Поле чудес, Куликово

Факт, что Куликовская битва происходила на земле нынешней Тульской губернии, вызывает большие сомнения. Так где же? А в Москве!

От редакции
Исторические события давно перестали интересовать только историков. В зависимости от того, кто, когда и почему их упоминает, они приобретают значение геополитическое, национальное, культурное и так далее. Тем более события такого ранга, как Куликовская битва. Ведь пишущий затрагивает такие струны, тянет такие ниточки, что нынешний читатель волей-неволей чувствует, что вроде бы давно прошедшее касается его, нынешнего, практически непосредственно. Так, во всяком случае, показалось и редакции «Огонька», когда ей (редакции) довелось ознакомиться со статьей Искандера Кузеева.
Относя эту особенность статьи к ее достоинствам, понимая, что построена она в значительной степени на концепции Фоменко — Носсовского, не собираясь ни поддерживать эту концепцию, ни опровергать, редакция решила… статью опубликовать. Как минимум для того, чтобы и такой взгляд на Куликовскую битву стал известен читателю. Правда, решено было снабдить статью маленьким комментарием профессионального историка, который сразу обнаружил в ней 7 (семь) фактологических ошибок.

Редакция предлагает читателям посоревноваться с историком. Те, кто превзойдет его результат, получат от редакции приз. Тот, кто опровергнет историка, — два приза. Тот, кто опровергнет и историка, и Искандера Кузеева, — три.

За работу, товарищи!
В конце лета всегда происходит что-нибудь интересное. В Туле, например, спорят, кто из политиков приедет на поле Куликово. На очередной праздник русского оружия. Путин? Шаймиев? Или вдруг оба, подписав так и не подписанный с 1380 года мирный договор? Ажиотаж подогревается письмами представителей татарской общественности, требующих исключения празднеств из реестра официальных…

ПРО ТАТАР МЕМУАР…
Битва на поле Куликовом была действительно грандиозной. Десятки тысяч погибших воинов. Подоспевшими союзниками Мамая был перебит и весь обоз с ранеными. Так что общее число жертв, как свидетельствуют историки, достигало ста двадцати тысяч человек.
Причисленные к лику святых герои Куликовской битвы Ослябя и Пересвет были с почестями захоронены у церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Симоновом монастыре близ Москвы. Теперь этот монастырь в черте города. А о том давнем событии до сих пор напоминают названия близлежащих переулков — Пересветов и Ослябинский. Там же, как свидетельствует Повесть временных лет, были погребены и все остальные павшие воины. Это подтверждают и раскопки, проводившиеся здесь при строительстве в семидесятых годах новых корпусов электромашиностроительного завода «Динамо», на территории которого впоследствии оказался монастырь. Тысячи скелетов с остатками кольчуг, закопанные чуть ли не вертикально. Страшная картина.
Так и представляешь себе тяжелые грузовые «русланы» или «антеи», стартующие друг за другом с «грузом-200» с аэродромов Тульской дивизии ВДВ и приземляющиеся на военных аэродромах в окрестностях Симонова монастыря…

ТАКИЕ СТРАННОСТИ
Шутки шутками, но концы с концами действительно не сходятся. С одной стороны, захоронения в Симоновом монастыре — это неоспоримый исторический факт. С другой стороны, многочисленные раскопки в окрестностях Куликова поля никаких результатов не дают. Никаких захоронений, никаких следов оружия. Нет ни остатков кольчуг, мечей, ни наконечников стрел или копий. Но павших-то всегда хоронили на поле битвы!
Но есть и другой интересный факт. Оказывается, место для православного храма, того, что воздвигнут на Куликовом поле по проекту архитектора Щусева, выбирали довольно долго. Никаких конкретных привязок к местности в дошедших до нас источниках нет. Битва в безлюдной степи? Но все сражения древности — это битвы в ключевых точках, битвы за право экспансии. У подножия крепостей, городских стен (Ледовое побоище под стенами Пскова). На стратегических перевалах (битва при Фермопилах в Греции). В бухтах стратегических морских портов (штурм Карфагена на африканском побережье Средиземноморья).
А тут голая безлюдная степь, редкие перелески. Местность, называемая в те годы Диким полем. Что ж это, Мамай с Дмитрием выясняли отношения по принципу «пойдем выйдем, поговорим»? Или заранее о месте встречи договорились? С севера шли войска Дмитрия. С юга, из донских степей, — собранные Мамаем половцы, печенеги и наемные генуэзцы. Как же Дмитрий с Мамаем вообще не разминулись да в перелесках не заблудились, если никаких четких ориентиров в степи не было? Значит, если павшие воины захоронены в Симоновом монастыре, а транспортной авиации еще не было, следовательно, и сражение происходило где-то поблизости.
Что нам о нем известно? Рядом было какое-то селение — то ли Кулишки, то ли Куличики. Да еще Красный холм, где была ставка Мамая. Вот и все.
А ведь рядом с Симоновым монастырем есть город, как раз и стоящий на холмах. Точнее, на семи холмах. Холм, ближайший к Симонову монастырю, — это Таганский, прежде Красный. А чуть поодаль, у нынешней станции метро «Китай-город», — церковь Всех Святых на Кулишках, построенная как раз в честь победы на Куликовом поле!
Так, выходит, зря губернатор Стародубцев так усердно зовет Путина на Куликово поле в свою вотчину? Если отталкиваться от координат Красного холма, находилось это поле где-то на берегу Москвы-реки, между Яузой и нынешней Красной площадью.

