ОВЦС МП | 05.03.2004 |
— Минувшие годы отмечены заметным ростом присутствия Православия в жизни современного российского общества. О масштабах этого процесса можно судить и по чисто статистическим показателям — постоянно возрастающему числу новых епархий, духовных учебных заведений, строительству и восстановлению храмов, монастырей, а также приютов, центров социальной помощи и реабилитации. В 1988 году в нашей Церкви насчитывалось 67 епархий, без малого 7000 приходов, 21 монастырь. Сегодня насчитывается более 130 епархий, более 23 000 приходов. Действует 635 монастырей и свыше 200 монастырских подворий и скитов. Многократно возросло количество церковных образовательных учреждений.
В этот период значительно активизируется и расширяется внешняя деятельность Московского Патриархата, о принадлежности к которому, напомню, заявляет подавляющее большинство наших соотечественников. Это происходит на фоне конструктивного и взаимоуважительного диалога со светской властью всех уровней — диалога, имеющего целью попечение о нравственном здоровье народа, семьи, личности. В качестве весьма эффективного механизма такого соработничества зарекомендовали себя соглашения о сотрудничестве Русской Православной Церкви со многими министерствами и ведомствами. И хотя нерешенные вопросы в отношениях Церкви и государства все еще остаются (например, в сфере налогообложения религиозных организаций, преподавания основ православной культуры и некоторых других), православные верующие высоко оценивают достигнутый уровень взаимопонимания между светской властью и Церковью. Мы рассчитываем на то, что в будущем заданный вектор встречного движения сохранится, а сам процесс приобретет новую динамику, новое наполнение.
Бог благословил всем нам быть современниками и очевидцами таких великих событий, как празднование 2000-летия Рождества Христова или столетия со дня прославления в лике святых преподобного Серафима Саровского. То были поистине всенародные церковно-государственные торжества. Минувшим летом, как за сто лет до того, перед ракой с честными мощами преподобного Серафима молитвенно склонилась вся Россия — от Главы Государства Российского до скромного паломника.
Русская Церковь активно взаимодействует с институтами гражданского общества, поддерживая усилия тех объединений и движений, которые, связывая свою деятельность с духовным идеалом Православия, выступают за консолидацию здоровых и ответственных сил общества, за достойное настоящее и лучшее будущее для нашего народа. Так, при активном участии Церкви состоялись три Всемирных Русских Народных Собора, посвященных ключевым проблемам межцивилизационного взаимодействия (2001 год), этическим вопросам хозяйственно-экономической деятельности (2002 год), значению православного фактора в современных международных отношениях (2004 год).
В минувшие годы Московский Патриархат как крупнейшая Церковь Вселенского Православия существенно расширил и упрочил свое присутствие на международной арене. Русская Православная Церковь, объединяющая верующих на всем постсоветском пространстве, традиционно выступает инициатором межрелигиозного и межконфессионального миротворческого диалога в России и в странах СНГ. Подобная позиция высоко оценивается религиозными и политическими лидерами сопредельных государств, нередко обращающихся к посредничеству Русской Церкви в преодолении последствий локальных конфликтов.
Особым событием в жизни Церкви и всей новейшей российской истории стал Юбилейный Архиерейский Собор 2000 года, уникальный по числу принятых фундаментальных общецерковных документов. Собор стал своего рода подведением итогов десятилетия церковного возрождения и отправной точкой служения Церкви в новом тысячелетии. На Соборе были приняты Основы социальной концепции Русской Православной Церкви — масштабный документ, содержащий базовые положения церковного учения по наиболее актуальным проблемам современности. Наблюдателями было отмечено, что в православном мире подобная кодификация социальной доктрины Церкви была предпринята впервые.
«Основные принципы отношения к инославию», принятые Собором, стали своего рода итогом продолжительного богословского диалога с неправославными христианами и руководством по созиданию наших дальнейших отношений с инославными.
Новый Устав Русской Православной Церкви в полной мере отразил произошедшие за десятилетие изменения в структуре церковного управления.
Наконец, канонизация сонма Новомучеников и Исповедников Российских, пострадавших за веру в годину богоборческих гонений, стала важнейшим этапом в осмыслении великого и трагического пути, совершенного Россией и Русской Церковью в XX веке.
— С чем связаны программные изменения в планах Русской Православной Церкви, когда сугубо пастырская деятельность расширяется до деятельности государственных масштабов?
— С древнейших времен Церковь не отделяет пастырское попечение о спасении человека от пророческого служения обществу, ибо такова ее миссия и такова ее ответственность в этом мире. И тем более это насущно для такой Церкви, как наша, в такой стране, как наша, и в такое время, как наше. Ведь от того, окажемся ли мы достойны уровня стоящих перед нами задач, напрямую зависит будущее России, ее народа, ее культуры, ее многовековой самобытности. И поэтому все, что составляет сегодня предмет трудов, попечения и озабоченности Православной Церкви, — это задачи общенационального и международного масштаба. И по-другому в сегодняшнем мире быть не может.
— Какими были взаимоотношения Церкви и государства в начале и середине 90-х годов? Что изменилось к сегодняшнему дню?
— Для страны, а значит, и для Церкви девяностые были временем, которое невозможно оценить однозначно. Впрочем, то же самое можно сказать о любом времени, если только мы не собираемся подменять реальную историю любезными нам мифами и идеологемами. То была эпоха крушения коммунистической догмы, сковывавшей народные силы на протяжении нескольких десятилетий и потребовавшей человеческих жертв.
