Наше знакомство началось с недоразумения. Я не узнал Джавада Табатабая, когда он зашел в кафе, где была назначена встреча. Я ожидал увидеть настоящего иранского богослова, бородатого и солидного, но мне пожал руку типичный европейский интеллигент, выглядевший как профессор Сорбонны. Только темная щеточка усов выдавала восточное происхождение этого крупнейшего специалиста по истории и социологии ислама.
Выходец из семьи тебризского богослова Джавад получил не только классическое исламское образование, закончив в юности медресе. Он учился в тегеранском университете, затем в Сорбонне, получив степень доктора наук. 15 лет преподавания в крупнейших иранских университетах закончились изгнанием вольнодумного профессора из страны. Друзья предупредили Джавада о возможности физической расправы.
Табатабай с семьей успел уехать, но друг, предостерегший его, стал жертвой расправы. Теперь Табатабай живет в Париже, он автор десятка книг по исламу. Помогли ли Западу его книги лучше понять то, что происходит в современном исламском мире? С этого вопроса началась наша беседа с доктором Джавадом ТАБАТАБАЕМ.
— Как вы считаете, на Западе понимают, что происходит сегодня в исламском мире?
— По-моему, на Западе не поняли важной идеологической эволюции, которую ислам претерпел за последние десятилетия. Здесь по-прежнему путают ислам как религию, с исламом, ставшим средством оправдания террора. Дело же в том, что, стараясь в последнее время возродить свое влияние на ход событий в мире, ислам прекращает быть религией вообще.
— И чем же он становится?
— Прежде давайте вспомним, что ислам коренным образом отличался от христианства. Ислам в большей степени обращен к внешним событиям нашей жизни, нежели к внутреннему миру человека. Разумеется, история ислама богата различными мистическими учениями. Но в течение последнего века наибольшее развитие получила именно тенденция политического прочтения ислама. Ислам становится идеологизированным институтом.
— Что это такое, «политический ислам»?
— Политический ислам — это попытка придать исламу как религии социальную и политическую роль. Ту роль, которая позволит использовать его для организации жизни общества. И которую он никогда в своей истории не играл. Стало расхожей истиной утверждение, что ислам в отличие от христианства является глубоко политизированной религией. Это не верно. Ислам никогда не имел готовой схемы построения общества. Любая подобная интерпретация ислама является попыткой прочтения его с позиции современных идеологических схем. Если бы не существовало идей либерализма, социализма и тому подобных концепций, то и «политического ислама» тоже не было бы. Все концепции, используемые современными фундаменталистами, имеют современное происхождение.
— Но почему при этом ислам оказался открыт влиянию идей терроризма, насилия, почему находит все меньше точек соприкосновения с современной демократической западной цивилизацией?
— За последние три-четыре века исламская теологическая традиция непрерывно погружалась в склероз. Происходило это потому, что она не способна давать ответы на новые вопросы, которые ставит жизнь. Современный мусульманин, живя в сегодняшнем мире, вынужден осмысливать его с помощью традиционного мировоззрения. Так как сделать это невозможно, то ни одна из идей, с помощью которых мусульманин объясняет и видит мир, не исходит изнутри исламской системы знания. Все эти идеи взяты у Запада.
— Это как-то связано с ростом терроризма в исламских обществах?
— На мой взгляд, связь прямая. Вспышка насилия связана с тем, что мусульмане все меньше способны выражать себя в понятиях современного мира. Когда вы не можете меня понять, когда я не понимаю вас, то я использую насилие для того, чтобы заставить вас замолчать — вот как это выглядит. И если фундаментализм становится все более опасным и агрессивным, то это из-за того, что исламская традиция перестала разговаривать с современным миром, перестала понимать его и сама стала непонятна этому миру.
— Вам не кажется, что ислам вообще застыл в средневековье, время перестало течь для этой религии, что ислам никак не войдет в свой Ренессанс? Или он уже был, этот Ренессанс, где-нибудь в 9 или 10 веках?