КТО ОТВЕТИТ ЗА МАМАЯ?
Но кто и с кем сражался на Куликовом поле? Если сражение было у стен Москвы, значит, то была битва за Москву. А кто мог воевать за Москву в 1380 году? Считается, что на Куликовом поле русские бились с татарами.
Но, с другой стороны, Москва входила в сферу интересов Золотой Орды как до сражения, так и после. Московские князья ездили в Сарай, ордынскую столицу, за ярлыком на великое княжение. Но там же была и роскошная резиденция патриарха Русской православной церкви.
Как во все времена, у людей вызывали раздражение действия налоговой инспекции (ее функции выполняли баскаки, сборщики дани на федеральные нужды). Но собиравшее налоги федеральное правительство в Сарае строило федеральные дороги, вводило ямскую службу (первую на Руси почтовую связь), а приемный сын Батыя святой князь Александр Невский по просьбе бивших челом псковичей прибыл с татарской конницей спасать город от тевтонских рыцарей. Легкая татарская конница устроила Ледовое побоище, утопив тяжелых рыцарей подо льдом Чудского озера и отстояв, как сказали бы сейчас, территориальную целостность конфедеративного государства. А в центре России — между Москвой, Рязанью и Нижним Новгородом — процветало татарское ханство, названное позже по имени одного из правителей Касимовским. В самой же Москве татарские купцы, торговавшие икрой и осетром с низовий Волги, селились прямо у стен Кремля (московский Балчуг — это от татарского «балык», то есть рыба).

То есть все жили рядом, вперемешку. Жили в мире и дружбе. Татарская конница участвовала и в Куликовской битве. То был засадный полк Дмитрия, решивший исход сражения. Полк, сформированный из служилых татар, селившихся на юге Москвы, в Замоскворечье. Там жили Юсуповы (потомки Юсуф-мурзы), Карамзины (из рода Кара-мурзы соответственно), Тургеневы (потомки Тургень-бека)… Фамилии, ставшие гордостью российского дворянства.
Считается, что Куликовская битва стала началом борьбы против татарского ига (придуманного Екатериной II). Но темник Мамай (всего лишь предводитель тысячи всадников, от татарского «тюмень» — тысяча) не был ханом Золотой Орды и командовал войском наемным. Только вот кто его нанимал?
Для ответа на этот вопрос достаточно взглянуть на карту Куликовской битвы в любом школьном учебнике истории. Стрелочкой показаны передвижения союзника Мамая — литовского князя Владислава Ягайло (того, что перебил потом обоз с ранеными воинами Дмитрия).

