Русский дом | Владимир Бондаренко | 06.08.2004 |
Сделано много и на века… Сделано главное — во всём разнообразии характеров, со страниц книг и экранов телевизоров с нами заговорил наш современник. Не герой будущего, не герой идеальный, не свидетель иных эпох, а наш сосед по квартире, сослуживец по работе, спутник по поездке. Вместе со своими героями заговорил сам автор, становясь постоянно действующим лицом собственных произведений.
О чём всю жизнь говорил художник Василий Шукшин? Он говорил о нравственном состоянии человека. Но что такое нравственность для него? «Нравственность есть правда… Ибо мужество, честность, это значит — жить народной радостью и болью, думать, как думает народ…»
Бездуховность — враг номер один во всех произведениях Василия Шукшина. С первых рассказов, со сборника «Сельские жители» и до последнего уже посмертного сборника «Брат мой» воюет писатель с миром пошлости, с затягивающей трясиной материальных интересов, с бездуховным, животным состоянием человека.
И чем более отчётливо проявлялись контуры нравственной позиции художника в его творчестве, чем свободнее и непринуждённее обращался он с материалом конкретной действительности при выявлении своей сверхзадачи, которая на удивление одних читателей и на радость других оказывалась всё той же сверхзадачей великих русских писателей Н. Гоголя и Л. Толстого, Ф. Достоевского и А. Платонова — утверждения нравственного самосознания человека, — тем шире становилось его читательское признание. Он выходил напрямик к народу. Как сказал о нём другой наш современник Михаил Шолохов: «Не пропустил он момент, когда народу захотелось сокровенного. И он рассказал о простом, негероическом, близком каждому так же просто, негромким голосом, очень доверительно. Отсюда взлёт и тот широкий отклик, какой нашло творчество Шукшина в сердцах многих тысяч людей…»
Ещё при жизни он стал классиком русского рассказа, продолжателем традиций Чехова, Бунина и Куприна.
Я не разделяю Шукшина-писателя и Шукшина-режиссёра, Шукшина-сценариста и Шукшина-драматурга. То, что не договаривал в кинофильме, он прояснял в рассказе. То, что было не совсем ясно в рассказе, объяснял в ярких, публицистических статьях. Делить его на жанры, на периоды нельзя — увидишь какие-то новые оттенки, но потеряешь ощущение личности в целом. Потеряешь то, ради чего жил Василий Шукшин. А жил и работал он для того, чтобы говорить на одном языке, на равных, со своим народом, чтобы помогать «…исследовать жизнь, открывать прекрасное в жизни и идти с этим к людям. Надо страдать, когда торжествует зло, и тоже идти к людям. Иначе к чему всё?».
…И правда, иначе к чему искусство?
N 7 Июль 2004