный скрытой дворянской оппозицией, явным проявлением которой он, по-видимому, счел «Записки» Карамзина, Александр пожертвовал Сперанским накануне войны 1812 года. А вскоре переход войск Наполеона через Неман похоронил все мечты о реформах.
Пять лет император держал в опале литератора, своей холодностью подчеркивая неудовольствие. Лишь тогда, когда Карамзин в 1816 году преподнес восемь томов «Истории», Александр сделал вид, что забыл обиды. Но тверская закваска не давала покоя Карамзину: до конца жизни (умер в 1826 году) он не переставал настойчиво давать советы и учить управлять. Например, в 1819 году он обвинил императора в «самовластном произволе», о чем лично прочитал текст императору. Александр снова был в крайнем возмущении, но в ответ услышал: «Государь! У вас много самолюбия. Я не боюсь ничего. Мы все равны перед Богом. Что говорю я вам, то сказал бы я вашему отцу, государь! Я презираю либералов нынешних, я люблю только ту свободу, которую никакой тиран не может у меня отнять…»
Кто может так сказать нынче? И где он, нынешний Николай Карамзин?
