Смена | И. Ефремов | 01.07.2002 |
Не было бы счастья, да чума помогла
В начале 70-х годов XVIII века по каналам связи между старообрядческими общинами пронесся слух о том, что Москва станет настоящим раем для староверов. Якобы императрица разрешила им построить там свою слободу, возводить храмы и молиться по тем обрядам, по каким они сами пожелают, а также торговать наравне с другими купцами.
В реальности же дело обстояло так. После страшной чумы 1770 года купец второй гильдии Иван Ордынов, один из самых авторитетных московских старообрядцев, явился к городскому голове князю Голицыну, чтобы попросить позволения хоронить погибших членов конфессии по обрядам их веры. Голицын самостоятельно дать добро не решился — за это ему неминуемо грозила бы санкция Синода. Он отправил курьера к императрице Екатерине II, описав в письме, как тысячи трупов, смердя, заражают город, из-за чего возможна новая вспышка эпидемии.
Екатерина решила, что хватит уже мучить безобидных бородатых мужиков. Императрица, конечно, понимала, что от нее ждут выделения земли под старообрядческое кладбище, и у нее не возникало никаких сомнений, что со временем вокруг кладбища возникнет целый поселок, но тем не менее определила под кладбище участок земли «справа от Владимирской дороги за Рогожской заставой».
Прецедент был создан, и спустя год после чумы к Голицыну явился с богатыми дарами купец Илья Ковылин, представлявший интересы старообрядцев Федосеевского соглашения (сторонники этого направления считали, что все церковные таинства должны свершаться без священника), и попросил дозволения перезахоронить погибших от чумы федосеевцев по старому обряду. Голицын продал ему кусок земли в районе нынешней Преображенской площади. Так возникли две самые крупные московские старообрядческие общины, которые сохранились до наших дней, — Рогожская и Преображенская, где в XIX веке зародилась новая промышленная элита.
Покорители Москвы
В 70-х годах XIX века в Москву в надежде изменить свою жизнь стали стекаться старообрядцы со всей России. Среди тех, кто заселял окрестности Рогожского и Преображенского кладбищ, было очень много бывших крепостных, отпущенных помещиками на вольные заработки.
Основатель династии фабрикантов Савва Морозов, который был крепостным ткачом на Зуевской текстильной мануфактуре, уже в 1797 году записался в московское купечество как владелец собственного текстильного производства и торговли. В этот же год в Рогожскую слободу из Коломенского уезда Волхонской области в московское купечество прибыл Егор Солдатенков, дед Козьмы Солдатенкова, будущего владельца крупнейшего в России издательского бизнеса стоимостью 8 миллионов рублей.
Чуть позже, в 1800 — 1815 годах, в Москву приехали основатели династий Третьяковых, Мамонтовых, Щукиных, Станиславских, Бахрушиных, Алексеевых, Сапожниковых — список можно продолжать еще долго. Вчерашние крепостные мужики и мелкие торгаши из неизвестных деревень уже через несколько месяцев после приезда в Москву неожиданно записывались в третью, а то и сразу во вторую купеческую гильдию, для чего требовался капитал как минимум в 4 — 5 тысяч рублей.
Этот на первый взгляд непонятный феномен объяснялся довольно просто — «покорители Москвы» приезжали вовсе не на пустое место. Выходец из старинного старообрядческого рода, пусть даже он был крепостным, мог рассчитывать на солидный кредит и консультации более опытных предпринимателей. Старообрядческие общины с помощью щедрых взяток расположили к себе московские власти и могли обеспечить молодым купцам не только защиту от произвола городских чиновников, но и даже крупный государственный заказ. Обычно подробные сведения о переезжающем в Москву старообрядце оказывались в Рогожской общине раньше его самого, и если человек общине нравился, она обеспечивала ему все условия для взлета.
