Секта

В последнее время все чаше и чаще в каком-то из многочисленных московских кинотеатров или окраинных Домов культуры можно увидеть в воскресное утро одну и ту же картину. Это полный зал — человек 300−400 таких же, как вы, людей, невоцерковленных по какой-то причине, «невомечетенных» и «невосинагоженных», но верующих. Это будут трезвые, вежливые, улыбчивые люди среднего достатка, склонные к мирному сосуществованию, не сторонники жизненной борьбы, абсолютные отрицатели войны, с большими предубеждениями относящиеся и к самому государству. И в то же время — жаждущие единения, далеко не индивидуалисты — паства со своим пастырем, который, по их мнению, гораздо лучше пастырей мирских, затасканных в политических ристалищах. Это сектанты, на чьем собрании мне и пришлось побывать недавно.
Предшествовали этому некоторые незначительные события, случайная встреча на дорожке парка с двумя пожилыми, улыбчивыми дамами. На пути от дома до автостоянки я часто встречал их, одетых несколько пестрее других, ищущих глазами контакта, уличных и публичных в хорошем смысле этого слова. Однажды они заступили мне дорогу и ненавязчиво спросили, не хочу ли я познать истинного Бога?
Было в этом что-то от сводничества, сутенерства даже, несколько обидно для человека с крестом на шее (с полумесяцем, семисвечником — варианты). Увильнул с вежливым спасибо.
Дамы профессионально держали улыбку, будто бы совершенно не огорченные отказом-обломом. Потом я понял, что они и в самом деле с легкой душой относились к неудачам подобного рода — во-первых, потому, что процент точных попаданий в любом сетевом маркетинге не превышает пяти, волка ноги кормят. А во-вторых, потому что и эти пять процентов доставались им без особого труда. Главное — методичность действий. На себе испытал.
На третьей «случайной» встрече я уже доведен был их улыбками и вкрадчивыми манерами до того, что взял у одной из рук полистать цветную книжку-проспект. А уж вернуть-то ее они не позволили. Ладошкой вперед загородились от моей неучтивости и ускользнули. И вот что странно: не мог я выбросить этой книжки под названием «Что от нас требует Бог?» Может быть, в этом слове «Бог» заключалась та сила, которая не позволяла расстаться со случайным, а значит, ненужным приобретением. Всучили бы рекламу курсов испанского языка или остекления лоджий — в урну не раздумывая. А с этой книжкой — не так. Хотя она карман жгла. Самокопание от нее заело: ты же православный (мусульманин, иудей, атеист). У тебя свой Создатель и свой Символ веры, или вообще их нету. Зачем тебе еще? Брось. Но рука не поднималась, и все тут. Потому как «Бог» там было крупно напечатано. А немного погодя и изворотливый рассудок подсказал: Бог-то един на всех, значит, пускай в кармане полежит.
Но все-таки я долго не раскрывал этой книжки. Долго предательства боялся. К сожалению, приходилось в жизни предавать и сознательно, и сгоряча, а потом подолгу болеть душой. Опыт имелся. Память о тяжких минутах предательства не стиралась с «файла». Подстраховывание от повторения пройденного заставляло преувеличенно думать об ужасах самого высшего предательства, может быть, даже об аде. Прямо фанатизм какой-то разыгрывался.
А книжка все лежала на столе и все смущала. Блудливый рассудок как-то опять подкинул мысль: ведь Штирлиц-Исаев, к примеру, носил же ненавистную в ту пору всем русским немецкую форму, старательно утюжил, даже одеколончиком спрыскивал. Более того, он еще и хайль произносил во всеуслышанье, ел немецкий хлеб, а все-таки не был предателем. Да к тому же сработало природное любопытство к обывателям во всем их многообразии. То есть я созрел для того, чтобы полистать книжку, и на следующей встрече со свахами в парке узнать адрес собрания — сподобился. В воскресенье утром — поехал.
