Десять лет назад Сэмюэль Хантингтон утверждал, что ошибки мировой политики в эпоху, последовавшую за окончанием? холодной войны?, были преимущественно культурными ошибками. А именно? конфликтом цивилизаций?, обозначившимся благодаря наличию пяти или шести основных культурных зон, которые в состоянии временами сосуществовать друг с другом, но которые никогда не смогут слиться в единое целое из-за отсутствия у них общих культурных ценностей. Данное утверждение подразумевает, что террористические акты 11-го сентября и реакция Соединенных Штатов должны рассматриваться как часть крупномасштабной культурной борьбы между исламом и западной цивилизацией. Еще один подтекст утверждения Хантингтона заключается в том, что-то, что мы на Западе считаем универсальными правами человека, является лишь продуктом европейской культуры, неприменимым к тем, кто не разделяет исконно европейских традиций.
По моему мнению, утверждения Хантингтона ошибочны. Сэр В. С. Найпол, удостоенный недавно Нобелевской премии по литературе, написал однажды статью под названием? Наша универсальная цивилизация?. Очень актуально. В конце концов, Найпол — писатель индийского происхождения, выросший на Тринидаде. В своей статье он утверждает, что западные ценности не только приемлемы для остальных культур, но и что своими литературными достижениями он обязан именно этой универсальности ценностей, полученной путем пересечения мнимых культурных границ Хантингтона.
Универсальность может пониматься и в более широком смысле, поскольку главной движущей силой в истории человечества является не многочисленность культур, а общий прогресс модернизации, институционными проявлениями которого являются либеральная демократия и ориентированная на рынок экономика. Сегодняшний конфликт — это не столкновение цивилизаций, поскольку речь идет о неравных по своим возможностям культурных зонах. Происходящее скорее похоже на арьергардный бой тех, кто чувствует угрозу со стороны модернизации и, следовательно, со стороны ее моральной составляющей — уважения к правам человека.
Фактически любое право, когда-либо отстаивавшееся на протяжении истории человечества, опиралось на один из трех авторитетов: Бога, Человека или Природу. Первоначальный источник прав — Бог (или религия) — был отвергнут на Западе еще в начале эпохи Просвещения. ?Второй трактат об управлении государством? Джона Локка начинается долгой полемикой против утверждений Роберта Филмера о божественном праве королей. Иными словами, именно секуляризм западной концепции прав находится у истоков либеральных традиций.
Сегодня это кажется главной разделительной линией между исламом и западной культурой, поскольку многие мусульмане отвергают концепцию светского государства. Но прежде, чем высказаться в поддержку идеи неотвратимого столкновения цивилизаций, необходимо разобраться, почему современный светский либерализм возник в первую очередь на Западе. Совсем не случайно либеральные идеи появились в XVI и XVII веках, когда Европа была охвачена кровавой борьбой между христианскими сектами, которая и выявила невозможность религиозного консенсуса в качестве основы для политических норм. Реакцией Гоббса, Локка и Монтескье на такие ужасы того времени как, например, Тридцатилетняя война, было заявление о том, что религия и политика должны быть разделены. Исходя, прежде всего, из интересов поддержания гражданского мира и спокойствия.
Ислам сегодня стоит перед аналогичной дилеммой. Попытки объединить политику и религию только разделяют мусульман, как они когда-то разделяли христиан в Европе. Наши политики совершенно справедливо (а не только исходя из соображений политической выгоды) настаивают на том, что нынешний конфликт — это не конфликт с исламом, являющимся чрезвычайно неоднородным вероисповеданием, не признающим ни одного авто ритетного источника интерпретации основной доктрины. Нетерпимость и фундаментализм представляют собой лишь вариант выбора для мусульман, в то время как исламу всегда приходилось сталкиваться с вопросом секуляризма и необходимости религиозной терпимости, как видно на примере реформистского брожения в обществе, имеющего сегодня место в теократическом Иране.
Второй источник прав — позитивистское, по своей сути мнение, что все, что общество объявляет правом посредством каких- либо конституционных способов, становится правом, — точно также не дает никаких гарантий появления либерализационных тенденций, поскольку ведет к культурному релятивизму. Если, в соответствии с утверждением Хантингтона, права, соблюдения которых мы добиваемся на Западе, возникли исключительно в результате политического кризиса европейского христианства после протестантской Реформации, что же тогда может помешать другим обществам обратиться к своим собственным традициям для отрицания этих прав? Правительство Китая, например, может представить очень хорошую аргументацию по данному вопросу.
И, наконец, последним источником прав является природа. Фактически, именно природные, естественные права, получившие наибольшее признание в XVIII веке в Америке, продолжают оставаться формирующим элементом наших рассуждений о морали. Когда, например, мы говорим, что раса, этническая принадлежность, материальное состояние или пол являются несущественными характеристиками, под этим совершенно очевидно подразумевается, что мы верим в существование некого субстрата? человечности?, который дает нам право на соответствующую защиту против определенного поведения со стороны других групп или государств. Эта вера и есть основная причина неприятия приводимых представителями других культур доказательств? второсортности? некоторых членов общества — женщин, например. Более того, распространение демократических образований за пределами зоны влияния европейской культуры в последние десятилетия XX века говорит о том, что мы на Западе не одиноки в нашей вере.
Но если права человека действительно универсальны, должны ли мы требовать их соблюдения всегда и везде? В своей? Никомаховой Этике? Аристотель говорит о существовании природных законов справедливости, замечая, однако, что перенесение этих законов на человеческое общество требует гибкости и осторожности. Это справедливое замечание остается в силе и сегодня. Мы должны строго разграничить теоретическую веру в универсальность прав человека и реальную практику защиты этих прав во всем мире, поскольку понятие? человечности? формируется в различных социальных условиях, а, следовательно, права человека в мире понимаются по-разному.
Во многих традиционалистских обществах, где и выбор, и предоставляемые жизнью возможности ограничены, западное индивидуалистическое понимание прав вызывает сильное неприятие и раздражение. Это происходит потому, что западная концепция является неотъемлемой частью процесса модернизации. Утверждать обратное — все равно, что принимать следствие за причину, поскольку наша приверженность универсальности прав человека образует лишь один компонент концепции универсальной цивилизации, из которой нельзя исключить понимание других составляющих современного общества, а именно экономической справедливости и политической демократии.
Френсис Фукуяма — автор книги? Конец истории и последний человек?, профессор политологии и международной политэкономии в Университете Джонса Хопкинса (Вашингтон).
