Русская линия / Библиотека периодической печати / Золотая клетка

В поселке Саракташ, что в ста километрах от Оренбурга, возводится гигантский церковный комплекс: храмы, гимназия, приют… А через дорогу от него начинаются? частные владения? отца Николая, состоящие из усадьбы с двумя флигелями (мальчики и девочки живут по отдельности), домовой церкви и сада. С улицы нельзя пройти на территорию? владений? — калитка заперта намертво, и нет на ней ни звонка, ни примитивного молоточка, чтобы постучать. Только мелькает в глубине здания, за окнами, белый монашеский плат.
Самих детей показать категорически отказываются.
Пробую заговорить с мальчиками, показавшимися на улице. Сыновья Николая Стремского поворачиваются спиной и убегают. Вроде бы — обычные деревенские мальчишки, не страдающие избытком воспитанности. Вот только один из подростков почему-то привычным, как показалось, жестом закрывает курткой лицо.

Гимназисты в рясах

Накопившиеся неясности пытаюсь разрешить у настоятеля Обители милосердия отца Николая. Его нет. ?В командировке?, — отвечает секретарь Елена.
— Вы должны понять, — объясняет она, — здесь у нас почти монастырь.
Однако: среди? усыновленных? — два десятка детей, которым батюшка приходится опекуном, за которых получает от государства деньги на содержание. Так почему бы, собственно, общественности — в лице журналиста — не поинтересоваться, как живут опекаемые младенцы?
Иду в единственное место в обители, где (по моим представлениям) не действует запрет на общение. Объект стопроцентного федерального подчинения — школа. Удается поговорить недолго с преподавателем Львом Борисовичем — 19-летним парнем, обучающимся здесь же, в духовном училище при гимназии. Говорит — признают детишки лишь папин авторитет, его одного слушаются беспрекословно. Видимо, молодому наставнику не слишком доверяют — в учительскую входят директор и военрук: ?Мы должны присутствовать…?
Обучаются в гимназии 70 человек, пятьдесят их них, понятно, братья и сестры Стремские. Утром мальчики, после обеда — девочки. Программа: в дополнение к базовой — предметы? духовные? (от 60 до 100 часов в год в зависимости от возраста): жития святых, закон божий, катехизис и т. д. В классах — по четыре-пять человек, за порядком следит не только учитель: в дверях — зеркальные окошки, изнутри ничего не видно, зато снаружи можно вести ненавязчивое наблюдение.
Местные жители не спешат отдавать детей в гимназию Стремского, полагая духовное образование весьма ограниченным, предпочитают обычные светские школы.
Отец Николай истово блюдет нравственность и душевную незамутненность подопечных: в районо по секрету поделились смешной информацией — в учебниках русского языка батюшка вычеркивает слово? кудесник?, как языческое, а в произведениях Гоголя, по понятным соображениям, — слово? черт?. Что за образование у саракташского лингвиста-надомника? В Оренбурге, в комитете по связям с религиозными организациями, читаю биографию Стремского: единственное законченное очное образование — ПТУ, отделение экскаваторщиков. Узнаю заодно: в начале восьмидесятых отслужил два года в армии, и не где-нибудь — в Туркменистане.
Гимназия государственная, и начальствует здесь Саракташский отдел народного образования. Начальствует весьма условно: при мне сотрудница районо, попытавшаяся войти туда вместе с корреспондентом? ОГ? — показать учебный процесс в действии, — была без церемоний выдворена за порог.
Детей совершенно явно изолировали — от кого? Что такого могут они рассказать постороннему человеку о своем житье-бытье? О чем проговориться? Закрытость несет в себе нешуточную угрозу.
— Года три назад, — рассказывает Олег Новиков, замначальника комитета, — здесь шестеро ребятишек заболели дизентерией. Врачей не впустили в дом — и тем пришлось обратиться за помощью в правоохранительные органы, доктора вошли в? частные владения? под милицейским конвоем.

Крестный папа

К массовому усыновлению отец Николай приступил в начале девяностых, когда приехал в Саракташ вместе с женой, матушкой Галиной. Местные органы народного образования охотно давали разрешение, потому как священник пояснил — церковь содержит семью своего сотрудника независимо от ее размеров. Этого объяснения оказалось достаточно, хотя по закону усыновитель обязан предоставить документы о доходах. Однако чиновники во время дежурных визитов убеждались: усыновленные чувствуют себя превосходно, души не чают в приемных родителях.
Уточняю в Министерстве народного образования: насколько правомерны действия местных властей, безропотно дающих разрешение на усыновление одной семьей десятков детей?
— Никаких ограничений в законе нет, — поясняет начальник отдела усыновления Варвара Цехоня. — Органы опеки лишь проверяют, как живут дети, и, если все в порядке с жилищными условиями и с содержанием, дают разрешение.
Отец Николай, с которым удалось-таки поговорить — позже, по телефону, не видит в своем поступке странностей:
— Матушка Галина очень любит детей. Так получилось — взяли сначала двоих, потом еще нескольких. Пошла по округе молва, детей стали привозить к нам домой.
Изгнание репортера и чиновника из гимназических стен рассматривает как шалость подчиненных:
— Я их за это уже поругал… Даже и не знаю, что случилось. К нам постоянно ездят отовсюду. Мои дети очень доброжелательны, открыты.