В фойе кинотеатра пахло застоялым табачным дымом и пивной кислятиной. Стены разрисованы спреем. Потолок увешан лазерными пушками и пульсорами. Два парня-уборщика, студенты на приработке, мыли пол за ночной дискотекой. Тоже обряд: швабра в ведро и на сторону. На колени и под стол. Что тут было ночью, совсем недавно? Сборище молодых разнополых столичной окраины, стая, ритмичные дерганья, исступление в глазах. Тоже — секта.
Вахтерша на смену пришла. В будке у порога речь про артрит, холод в квартире и о неблагодарных детях.
И вдруг в эту жизненную мглу врывается яркий свет: молодой человек с выправкой балеруна — свежий, в блестящих туфлях и при галстуке, влетает в фойе с улицы. Тетки с ним здороваются, но без улыбок и шуточек, как только что встречали сантехника.
Этот чисто выбритый и гладко причесанный спортивный яппи тоже начинает таскать аппаратуру, как обычный арендатор диско, только не сюда, в фойе, а дальше — в зал, куда ночных скакунов не пускают.
Усилители, микшеры, сэмплеры, колонки… Судя по маркировке — японская техника. Как бывший рокенрольщик я завидую парню. На такой технике лабать одно удовольствие. Следя за ходками районного старосты секты — именно такую должность исполнял, как выяснилось позже, этот блестящий молодой человек, я насчитал эстрадной недвижимости тысяч на тридцать долларов.
Между тем стали подходить первые сектанты, и я из фойе перебрался следом за ними в зал.
Кинотеатр оказался в приличном состоянии, как в лучшие советские времена. Бархат занавеса, лепнина, люстры. Обивка кресел чистая, нигде ни порыва, ни надреза. Арендаторы-сектанты платят, на побелку и покраску хватает.
На сцене раскатывали ковровую дорожку — вместе со старостой один «пионер» и один «служебный помощник». Таковы ступени иерархии в секте. А все остальные братья и сестры, как они называют друг друга, негромко переговаривались. Я обернулся. Ого! Зал полнехонек! Вижу своих сводниц. Они улыбаются мне как родному. Машут руками. Просто счастливы видеть меня. Вообще, все пронизано благостным тоном и изысканной порядочностью. Здороваются за руку.
— Раз, раз, раз!
Выставляется звук на сцене у двух микрофонов. И еще одного на длинном шнуре, переносного — в руке служебного помощника брата Николая, молодого парня с манерами выпускника культпросветучилища. Тоже при галстуке и в строгом черном костюме два микшермена за пультом в просцениуме.
Действуют только особы мужского пола. Женщины к службе не допускаются.
Подготовка к обряду ведется молча, роли отработаны, все знают свое дело. И ровно в десять из глубины переполненного зала, из народа, спускается по проходу к эстраде «главный районный надзиратель» брат Тофик Мансурович, как его представил староста Олег.
Сзади меня трогают за плечо. Одна из сводниц шепчет:
— Сейчас мы петь будем. Возьмите текст. Я наизусть знаю.
Книжка со стихами у меня в руках. Преступление? Опять приходит спасительная аналогия со Штирлицем. В конце концов я к тому же и репортер. Профессия просто обязывает.
— Дорогие братья и сестры! — смиренно произносит со сцены «районный надзиратель» с внешностью советского бухгалтера. — Сегодня с речью перед вами выступит брат Олег из Фрязино. А теперь споемте вступительный гимн.
Микшермены выводят фонограмму фортепьяно. Все встают и поют: «Будьте тверды и непоколебимы».
Стою, подпеваю и прислушиваюсь. Аккомпанемент сделан роскошный, в четыре руки, все подводки к доминантам «просечены» для понятности терциями. Можно и не укладывать голос в ноты, фортепьяно стройность композиции берет на себя. Ты только текст выдавай нараспев.
