Прокопий Кесарийский — византийский Стаднюк и Солженицын в одном лице
Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. Пер. с греч., вступ. статья, коммент. А.А.Чекаловой. — СПб.: Алетейя, 2001. (Византийская библиотека. Источники). Как летописец Прокопий Кесарийский для византийцев — все равно, что Тацит для римлян (в современных историографических рейтингах он входит в четверку основных античных историков наряду с Геродотом, Фукидитом и Полибием). А для самого знаменитого императора Византийской империи Юстиниана I Великого (482 или 483 — 565) он оказался одновременно чем-то вроде Ивана Стаднюка и Александра Солженицына в одном лице. В первых двух трудах второго издания самого полного собрания сочинений Прокопия Кесарийского на русском языке «Война с персами» и «Война с вандалами» живописуются миротворческие операции Юстиниана по восстановлению и преумножению империи. Историк вполне приветствует завоевательные планы государя, разделяя концепцию византийских прав на римское имперское наследие. В то же время можно рассмотреть и скрытую критику в адрес внутренней политики императора, когда автор вспоминает основателя Византии Константина Великого, упивается добродетелью полководца Германа или обрушивается с критикой на главного министра Юстиниана Иоанна Каппадакийского. То и дело возникает ощущение иррациональности происходящего, как в описании эпидемии чумы (моровой язвы), распространение которой в массах, равно как и ее течение у конкретного человека, не давало ни одного признака, соответствовавшего бы каким-либо «заключениям разума». «Происходило здесь все следующим образом. Многим являлись демоны в образе различных людей, и те, которым они показывались, думали, что они от встреченного им человека получали удар в какую-нибудь часть тела, и сразу же, как только они видели этот призрак, их поражала болезнь. Сначала люди пытались отвратить от себя попавшихся им призраков, произнося самые святые имена и совершая другие священные обряды кто как мог, но пользы от этого не было никакой, ибо даже и бежавшие в храмы погибали там. Потом они уже теряли желание слышать своих друзей, когда те к ним приходили, и, запершись в своих комнатах, делали вид, что не слышат даже тогда, когда двери у них тряслись от стука, явно опасаясь, как бы зовущие их не оказались демоном». И все же, несмотря на грустные нотки, эти труды проникнуты радужными надеждами, исполнены горделивой уверенностью в мощь и славу византийского оружия, светлой верой в имперскую богоизбранность. В «Тайной истории» Прокопий считает своим долгом на новом уровне раскрыть «причины уже описанного мной», показывая губительность деятельности императора и его супруги Феодоры для самих «римлян», как он называет обитателей Византии: «От той моровой язвы, о которой я рассказывал в прежних книгах, при всем том, что она поразила всю землю, спаслось не меньше людей, чем оказалось тех, кому суждено было погибнуть, либо потому, что их хворь не коснулась, либо потому, что они выздоровели, когда им случалось заболеть. Но от этого человека никому из римлян не удалось ускользнуть, ибо подобно любому другому ниспосланному небом несчастью, обрушившемуся на весь человеческий род, он никого не оставил в неприкосновенности. Одних он убивал без всякого основания, других, заставив бороться с нуждой, сделал более несчастными, чем умершие, и они молились о самой жалкой смерти, лишь бы прекратить свое бедственное существование». «Тайная история» Юстиниана сродни апокалипсическим видениям — здесь приводятся рассказы о том, что император произошел не от человека, а от демона, видения Феодоры, что она станет супругой демона (который однажды, как вернувшийся Одиссей, разогнал ее любовников), таинственные истории о телесных превращениях — как голова Юстиниана отделялась от туловища, а тело продолжало двигаться. Вывод напрашивался сам собой — во главе империи стоял не помазанник Божий, а антихрист, что и предопределило ее гибель. Под стать Юстиниану была и Феодора, в паре с которой была разработана виртуозная система ограбления подданных. Современные историки, утверждается в комментариях, оспаривают сведения Прокопия в части развратных похождений императрицы-блудницы (так что к вышеуказанным лаврам он может прибавить и лавры тогдашнего маркиза де Сада-выдумщика).
