Русские в Северной Африке

RABAT 1999-ОБНИНСК 2004

Глава 1 ВВЕДЕНИЕ

Глава 2 ЖИЗНЬ РУССКОЙ КОЛОНИИ

Глава 3 ЦЕРКОВЬ И СОХРАНЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ

Глава 4 РУССКИЙ СЛЕД В МАГРИБЕ

Глава 5 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Глава 6 ПРИЛОЖЕНИЕ

Глава 7 СПРАВОЧНЫЙ АППАРАТ

Глава 1 ВВЕДЕНИЕ

Россия великая страна, которая обладает огромным потенциалом. Это утверждение не вызывает сомнения, даже, у ее врагов. Русский народ один из многочисленных в мире.

Работа, которую читатель держит в своих руках, предпринята, во-первых, с целью анализа того духовного наследия, которое оставили наши соотечественники, волею судьбы оказавшиеся в государствах Северной Африки. Это скромное усилие по созданию целостного представления о русской диаспоре. Насколько удачна, настоящая попытка сохранить историческую память, тот потенциал, который накопили русские люди вдали от родины? — Об этом судить читателю.

Прибывшие в Африку беженцы сумели создать полноценную жизнь. К сожалению, безжалостное время все больше и больше подвергает забвению русский след. Однако не будем пессимистичны, попытаемся сделать выводы из уроков прошлого, и используем тот шанс, который отводит история нашему народу в его земном бытии.

Во-вторых, следующая, и может быть, наиболее актуальная для нашего времени, цель — это осознание самого понятия «русский человек». Анализ тех внешних условий, в которых оказались представители народа, проживая в чуждой этнокультурной среде. Русские люди сумели не просто выжить, но сохранить себя, как совокупность национально мыслящей, творчески активной и имеющей высокий духовный потенциал для развития — общности. Столкнувшись с чуждыми процессами, разрушающими национальный фактор во всех его проявлениях, русские в диаспоре делали правильные выводы, оценки происходящего и старались вырабатывать иммунитет, для того чтобы сохранить свой этнокультурный организм, свою национальную идентичность.

Современной России, столкнувшейся с подобными и во много раз более сильными процессами, направленными на разрушение своего этноса и прекращение национального бытия, может быть полезен опыт эмиграции. Все дело в том, сумеем ли мы этим лекарством воспользоваться, сумеем ли привить иммунитет, над созданием которого трудилась русская диаспора?

Три, т. н. волны эмиграции, каждая по-своему наложили отпечаток на жизни русских колоний в государствах арабского Магриба. В силу вполне определенных исторических и социальных процессов, как в России, так и за рубежом, происходят определенные изменения. Что-то уже невозвратно утеряно, что-то разрушается буквально на глазах, однако, какие-то процессы мы можем прогнозировать, предвидеть и контролировать.

Основными традиционными источниками по теме русской диаспоры, до настоящего времени остаются — мемуары, личные письма и другие материалы частного характера, издания прессы. Кроме того, по возможности, автор привлекал архивные материалы русских православных приходов, бывшие в его распоряжении, во время служебной командировки, как настоятель Воскресенского храма в Рабате (Марокко).

