И это не просто географические вершины.
…Шел дождь, тяжелый, как свинец. Стекая по траве, он вмиг превращался в прозрачный ледяной панцирь, покрывал хрустальной черепицей палатки, где после трудного дня отогревались альпинисты. Женя Иванов, едва угнездившись в спальнике, мгновенно заснул. Этот день для него, инструктора по альпинизму, был особенным. Сдав необходимые нормативы, он стал горным спасателем, что высоко котируется среди горновосходителей.
Пробуждение было таким же мгновенным. По тревоге был поднят весь лагерь: где-то на отрогах Приэльбрусья, в этой кромешной холодной ночи, терпели бедствие школьники из Питера. Неопытный руководитель группы повел их по неразведанному маршруту на перевал, а вывел на ледник. В глубокую трещину, в которой могла бы свободно спрятаться девятиэтажка, свалились две девчушки.
Иванов, прибывший на место трагедии в числе первых, на веревках спустился в ледяную преисподнюю. Его раскручивало сквозняком в разные стороны, било об острые выступы, сверху лились за шиворот студеные потоки. Он долго искал сорвавшихся детей, действуя в темноте на ощупь. Заплакал от бессилия, когда понял, что образовавшимся на дне трещины водоворотом девочек затянуло под ледяные глыбы…
Однако тот день запомнился не только трагедией, потрясшей душу. Главное дело спасатели сделали, спустив обессиливших от ужаса детей с той страшной ледяной высоты. Двоих питерских школьников вывел Иванов. Почти весь путь к лагерю он проделал, не отпуская их окоченевших рук. И с каждым шагом чувствовал, как в них возвращается тепло, как оттаивает его собственная душа от сознания того, что этих пацанят он вырвал из когтей смерти и уже никому не отдаст. Наверное, именно тогда готовность помочь, подать руку помощи стала его духовной потребностью.
Он окреп в ней еще сильнее после того, как на Домбае руку помощи протянули ему самому. В то время группа сильнейших краснодарских альпинистов готовилась к экспедиции на Эверест. Среди кандидатов в эту «звездную» команду был и выпускник геофака Кубанского госуниверситета, спортсмен-перворазрядник Евгений Иванов. На Главный Домбай он прибыл накануне тренировочных сборов на Памире, чтобы отшлифовать скальную технику.
— Перед Эверестом предстояло восхождение на один из семитысячников — пик Коммунизма, — вспоминает отец Евгений. — Надо ли говорить, что творилось у меня на душе — буквально парил на седьмом небе! Но Господь распорядился, и я начал другое восхождение — к вере.
Крутую стенку он штурмовал в связке с Сережей Ковалевым. Иванов все время шел впереди — вбивал крючья, цепляясь буквально за воздух, навешивал веревку. На самом гребне вершины сделал ложное движение, ухватившись за «живой» камень. Миг — и полетел в пропасть. Спасибо, не подвела страховка. Его долго раскачивало над бездной, как маятник, грохало о скалы, выбив ключицу и переломав кости руки.
Очнулся на узкой каменной полке, куда его спустил верный напарник. Даже палатку негде было разбить. Спасателей ждали, укрывшись всем, что было под руками. Среди ночи Евгения словно подтолкнул кто-то.
— Слышу — страшный грохот, — говорит священник. — Хоть и сильное сотрясение мозга было, смекнул, что это камнепад, который несся прямо на нас. Растолкав напарника, он перетащил дюралевую акью, в которой я лежал, поближе к скале, и сам спрятался. Словом, спаслись и на этот раз. Но я отнюдь не считаю себя избранником, которому Господь спас жизнь, Он направил меня, помог побороть гордыню, дал возможность служить Ему, людям.
Так началось новое, духовное, восхождение Евгения Иванова — потомственного терского казака. Из больницы он вышел другим человеком, впервые глубоко задумавшимся над вопросами бытия: кто ты? Где ты? Зачем ты? Наполнились живым смыслом слова первой в его жизни молитвы «Отче наш», выученной с помощью бабушки. И родословная, берущая начало в Святом Кресте (нынешнем Буденновске, что на Ставрополье), где прадед до революции был казачьим атаманом, представлялась уже в ином свете — как дорога к храму, продолжать торить которую призван он.
Друзья-альпинисты о. Евгения Эверест покорили. К слову, за благословением они приходили к нему — молодому священнику краснодарского храма во имя иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость».