Михаил Яковлевич Рябушинский — потомок известного старообрядческого рода Стекольщиковых, приехавший в Москву в 1802 году, вначале не был принят Рогожской общиной. Его родители, опасаясь новых гонений, при рождении приписали сына к традиционной православной церкви. Первые несколько лет в Москве Рябушинского преследовали неудачи, ему даже пришлось официально выйти из купеческого сословия и записаться в мещане. Затем Михаил Яковлевич принял старую веру. Община простила ему упорство в религиозном заблуждении и подыскала Рябушинскому в невесты Евфимию Сорокованову, которой отец — один из самых влиятельных купцов Рогожской общины — дал более 120 тысяч рублей в приданое. Уже через десять лет на текстильных мануфактурах и в лавках Рябушинских работали более 15 тысяч человек, а общая капитализация их предприятий превысила 5 миллионов рублей. Естественно, без поддержки общины Рябушинский и другие купцы вряд ли так быстро добились бы успеха.
Деятельность практически всех предприятий, основанных в начале XIX века поселившимися в Москве старообрядцами, так или иначе была связана с обработкой льна, производством текстиля и его продажей. Мануфактуры Михаила Рябушинского и Саввы Морозова одними из первых начали применять для обработки льна машины. Это позволило им значительно повысить качество и ассортимент тканей, которые стали пользоваться бешеным спросом на внутреннем рынке. Так Морозовы и Рябушинские стали мультимиллионерами.
Деньги для ЗИЛа
Последний взлет политического и финансового влияния старообрядцев связан с политической деятельностью Павла Петровича Рябушинского. В 1905 году, накануне первых парламентских выборов, руководитель Русского акционерного льнопромышленного общества (РАЛО), которое контролировало 80 процентов экспорта российского льна и текстильных изделий, организовал встречу лидеров старообрядческой церкви с императором Николаем II. Результатом этой встречи стал царский манифест «О дальнейшем упрочении веротерпимости в Российской империи». Старообрядческая церковь получила право на официальное существование и регистрацию юридических лиц, а также на издание газет.
В тот же год Рябушинский провел первый конгресс старообрядческих общин. Павел Петрович призвал собравшихся поддержать его новую умеренно-прогрессивную партию. Более миллиона староверов, имевших избирательные права, проголосовали на выборах за партию Рябушинского, и она успешно прошла в Государственную думу.
До этого момента московское купечество не могло даже мечтать о каких-либо серьезных контактах с властью. Столичные чиновники всегда относились к Москве с долей презрения, и даже питерские деловые круги, состоявшие преимущественно из дворян и иностранцев, традиционно посматривали на московских «купчин из мужиков» свысока. Своя фракция в парламенте обеспечила москвичам серьезный политический вес, уважение и возможности для лоббирования в столичных министерствах.
Выйдя на общенациональный уровень, московские староверы перехватили инициативу у надменных столичных предпринимателей. Открывшиеся в Питере представительства банков Найденова и Рябушинских меньше чем за полгода переманили к себе самых крупных клиентов: они кредитовали концерн братьев Нобелей, «Объединенные заводы Путилова» и прочие крупнейшие предприятия. Москвичи обеспечили себе влияние в Биржевом комитете и получили возможность управлять фондовым рынком. Московские концерны начали получать крупные государственные заказы: Рябушинским, к примеру, было выделено из казны 70 миллионов рублей на строительство первого российского автозавода АМО, который впоследствии был переименован в ЗИЛ. Конечно, старообрядческая церковь использовалась московскими предпринимателями как бизнес-инструмент, однако ее авторитет в России значительно возрос.
Но практически сразу за этими событиями последовало вступление России в Первую мировую войну, а затем и революция. При большевиках старообрядческую церковь преследовали еще жестче, чем при Никоне и Петре I, однако патриархи сумели обеспечить преемственность духовной власти, и в России до сих пор сохранились сотни старообрядческих общин. Предпринимательская деятельность современных общин ограничивается изданием и продажей духовной литературы, а также производством церковной утвари.