1.3 ИСХОД

К концу XX в. миллионы россиян, оказались в условиях вынужденной эмиграции, в условиях заграницы. Люди, совершенно неподготовленными столкнулись с проблемами адоптации и выживаемости. Другие, живущие в своем отечестве, обеспокоены решением насущных проблем. Инстинктивно чувствуется катастрофичность положения, разрушается единство нации. Нечто подобное уже переживалось страной в начале века. Современный исследователь, давая характеристику процессам, происходившим в России, пишет: «О каком единении можно было говорить, когда шел бурный процесс классовой интернационализации, и следует помнить, что Российская империя развалилась не в период экономического кризиса или экономического упадка, а в период небывалого в истории экономического подъема…. все шло на разлом… в период гражданской войны, воспользовавшись случаем, так легко откололись от бывшей Российской империи Польша, Финляндия, Латвия, Литва, Эстония… Сто лет назад уже обозначились многие черты смутного времени, но почти никто не хотел этого замечать и каждый, с ненужным энтузиазмом тянул на себя одеяло, каждый претендовал на роль спасителя, а Россию нужно было в первую очередь спасать от ее многочисленных спасителей». А вот мнение очевидца, пережившего революцию и затем эмиграцию. Обратите внимание, насколько правильно даются характеристики и точность переживаемого момента. «Каждый мечтал только о том, как бы побольше нажить около народного бедствия… Историки с ужасом будут останавливаться на этих кровавых страницах русского позора. Они увидят, что тот класс русского народа, который хотел строить новую Россию на общечеловеческих принципах… в самом деле, представлял собой шайку изменников, лжецов и плутов… Страшно жить среди людей, у которых нет совести».

Сегодня в пост перестроечной России множество проблем и одной из них является разобщенность общества. Мучительно ищется объединительный фактор, идея, которая позволила бы стать точкой опоры, для замедления и прекращения процессов развала страны. Что было таковой идеей для эмигрантов, сумевших объединиться в решении многих своих вопросов в условиях диаспоры?

В первой волне ушедших за рубеж, в начале минувшего уже века, были представлены не сто процентные русские, национальный состав был достаточно разнороден. Помимо представителей великороссийского этноса, были показаны практически все культуры и народы бывшей Российской империи и всех ее окраин. При преобладании, по вероисповедному признаку лиц православных, среди эмигрантов были также католики, мусульмане и иудеи. В материалах о диаспоре встречаются упоминания о поляках-католиках, лютеранах, выходцах из Литвы, мусульманах — кавказцах. Можно в свою очередь отметить, что для русских оказавшихся в эмиграции был характерен высокий процент образованности. Примерно 2/3 имели среднее образование. Почти все — начальное, каждый седьмой — университетский диплом. В 1920 г. одна из парижских газет писала: «Из России ушла не маленькая кучка людей…, ушел весь цвет страны, все те, в руках кого было сосредоточено руководство ее жизнью, какие бы стороны этой жизни мы не брали. Это уже не эмиграция русских, а эмиграция России».

Русские ушедшие за рубеж несли с собой мысль о том, что на них возложена миссия, во-первых, спасения русской чести, во-вторых, непримиримость к силам зла, захлестнувшего их родину и, наконец, миссия свидетельства миру о сути этого зла, грозившего всему человечеству. «Мы не в изгнании — мы в послании!».

Политические взгляды в эмигрантской среде были не однородны. О расхождениях, имевших место в офицерской среде Бизерты, передает один из преподавателей Морского корпуса — Н. Кнорринг (1880−1967гг). В период нахождения русской Эскадры в Тунисе, он читал курс «История русской культуры», при изложении, которого позволял себе критическое осмысление фактов. В результате чего возникали проблемы, так как подавляющее большинство морских офицеров оставались убежденными монархистами, сам же автор курса был кадет.

Но, практически, в североафриканской эмигрантской среде преобладающее большинство людей, было занято проблемой выживания. Они просто не могли себе позволить «роскошь» активного и глубокого участия в политической деятельности. «Стойкие антибольшевистские настроения подогревались ностальгическим национализмом, который, впрочем, проявлялся, открыто лишь в редких случаях. Вместе с тем, эмигранты не проявляли заметного интереса к политическим программам и с подозрением относились к политическим партиям. В еще меньшей степени они обнаруживали заинтересованность или осведомленность в том, что касалось политической жизни принявших их стран, за исключением тех моментов, которые непосредственно влияли на их правовое или экономическое положение». Для Африканского континента нужно учесть еще и географическую удаленность от центров мировой политической жизни.