Слова попсовые. Чувствуется — подстрочник. Секта действует в 18-ти крупных странах. Музыка, фонограмма везде одна, а слова на соответствующем языке. Сегодня, в этот момент, учитывая часовой пояс, поют такой же гимн братья и сестры на Украине и в Египте. Через час встанут и запоют в Польше, Греции и республике Чад. Затем в Германии и Израиле. И так далее.
Жизнь вечная в том,
Чтобы знать тебя,
Бога Иегову,
И кого ты послал — Иисуса Христа.
Ни религиозного чувства, ни экзальтации, ни тем более кликушества не видать на лицах. Головы опущены. Смотрят в песенник. А кто помнит наизусть — тот зажмурился. Кротость. На сцене развернут плакат: «Ты ведь можешь себя очистить, стоит только тебе захотеть. (Марк 1.41)».
Пение закончено. Все сели. У микрофона — брат Олег из Фрязино.
От него распространяется атмосфера, чем-то напоминающая университет марксизма-ленинизма, особенно если обратить внимание на старательно списанный из методического пособия (и его мне подсунули сердобольные сводницы) доклад. Да и сам брат-докладчик, в пресловутом костюме с галстуком, постноликий, похож на активиста принудительного образования 80-х годов прошлого века.
И вполне светскими аплодисментами разразился зал в одобрение брата Олега из Фрязино.
И я похлопал, осмелев, совершенно убаюкав совесть доводом о том, что ведь езжу в метро вообще с кем попало. А тут — люди добрые. Однако верхнюю пуговицу на рубашке все-таки застегнул, чтобы крестика было не видать. Это после того, как узнал из прений, что, по мнению сектантов, Христа распяли вовсе и не на кресте, а на обыкновенном бревне.
Опять встали, опустили головы, опять поем под четырехручное переложение для фортепьяно: «Невозможно, чтобы Бог мог солгать».
Затем районный надзиратель, невзрачный и довольно унылый Тофик Мансурович, объявляет дискуссию.
Снова дружный шелест страниц по залу. Теперь у каждого в руках журнал «Наблюдатель» за октябрь месяц. Свежий. В нем статья под заголовком «Делай добро и не унывай».
Брат Николай на сцене у бокового микрофона (бэк-вокал) за чтеца. Слежу по тексту. (Журнальчик тоже подсунули мои знакомые дамы-агитаторши). Все абзацы в статье пронумерованы. Внизу каждой странички, в рамочке, вопросы по номерам. Брат Николай читает, к примеру, следующее: «Как Свидетели нашего Бога мы находим радость в исполнении его Воли». Все старательно следят глазами за текстом. Удивительное старание, прилежность и дисциплина даже у детей, а их, возраста младших школьников, навскидку — около сотни в зале.
Когда брат Николай закончил озвучивание абзаца, со сцены, от центрального микрофона (соло), брат Тафик Мансурович зачитывает вопрос из вопросника.
— Как Авраам проявлял терпимость и что помогало ему терпеть?
Поднимаются десятки рук.
Поразительная живость в поднятых руках при бесстрастных лицах.
— Так. Сестра Ирина скажет.
К ней, прокидывая наперед лассо кабеля, стремительно подбегает брат с микрофоном. Не мудрствуя, сестра Ирина опять же читает несколько предложений из текста.
Вспоминаются семинары в институте на самых нелюбимых предметах. Но здесь поражает полное отсутствие лукавства, внутренний пыл выступающих. Что же это так сильно волнует их? Почему так хочется поучаствовать в «дискуссии» ребенку моей соседки, думаю я, рассматривая женщину.
А уже служебный помощник на сцене озвучивает следующий вопрос из журнального текста. Затем опять слышится слабый голос районного надзирателя.
— Так. Брат Эдуард желает. Послушаем брата Эдуарда.
А брату Эдуарду лет восемь. И он тоже в пиджачке и при галстуке. Вижу, как его мать волнуется, журнал в ее руках дрожит, будто сынок сдает важный экзамен.