Здесь будет город-храм…

Только ли моральное удовлетворение получает отец Николай от общения с детьми?
Отец Леонид, первый зам Оренбургского епископа, утверждает: Стремскому епархия деньгами не помогает. Однако тот не только содержит в сытости уникальное семейство. Который год уже идет в Саракташе невиданное строительство. На площадке храмового комплекса не смолкает рев грузовиков, и едва не выше колокольни взметнулась стрела подъемного крана. Планирует батюшка восстановить копию Оренбургского собора, снесенного в областном центре еще в тридцатые. Не очень понятно, кто будет посещать это исполинское сооружение на полторы тысячи человек — в Саракташе уже есть четыре церкви, и прихожан обычно набирается человек двадцать — тридцать.
Православный ренессанс в оренбургской глубинке, говорят в администрации Саракташа, оплачен деньгами Черномырдина, Вяхирева, ?Альфа-банка?. Плюс обильная помощь зарубежных фондов, в основном американских, финских и израильских…
Батюшка и сам бизнесмен из удачливых: в начале девяностых хорошо заработал на перепродаже автомобилей.
Есть у отца Николая еще один источник дохода. При Обители милосердия, как именуется комплекс, существует дом престарелых, личный состав которого — 25 старушек. Захожу в? келью? — комнату в четыре квадратных метра. Хозяйка? апартаментов?, бабушка Надя, рассказывает:
— Жила по соседству с церковью. Восемь лет назад зачастил ко мне священник, говорил: ?Ко мне мастер приехал с семьей, ему жить негде, переезжай ко мне в приют, а на меня две комнатки свои перепиши?. Я болела часто, и в конце концов он меня уговорил.
Сопровождающая меня послушница Катя торопит: ?Уходите…?
Сегодня почти все строения в квартале — ?церковные?. Живут там рабочие и послушники. Об этом поведал мне худощавый мужчина у калитки одного из домов, оказавшийся приезжим — оренбургский завод сантехизделий командировал его на строительство. Интересная деталь: зарплату получает он не от батюшки, а по месту службы.
Благотворительных денег, говорят, не хватает. Бесконечная стройка съедает огромные средства — одних рабочих здесь больше двухсот человек. Интересуюсь у Олега Новикова — что известно в областной администрации о финансовой стороне существования этого маленького православного государства?
— Достоверно не известно ничего, — отвечает, — по законам 1990 года? О свободе вероисповедания? и 1997-го — ?О свободе совести и религиозных объединениях? РПЦ не предоставляет нам финансовых отчетов. Зато отец Николай, видимо, испытывая денежные затруднения, просит у нас сегодня 300 тысяч рублей на завершение строительства.

+ + +

Как сложится судьба усыновленных батюшкой детей? Семьи, в обычном понимании, здесь явно не получилось — скорее это комфортабельный семейный детдом. Однако — не слишком ли большой ценой оплачена сытость и ухоженность его питомцев? Да и разве нет у нас в стране достойных детских учреждений, где хороший обед и чистая простыня не требуют фанатичной преданности благодетелю и непременного приобщения к ценностям православия?
Грустно, но факт: в России, несмотря на провозглашенное отделение церкви от государства, демаркационная линия такого отделения не проведена. РПЦ кроит карту по-своему, бесцеремонно заползая на сопредельную территорию. Не отчитываясь ни перед кем и ни в чем.
Беспрекословное послушание — основной инстинкт обитателей саракташского Ватикана. Говорят, в кабинет благочинного можно войти, трижды постучавшись, — и только тогда изнутри доносится соизволение. ?Зазвездился наш отец Николай?, — считают саракташцы.
Единственная организация, представители которой могут в любое время не только постучаться, но и свободно пройти в двери обители, — местное отделение милиции. ?Если у вас будут проблемы, — сказали мне там, — заходите, поможем?. И добавили, попросив не называть источника: давно уже прослежены связи отца Николая с местными криминальными группировками, еще со времен автомобильной эпопеи, вот только фактов конкретных нет для привлечения его к ответственности.
Парадная сторона взаимоотношений двух главных силовых структур Саракташа: несколько лет назад здание местного ОВД было освящено, служители церкви ходили по кабинетам с кадилом, а на время таинства личный состав вывели во двор — милиционеры стояли в ожидании рядом с прибывшим на торжество тогдашним губернатором области Владимиром Елагиным. Все истово крестились.
Оренбургская область