Что касается личных политических симпатий, то естественно для большинства эмигрантов на первом месте стоял монархизм. Но, по большей части, политические настроения были на уровне эмоций. Рассказы старых прихожан, когда после воскресных или праздничных богослужений старички рассаживались за традиционным чаепитием с пирогами в церковном саду и вели свои нескончаемые разговоры о том, кто виноват и как получилось, что произошла революция, подтверждаются следующей цитатой, взятой из рукописного воспоминания прежней русской жизни в Марокко: «…Все эти люди устраивались, как могли, в новой и чуждой им стране. Немалая часть этих, еще совсем молодых людей, едва окончив высшее образование или поступив на военную службу, отправилась на гражданскую войну, которая оставила на них, не стираемые следы; жили воспоминаниями об утраченной родине, с горестью думали, что не сумели или не смогли ее защитить, постоянно о ней говорили. Мне, как сейчас, вспоминаются мучительные споры, когда разыгрывались в сотый раз с помощью спичечных коробок на столе в столовой или в каком-нибудь городском кафе разные эпизоды проигранной гражданской войны». В оценке такого состояния диаспоры сходятся мнения, многих исследователей. М. Раев, в этой связи, пишет: «…политическая жизнь эмиграции состояла из бесконечных пререканий, порождаемых использованием непроверенной информации, беспомощностью, озлоблением, тоской по прошлому». Подобные же утверждения не редки и на страницах мемуаров: «…мне пришлось слышать доклад одного из добровольцев-офицеров… который объяснял неудачи наши именно какими-то неверными военными действиями: вот если бы не так, а так… да если бы не то, а не это… тогда бы…».

Далее, с течением времени, новые поколения русских, включаясь в сознательную жизнь, не имели ни средств, ни желания для активной политической жизни и борьбы.

Немаловажно здесь также отметить и то, что политическое развитие тех стран, которые приняли русских, так или иначе, сказывалось на состоянии жизни в диаспоре. Развитие антиколониального движения в североафриканских странах, закончившееся созданием национальных государств, в конечном итоге привело к массовому оттоку русских. Политически непримиримые переезжали в другие страны. В первую очередь, это были Соединенные Штаты Америки и в меньшей степени европейские страны.

События, происходящие в СССР, привлекали пристальное внимание эмигрантов. Особенно это относится к периоду связанному со второй мировой войной. «Помню в эти годы громадную карту Европы, занимавшую всю стену комнаты, и на которой каждый день отец передвигал флажки на русском фронте. О России продолжали говорить, рассказывать, но мало. И к чему слова…», — вспоминает одна из русских жительниц Рабата.

Культура и культурное развитие русских за рубежом находится в непосредственной зависимости в первую очередь от материальных условий жизни, как самих эмигрантов, так и экономического уровня жизни принявших их стран. «Кроме того, память об имуществе, оставленном в России во время революции и гражданской войны, заставляла многих эмигрантов воздерживаться от сбора библиотек и архивов на новом месте, воспринимавшемся лишь как временное пристанище», — справедливо заключает исследователь.

Но, тем не менее, в культурном отношении, эти люди старались держаться на высоте, о чем свидетельствуют факты. Подписывались на журналы, выписывали из Парижа и других городов-центров русской культуры книги, активно посещали театры и сами устраивали театральные постановки своими силами.

Библиотечные фонды, при русских церквях, могут рассказать о многом. Например, обращается внимание на то, что имеются большие подборки литературы не только на французском, но и на других иностранных языках. Однако были, конечно, и простые люди, без знания языков.

Эмигранты не смогли вывести и сохранить значительные предметы культуры из России, из того, что было им близко, понятно, из того, что их окружало. Большинство эмигрантов еще на родине пребывало как бы в западной культурной традиции. Тем не менее, одно оригинальное направление в русской национальной культуре, — народные танцы, романсы и песни, стали зоной не поддельного интереса и внимания со стороны иностранного окружения.

1.4 АДОПТАЦИЯ

Что касается такой проблемы, как адоптация в сферу, принявших их стран, то в русской среде можно заметить следующие процессы:

Эмигранты, даже принимая второе гражданство, имеется в виду той страны, которая их приютила, редко включались в местную политическую жизнь. Но охотно служили в армии.