— Скажем так, ислам действительно переживает свой пятнадцатый век. Этим многое объясняется. Я бы вообще не стал использовать термины «средневековье» или «ренессанс» применительно к исламу. Это чревато серьезными ошибками. Но в одном с вами соглашусь: в основе своей идеологическая эволюция ислама происходит в средневековых формах.
Любая религия по определению является соблюдением определенной традиции. Нет религии без традиции. Но традиционализм в исламе привел к прекращению его эволюции. Ислам не предпринимает попыток дать ответы на непрерывное развитие мировоззрения людей, на вопросы, которое ставит прогресс общества, вообще на проблемы, встающие перед человечеством. Сторонники традиции, чтобы сохранить свое место в современном мире, вынуждены, подчас неосознанно, обращаться к западным идеологиям. И в этом вакууме, который образуется из-за застоя религиозной мысли, легко поселяются чисто политические концепции.
— Для фундаменталистов ислам стал источником тоталитарных идей. Насколько связаны между собой ислам и тоталитаризм, ислам и марксизм?
— Эта связь не очевидна. В противоположность тому, что утверждают фундаменталисты, ислам открыт различным толкованиям. Некоторые толкования ислама могут стать оправданием тоталитаризма. Но в нем также можно найти источник глубоко гуманистических и даже «либеральных» идей. Тоталитарные тенденции связаны именно с идеологическим прочтением ислама. Это лишний раз доказывает, что применительно к религии современные подходы и концепции неприменимы.
Еще сто лет назад ислам был религией традиционной. Он был вполне эффективен на уровне повседневного бытия народных масс, но уже не устраивал элиту исламского мира. Чтобы приспособиться к новой ситуации, в течение целого века предпринимались попытки переосмыслить ислам на основе современных европейских идей. При этом марксистское течение в фундаментализме было одним из самых влиятельных. Историческое поражение социализма в связи с крахом СССР было тяжким ударом для целого поколения фундаменталистов. И я думаю, что с развалом СССР фундаментализм потерял мощный и эффективный тыл.
— Как в ближайшем будущем будут развиваться отношения между исламом и Россией?
— На мой взгляд, огромное значение будет иметь более узкая проблема: взаимоотношения Ирана и России. В Передней Азии на протяжении веков Россия и Иран, две мощные империи, были и остаются самыми влиятельными государствами. Поражение «политического ислама» в Иране приведет к неизбежному сближению этих двух империй. Тем более, что некоторые течения в самом исламе могут представлять опасность для обеих этих стран. Не надо забывать, что в исламском мире Иран остается в изоляции. Мы еще станем свидетелями такого сближения России и Ирана, которое станет основой стабильности в регионе.
— Какая судьба ждет «политический ислам»? И что в связи с этим ждет всех нас в будущем?
— Как бы там ни было, я уверен, что появление «политического ислама» было исторической ошибкой. В конце концов, он потерпит поражение. Ведь появление «политического», идеологизированного ислама является выходом за пределы ислама как такового, как религиозной системы. Также, как и попытка установить государственный «исламский» режим в отдельных странах.
Крах «политического ислама» неизбежен, но он будет сопровождаться вспышками насилия. Как ни странно, история марксизма помогает понять, что же происходит сейчас с исламом. Чем больше провалов было у «реального социализма», тем больше коммунизм погружался в пучину террора.
Но сегодня ни одно исламское государство не сможет повторить то, на что был способен марксистский СССР. Поэтому исламский терроризм стал достоянием «частных» структур и организаций. И мы еще увидим, как после разгрома фундаментализма в Афганистане эта террористическая активность переместится в другое место.
Нам еще предстоит пережить значительно более трудные времена. И чем тяжелее будут поражения фундаменталистов, тем большим насилием они будут сопровождаться.
И эта проблема не будет разрешена до тех пор, пока внутри самого ислама не пройдет работа по возвращению его в границы обычной религиозной системы.
Париж