Лепечет брат Эдуард довольно складно:
— Юные христиане, — говорит умненький мальчик в подставленный микрофон, — тоже могут подвергаться гонениям. Вот, например, их могут в школе дразнить и обзывать…
Мальчик искренне поведал о своих школьных проблемах. Его похвалил Тафик Мансурович. Но мать, вижу, шипит на ребенка, досадует. И ребенок чуть не плачет. Мне покоя не дает внутреннее неизъяснимое напряжение собрания. Говорю соседке, собранной молодой женщине, тоже пришедшей с девочкой:
— Он так расстраивается, будто двойку получил.
— Понимаете, лучших детей повезут в Париж и Мадрид на месяц.
— На Рождество?
— Нет, что вы! Рождество Иисус нам праздновать запретил. У нас только Воскресенье.
Да тут скрытый конкурс! Тайные механизмы! Соседка далее шепотом отвечает на мои расспросы. Есть привилегии и у старост. Тоже поездки на семинары. Хорошие командировочные. За счет пожертвований и из специальных фондов. Но чтобы стать хотя бы служебным помощником, надо собрать тридцать «пионеров». А уж у районного надзирателя положение вообще завидное. Он часто ездит на конференции и съезды. У него свой офис.
Забыл же — сетевой маркетинг! Поступенчатая заинтересованность! Дух корпоративности! Строжайшая иерархия. А на самом верху — Бог.
Порядки прямо монастырские.
— А брат Сергей на курсах в Лондоне учился, — продолжает просвещать меня соседка.
— Это что-то вроде семинарии?
Вижу, как неохотно она обращает свои мысли в сферу другой конфессии. Само упоминание семинарии, сам этот звук неприятны ей. Дичится она этого звука. Тоже верность в душе хранит.
А я-то думал, что это лично свободные люди, выбравшие своей особый способ общения с Создателем, раскрепощенные, в пику традиционным конфессиям, авангардисты, бытовые, трамвайные христиане. А тут — орден, партия сетевого маркетинга.
Детский отборочный турнир продолжается.
— Так. Сестра Анджелика Рюмина, пожалуйста.
Десятилетняя девочка с непокрытой, гладко причесанной головкой встала и выпалила:
— Сатана уязвляет детей, чтобы победить взрослых!
Мама этой девочки довольна.
А Тофик Мансурович говорит с трибуны:
— Сестра Анджела, ты стоишь на правильном пути.
Я слушал, смотрел и думал, что это за люди, откуда их столько в последнее время? С виду все улыбчивы, сдержанны, о Боге рассуждают. О любви и терпении. И детки у них утро воскресное не проспали, не проторчали перед какой-нибудь пошлой «Утренней звездой» на телеэкране. А осваивают серьезную лексику. Поют.
Может быть, заморские хитроумные пастыри используют их для подрыва устоев, для изощренной, тонкой работы против нашего государства? Ну что же, все может быть. И уж наверняка они составляют конкуренцию традиционным конфессиям, улавливают души в свои маркетинговые сети. А где же наши православные священники, сражающиеся за каждую из таких душ? Где у них — такая же кропотливая, повседневная борьба за умы и сердца людские?..
С конца XIX века ведет свой отсчет эта секта. Журнал ее выходит беспрерывно с 1870 года. Печатается на 141 языке. Общий тираж — 23 042 000. Цель — прославление Владыки вселенной, Бога Единого. Метод — наблюдение за исполнением библейских пророчеств. Идеология — утешение благой вестью о том, что царство Бога очень скоро уничтожит тех, кто притесняет своих ближних.
Да это же наши люди!
Опять играет фортепьяно, опять звучит текст:
— Не собирай сокровищ земных,
Здесь истребляет их ржа.
Твое богатство — на небе…
Всемирное главное управление секты находится в Нью-Йорке, на Манхэттене. Вернее, находилось. После взрыва Центра всемирной торговли здание главного управления признано непригодным к эксплуатации. Теперь оно снесено.
…Как хотите, чтобы с вами поступали,
Так поступайте с ними.