И еще, из боязни денационализироваться русские редко присоединялись к активной жизни поместных православных церквей, даже если они были в данных государствах. Последнее утверждение наиболее характерно не только для Балкан, но и для русской диаспоры в Северной Африке, так как во многих крупных городах здесь имеются греческие приходы, и вся эта территория традиционно составляет зону действия Александрийского патриархата. Русские люди, как правило, создавали параллельные церковные структуры.

О тех настроениях, которые были характерны в эмигрантской среде, пишет западный ученый: «Для изгнанника самое быстротечное и, тем не менее, самое значимое из трех времен — настоящее — враждебно. Лишь в прошлом он находит для себя оправдание и основание для надежд на будущее, когда все уладится, узурпаторы будут повержены, а ссыльные непременно возвысятся на вновь обретенной родине. Эта желанная и вместе с тем каждый день причиняющая новую боль тоска по прошлому мешает ему пустить корни в стране — убежище. Да он этого и не хочет, ведь он находится в пути, ему все представляется временным, всякое «сейчас» для него быстротечное «между тем».

Следует обратить внимание на одну присущую первому поколению эмигрантов черту. «Нигде русские офицеры-рабочие не поглощались общей массой. Они образовывали, как бы русские колонии при заводах… В их среде были широко развиты правила взаимной выручки и поддержки… только мысль о том, что эта бессрочная каторга кончится в момент освобождения Отечества — только эта мысль поддерживала и давала новые силы русскому офицеру». Наиболее полное проявление данного тезиса, могут иллюстрировать примеры службы русских военных в Иностранном легионе. Помимо того, достаточно интересна жизнь небольшой русской колонии при фосфатном заводе в городке Курибга, затерянном в марокканской провинции. Иностранцы, сталкиваясь с русской средой, замечали следующее: «Не делают ли русские зарубежники ошибку в том отношении, что, убаюкивая себя иллюзией на скорое возвращение в Россию, они живут за границей как на станции, замыкаясь в своем кругу, не завязывая сношений с окружающей их жизнью…».

Русские боялись, не хотели адаптации и делали все, для того чтобы сохранить именно национальный характер в чуждой среде обитания.

Проблема адоптации в эмигрантской среде первой волны стояла достаточно остро, когда смешивались в единую массу князья «голубой» крови и скромные пехотные офицеры, богатые землевладельцы, превратившиеся в бедняков и местечковые босяки, ставшие миллионерами, знаменитые поэты, прославленные, уважаемые адвокаты и провинциальные чиновники. «Большинство — бежало, им удалось скрыться в скромных профессиях извозчиков, грузчиков на железных дорогах и рабочих на фабриках». В Марокко в одном из французских монастырей, автору приходилось слышать рассказы одного старого монаха-трапписта о «знаменитых» русских полковниках таксистах в Париже.

По первоначальным наблюдениям можно сказать, что человеку простого физического труда адаптироваться легче, чем интеллектуалу. Обладателю «ходовой» профессии легче найти работу, чем специалисту, например, если в этой стране, нет потребности в специалистах именно такого рода профессиональной деятельности. Особо важно это замечание для аграрных, слабо развитых стран Северной Африки. Естественно, что молодому человеку легче устроиться, чем старику.

Проблема профессии в условиях эмиграции приобретает одно из решающих значений. «Отец бился, зарабатывая хлеб неподходящим его характеру ремеслом: продавец сельскохозяйственной техники. Эта работа его мучила. Спасался музыкой, занимался садом и куроводством», — вспоминает дочь графа Петра Петровича Шереметева, жившего в Марокко.