Есть в среде духовенства такое слово — «воцерковление», то есть возвращение заблудшей души в лоно Церкви. Простой мирянин Евгений Иванович Иванов, который не умел правильно перекреститься, начал его в достаточно зрелом возрасте. Прежде, чем быть рукоположенным во диаконы храма Рождества Христова, он складывал его стены, работая бригадиром строителей, маляром-высотником на церковных куполах.
Он убежден, что ему было предначертано свыше пройти весь этот путь, дабы помогать другим. Не случайно о. Евгений стоит у истоков церковного молодежного движения на Кубани, руководит Братством православных следопытов. Это стало еще одним его испытанием в вере. В Краснодаре осталось мало школ, где он не побывал в свободное от служб время в надежде найти союзников среди педагогов. «Цель братства, — убеждал настойчивый в своих поисках священник, — сродни вашей — воспитание самых лучших качеств в человеке на основе ценностей православия».
В 90-й школе его просто выставили, посмеявшись над «ветхозаветностью» принципов воспитания молодежи. В 42-й — вообще не пустили на порог. Кто-то даже «накатал» на него жалобу краснодарскому Владыке митрополиту Исидору. Но видно, не зря о. Евгений проходил закалку горами. Владыка его поддержал и благословил на святое дело. Со временем нашлись и союзники, и сподвижники, и родители, доверившие своих детей «альпинисту в рясе».
После рукоположения молодой батюшка был направлен служить в храм, где настоятелем о. Алексий Касатиков. Выбор этот епархия сделала осознанно. Именно здесь зародились первые сестринские дружины в городе. Церковь находится на территории первой горбольницы и молодые христианки вместе с врачами выхаживают тяжелых больных, помогают бомжам, беспризорникам.
Все началось с небольшой группы учеников воскресных школ, которые, не боясь быть освистанными (случалось и такое!), шли «в народ», неся не только православное слово, но и культуру русского творчества, духовного песнопения. Сейчас это уже целая дружина, состоящая из нескольких отрядов. Краснодарский предводитель учит православных следопытов: «Если ты поешь, рисуешь, пишешь стихи, любишь изобретать, конструировать, мастерить — пожалуйста. Но любой твой дар должен служить ближнему. Ничего не умеешь — принеси на первых порах хотя бы кружку воды страждущему. Это тоже подвиг».
— Мы за отцом Евгением — в огонь и в воду, — говорит следопыт Антон Ушаков. — Он настоящий духовный наставник и настоящий мужчина, который учит нас быть сильными, верными, справедливыми.
Дети не только назубок знают молитвы, но и могут постоять за себя, не растеряются, попав в сложные условия выживания — им преподается специальный курс. Ну например, кто-нибудь из вас держал когда-нибудь испытание «Три орлиных пера»? Следопыты такой экзамен сдают. Не все, правда, и не с первого раза. Потому что для этого надо иметь характер, чтобы сутки промолчать (для детей это пытка, некоторые даже палку в зубах держат), день оставаться без пищи и еще день провести в глухомани, подальше ото всех. А еще есть экзамен на «спящего медведя» — ночь просидеть у костра. Нелегко получить и нашивку «леопарда» — ее удостаиваются те, кто ночь напролет продержится на дереве.
…Уже не первый год работая с детьми, отец Евгений пытается найти понимание в краевом Комитете по делам молодежи: помогите, откройте финансирование, ведь жить на пожертвования родителей и спонсоров становится все труднее. Дело-то благородное, преследует те же цели, что и комитет. Церкви не верите, спросите у родителей того же Антоши Ушакова, у педагогов-добровольцев, безвозмездно работающих со следопытами, у них самих, наконец. Вон Илюша Ященко, например, из двоек не вылезал, слыл хулиганом, как и большинство детей из многодетных семей. Год следопытства буквально изменил паренька — ныне он «хорошист», всем слабым помощник, дорос до звания начальника патруля — есть в дружине такая «должность».
Но даже эти аргументы не трогают чиновников. Вот уже год не может пробить себе дорогу в инстанциях устав организации, дающий ей право юридического лица. В Москве пробил, а в столице православного кубанского казачества — ни в какую! Кого-то пугают слова, упоминаемые в тексте устава, — «духовник», «православие», «вера». А может, пугают не только слова?
— Я бы все на свете отдал за то, чтобы люди на земле породнились и жили в любви и согласии, — говорит о. Евгений. — Вот та главная вершина, на которую подвигнул меня Господь.