Полагаю, вполне очевидно, почему именно это время стало для Церкви весной ее возрождения, сопровождавшегося повсеместным и радостным возвращением людей в храмы и практически стихийным воссозданием порушенных церквей и монастырей.
И эти же девяностые годы ознаменовались трагедией распада СССР, под обломками которого оказалась погребенной великая держава, созидавшаяся поколениями наших предков на протяжении столетий, с ее уникальными, признанными во всем мире достижениями — от науки и технологии до культуры и военного дела. Все это принесло нравственные и материальные страдания миллионам людей. Многие народы оказались разделенными, причем размежевание нередко проходило внутри семей; разрывались традиционные межнациональные и межличностные связи, на окраинах бывшего Союза начали вспыхивать локальные, но от этого не менее жестокие вооруженные конфликты, пролилась кровь, возникли многочисленные очаги напряженности. От тех времен в наследство нынешней власти досталась и трудная проблема Чечни.
В результате экономических реформ, лишенных необходимого социального измерения, в девяностые годы совершилось массовое сползание населения в бедность, нищету, безысходность. На девяностые годы также пришелся и пик кризиса депопуляции — катастрофического снижения рождаемости в России, которое способно поставить под вопрос само историческое бытие нашего государства в XXI веке. И, наконец, именно в девяностые годы страну поразил беспрецедентный духовно-нравственный кризис. Именно такой эффект произвело сочетание последствий советской политики государственного атеизма с внедренной на примитивном уровне рыночной идеологией личного успеха любой ценой. Происходили эти процессы на фоне утраты обществом какого бы то ни было положительного нравственного идеала, в условиях идеологического и духовного вакуума.
В области церковно-государственных отношений девяностые годы были временем стремительных прорывов, которые порой сменялись периодами недопонимания властью природы и роли Церкви в нашем мире. Думаю, в немалой степени это объяснялось и отсутствием внятного социально-государственного проекта для новой России. Людям было более или менее ясно, «от какого наследства мы отказываемся», однако настоящее их было темно и смутно, а будущее виделось еще более мрачным. Для ничтожного меньшинства населения звездным часом стало мародерство в закромах Родины, тогда как уделом всех остальных было простое биологическое выживание. Такой была страна, к которой обращалась с проповедью наша Церковь. Святейший Патриарх Алексий и Священный Синод неоднократно и в самых недвусмысленных выражениях высказывались по актуальным проблемам тех лет — от массовой невыплаты зарплат трудящимся до проблемы Чечни. И не наша вина, что демократическая российская пресса последовательно замалчивала гражданскую позицию православных верующих, предпочитая иные сюжеты из церковной жизни. Как бы то ни было, сегодня мы видим, что труды нашей Церкви оказались не напрасны.
В последние годы отношения Церкви и государства отличаются сбалансированностью и значительной предсказуемостью. Церкви близки идеалы общего делания, социальной справедливости и процветания земного Отечества. Конечно, время от времени в церковно-государственной сфере возникают вопросы, требующие решения. Однако сформировавшиеся к настоящему времени механизмы диалога Церкви с государством и обществом позволяют достигать взаимоприемлемых решений.
Имеющийся потенциал церковно-государственных отношений позволяет не останавливаться на достигнутом. Несомненно, взаимопонимание и добрые отношения между лидерами религиозных общин и светской властью являются чрезвычайно значимым фактором. Однако социальное партнерство государства и Церкви только выиграло бы, если бы оно созидалось на соответствующей законодательной базе, не завися от личностей или политических обстоятельств.
— Не ощущается ли желание государства контролировать Церковь в тех или иных вопросах?
— Все зависит от того, о какого рода контроле идет речь. Если мы говорим о налоговом контроле или о контроле над исполнением законодательства, то это нормально, оправдано и не вызывает у Церкви возражений. Если же подразумевается контроль над внутренней жизнью Церкви, вмешательство в ее каноническое устройство, сакраментальное бытие, то это недопустимо, и современное российское государство разделяет нашу позицию.
Опыт дореволюционной России и советского времени свидетельствует, что в условиях жесткого контроля над религиозной жизнью проигрывают и само государство, и Церковь, и общество.
Слава Богу, сегодня со стороны государства не ощущается стремления вмешиваться во внутреннюю жизнь Церкви. Однако есть люди, и в их числе государственные чиновники, которые время от времени обнаруживают непреодолимое желание «порулить» религиозной ситуацией в России, подчинить религиозные общины некоему государственному органу, подобному бывшему Совету по делам религий при Совмине СССР. Причины ностальгии по этой мрачной структуре заключаются, на мой взгляд, в нежелании или неспособности некоторых людей принять существование и по достоинству оценить жизнеспособность новой конфигурации церковно-государственных отношений.
Другой соблазн реставрации Совета по делам религий проистекает из стремления недальновидных политиков поставить на службу светской власти такой авторитетный и морально самодостаточный и могущественный духовный центр, каким является Церковь большинства в нашей стране. Однако люди, способные к усвоению уроков истории, уже давно пришли к выводу, что Церковь и государство способны к наиболее эффективному соработничеству на благо человека и общества только в том случае, если останутся верны принципу невмешательства в прерогативы и сферы ответственности друг друга.
Наконец, есть и такие, кого пугает идея свободной Церкви, нестесненно осуществляющей свое служение. Однако вся история нашего Отечества свидетельствует о самоотверженном служении Церкви на благо России и ее народа. В судьбоносные для нашей страны времена именно Церковь призывала людей к защите Отечества от внешнего врага, умиряла междоусобицы, прекращала вражду и конфронтацию.
ОВЦС