Следующий вопрос — языковая проблема. Значение языкового барьера неоспоримо, здесь конечно играют определенную роль наличие или отсутствие землячеств, наличие или отсутствие определенных видов помощи в изучении языка и языковой адаптации, даже психология местного окружения. В этой связи, позволю привести, любопытное наблюдение оставленное в частных воспоминаниях о жизни русской колонии в Рабате. Речь идет о местном священнослужителе Николае Шкарине: «Отец Николай в 50-х годах поехал в Париж, рукополагаться. Нужно было ехать одному, так как бедность прихода не позволяла платить за второй билет для провожатого. Ставилась задача, как ему быть в пути, он за все эти 35 лет не научился ни одному французскому слову. Отец со своей стороны вовсе не беспокоился. Ведь он, когда приехал в Париж в 20-х годах, вышел из Gare du Nord /Северный вокзал/, тут же остановилось такси, и водитель спросил: — Батюшка, а вас куда? Очень было трудно объяснить отцу, что времена переменились, русских таксистов оставалось по малости. Как-то образовалось…».

Во франко-говорящих арабских странах, не проблематично изучение французского языка, в силу таких факторов, как гостеприимство и открытость характера местных жителей. Что касается арабского языка, на котором говорит национальное большинство в Северной Африке, то, как вспоминает дочь Шереметевых: «Мама сама очень быстро научилась говорить по-арабски. Отцу тоже пришлось научиться по необходимости». Но были и такие русские семьи, где родители, прожив всю жизнь, не научились говорить на языках, дети же наоборот, усвоили только разговорную русскую речь, не научившись ни писать, ни читать. Нередки случаи, когда, потомки эмигрантов приносят в храм книги оставшиеся от родителей на русском языке, сами они, как правило, усвоила только разговорную речь, тогда как их родители, будучи людьми простыми всю жизнь говорили в семье только по-русски.

Люди умственного труда, как правило, лучше знают иностранные языки, что, безусловно, помогает в общении. Но для того, чтобы занять соответствующую должность для работы, например адвокатом, врачом, инженером, журналистом, преподавателем, необходима очень высокая степень владения языком. Как правило, русские, попадающие в Северную Африку, этому не соответствовали. Например, генерал-майор М.В. Ярославцев, до того, как стал православным священником и начал свое пастырское служение на одном из приходов в Марокко, вынужден был работать консьержем.

Для представления полной картины эмигрантского склада, необходимо учесть, также такую трудность чисто психологического свойства, как морально чувственный барьер. «Эмигрант в большинстве случаев отказывается от среды, в которой он вырос и жил, оказывается в среде новой, не привычной для него со всех точек зрения. Он неизбежно испытывает шок, испытывает совершенно особое психическое состояние, которое можно охарактеризовать как синдром отчуждения». О психологическом же барьере пишет и зарубежный исследователь: «Корни чувства изолированности от окружающей среды у русских, в отличие от

других эмигрантов, скрываются в стойкой вере в возвращение, возобновление жизни на родине, освобожденной от советского режима. Даже дети эмигрантов сталкивались с трудностями при попытках интегрироваться в общество. Несмотря на свободное владение языком и обучение в местных школах, они оставались чужаками. Воспоминания о том, что им пришлось пережить на родине и на пути в изгнание, усиливало чувство изолированности у жителя русского зарубежья. Даже если они хорошо говорили на местном языке, были знакомы с историей и культурой той страны, где они жили, они по-прежнему оставались чужаками: недавно приобретенные знания и навыки не стали еще частью их самих. Эту сторону изоляции трудно проследить, однако она создает невидимый, иногда даже не ощущаемый, но, тем не менее, постоянный и непреодолимый эмоциональный барьер, препятствующий вступлению в тесный и приносящий истинное удовлетворение контакт с чужим обществом. Те эмигранты, которым посчастливилось обзавестись собственными семьями или которые были членами русских общин, не стремились к преодолению изоляции, поскольку в своем замкнутом мире они находили эмоциональное равновесие и материальную поддержку. Изоляция русского зарубежья усугублялась в силу еще одного фактора. Многие эмигранты… потеряли свои семьи либо в России, либо на пути в изгнание. Эти люди, по-прежнему, хранили верность своим родным и друзьям. Они трудно заводили новые связи, особенно потому, что продолжали надеяться на скорое возвращение домой".