Великое княжество Литовское было второй после Золотой Орды геополитической силой на просторах Восточной Европы. Империей, на границах которой и могло произойти столь кровопролитное сражение.
Это противостояние Запада и Востока достигло кульминации двести лет спустя, когда войска Речи Посполитой (как стало позже называться Польское государство, объединившееся с Литвой) стояли в Тушине у стен Москвы, потом заняли Кремль, а Григория Отрепьева называли «тушинским вором». То было в начале века семнадцатого. А в конце XIV века Москва была вообще самым окраинным городом на границе ордынской империи, тем городом, из-за которого, собственно, и могла разгореться столь кровопролитная битва.
Вот Мамай-то и мог быть тем наемником, которого использовал литовский князь Владислав Ягайло. Но кто служил в войсках у самого Владислава? Тут надо вспомнить, что представляла собой Литва в том же XIV веке. Империя, вобравшая в себя многие княжества Древней Руси (Киевское, Полоцкое, Черниговское), территорию от Балтийского до Черного моря. Соответственно в походах литовских князей всегда были дружины с подопечных территорий — с Черниговщины, со Смоленщины.
Всего лишь через тридцать лет после Куликовской битвы, в 1410 году, именно благодаря смоленским полкам тот же Владислав Ягайло выиграл, приостановив экспансию Тевтонского ордена, знаменитую Грюнвальдскую битву. Стойкость смоленских полков в Грюнвальдской битве всегда описывалась как яркий пример доблести русских воинов. Но ведь то были воины той же самой армии, что стояла против Дмитрия на Куликовом поле!
Так что же это получается? Под началом Дмитрия татар было явно больше, чем у Мамая. А в войсках, противостоящих Дмитрию, русских тоже могло быть не меньше, чем под началом русского князя.
Куликовская битва, эта первая (если все наши предположения верны!) битва за Москву, была следствием конфликта геополитического, а не конфликта межнационального. Битвой империй. Битвой, в которой русские сражались с русскими, татары — с татарами.
Так стоит ли историю этого геополитического сражения, сыгравшего действительно выдающуюся роль в становлении государства Российского, превращать в межнациональный конфликт, подогревать на нем патриотические настроения, противопоставляя один из двух этносов, стоявших у истоков российской государственности, другому и взращивать на этом свои политические амбиции?

«ДВЕ КРОВИ ГДЕ В ОДНУ СЛИЛИСЬ…»
Прошло сто семьдесят лет после Куликовской битвы. Деспот, занявший княжеский стол на Москве, был не совсем здоров. Страдал эпилепсией. В припадках падучей сначала пересажал полгорода на кол, потом сжег дотла Новгород и Тверь. Затем, отвергнутый царицей Сююнбекой, пошел в поход на Казань.
Но все это свидетельствует не столько о душевной болезни тирана, сколько об изменившейся геополитической обстановке. Москва в эпоху Ивана Грозного постепенно становится центром новой империи.
О первых двух из перечисленных фактов отечественной истории сейчас мало кто вспоминает. Третий касается уже межнациональных отношений. Поэтому его и помнят до сих пор.
Пока тульские парламентарии вкупе со Стародубцевым зовут Шаймиева выяснить отношения с Путиным на Куликовом поле, в Татарстане без особого шума отметили круглую дату — 450-летие взятия Казани (или героической обороны — кому как больше нравится). Заложен памятник героическим защитникам города (памятник павшим при штурме существует еще с 1823 года). В Казанском кремле восстановлена разрушенная Иваном Грозным восьмиглавая соборная мечеть. Новодел назван именем Кул-Шарифа, поэта и дипломата, руководившего обороной города и погибшего с оружием в руках. Чертежей не сохранилось. Восстановленная мечеть напоминает минареты Стамбула, хотя, как утверждалось в некоторых источниках, она совсем на них не была похожа. Ее точной копией, как свидетельствуют летописи, стал построенный в честь взятия Казани многоцветный восьмиглавый шатер Василия Блаженного.
Два памятника в Казани, похоже, станут такой же исторической экзотикой, как и два памятника боевым противникам на Бородинском поле («Воинам великой армии» — написано на памятнике павшим французам).
Французы давно лишились ореола образа врага. А конфликт 1552 года, строго говоря, как и битва на поле Куликовом, тоже не был межнациональным. В Казани тогда осело много московитов, спасавшихся от тирании Иоанна Грозного, а в армии последнего были дружины касимовского хана, дружины московских татар.
«Две крови где в одну слились, в том городе живу», — пишет по этому поводу казанская поэтесса Лилия Газизова.
«Дорогая моя столица, золотая моя Орда!» — вторит ей в своих стихах о Москве московская поэтесса Инна Кабыш.
Эти стихи появились через четыре с половиной столетия после окончания военного противостояния. И стихи эти олицетворяют национальное единство гораздо лучше, чем, простите за каламбур, военизированные игры на полянке, условно считающейся полем Куликовым.