Еще одной из проблем, связанных с адоптацией, является социальная активность членов общества. Любая общественная среда рано или поздно, создает различные партии, группировки, общественные организации. Люди начинают объединяться в различные комитеты, комиссии, у них возникает пресса, начинают работать фонды и т. д. Активность проявляется в притяжении друг к другу, через личные контакты, помощь в устройстве на работу, съеме жилья, определении детей на учебу, при обращении за медицинской помощью, во властные структуры, в полицию, при оформление виз, пропусков и паспортов, налаживается совместная хозяйственная деятельность по производству и сбыту товаров. Все это способствует сплоченности любой эмигрантской среды и укреплению внутреннего мира, в свою очередь, препятствуя адоптации. Подобное поведение типично и для русских эмигрантов, принимая определенные разновидности. В конечном итоге усиливается изоляционизм, отнюдь не способствуя интеграции наших соотечественников в новое общество.

1.5 РУССКАЯ ДУША

Следует отметить самое важное, на мой взгляд, обстоятельство, которое говорит больше, чем всякие социологические, экономические или культурологические данные, — осознание русскими людьми, своей принадлежности к великой нации. Это качество было отмечено в официальных французских источниках: «В 1945 г. по указанию французского правительства Национальный институт демографии произвел широкую анкету в русской среде для выяснения причин, способствовавших или препятствовавших ассимиляции русских…. В числе отрицательных факторов, мешающих ассимиляции, анкета называет: национальное чувство русских и их убеждение в своей принадлежности к великой нации, русские общества и объединения, приводящие к тому, что русские мало общаются с окружающей средой и живут более или менее замкнутой жизнью, организации молодежи, как витязи, соколы, скауты и разведчики, которые охраняют молодежь от полной денационализации, русские школы и пансионы, и, наконец, принадлежность большинства русских к религиозным общинам». «Эмигранты сознательно стремились вести русскую жизнь. Даже попав в чужое окружение, они хотели жить, работать и творить, как неотъемлемая часть России, посланцами которой они себя считали».

Зарубежный историк русской эмиграции пишет о том, что экстремальные условия, созданные чуждым окружением выявили положительные качества присущие русскому человеку: «В этой борьбе за русскую культуру, русский язык и русские традиции выявились три свойства русского человека: его талантливость и изобретательность, проявившаяся во всех областях жизни и творчества, его необыкновенная приспособляемость к местным условиям, когда интеллигенты, никогда не занимавшиеся физическим трудом, становились к станку или делались шоферами такси, и, наконец, глубокое пренебрежение к так называемому „комфорту“ и удовольствование малым».

Кто мы, русские? — Какие мы? — Хорошие или плохие?

Ответ на подобные вопросы, зачастую очень не прост. О характере русского человека пишут авторы, указывая, например, такие качества, как: «Природное изящество, гостеприимство, мягкость, любовь к детям, женственность, ловкость, ум, способность к публичной речи, любовь к пассивным удовольствиям, доброжелательность, гуманность, жалость к страдающим, широта натуры, щедрость».

Положительный образ русского человека, в эмигрантской литературе, дополняется такими элементами, как: «Смирение, способность безропотно нести страдания, патриотизм, религиозность, искание царства правды, отсутствие узости европейского человека, бесхитростность, совестное содержание, органическая естественность и простота, предпочтение смерти рабству, отсутствие подражания чужому авторитету».

Но не только панегирики пели своему народу наши эмигрантские философы. Среди их характеристик есть и такие замечания: «Необъятные пространства России тяжелым гнетом легли на душу русского народа. Русская душа ушиблена ширью, она не видит границ, и эта безграничность не освобождает, а порабощает ее… Широк русский человек, широк как русская земля, как русские поля».

Что это похвала или упрек?