Разный взгляд на историю — противоположные выводы: Лебедь действовал не в интересах России
До и после Хасавюрта
Глава международного комитета Госдумы Дмитрий Рогозин считает, что захваты городов — не повод для подписания мирных соглашений: — Я и сейчас критически отношусь к этим соглашениям. Кроме того, я тогда не был согласен еще и с тем, как проводилась военная кампания в Чечне: не имели никакого плана ведения войны, не учитывался опыт усмирения Северного Кавказа, приобретенный в ХIХ и ХХ веках, и не было ясно, кто отдает приказы и кто несет ответственность за эту операцию, не было элементарного порядка — подразделения МВД даже стреляли по военнослужащим Минобороны… Что касается самих Хасавюртовских соглашений, то для их заключения не было серьезных мотивов. Конечно, ситуация была непростая. Но в то же время я не согласен с утверждением некоторых генералов: «Мы чуть-чуть их не добили, но в этот момент появился Лебедь и все «поломал». Мне кажется, что секретарь Совета безопасности России, который был направлен в Чечню, не должен был подменять собой политическое руководство страны и заключать какое-то соглашение, даже если это руководство было недееспособным. Его задача, задача военного человека, заключалась в том, чтобы создать единое командование, скоординировать действия МВД, Минобороны и спецслужб. Это он должен был сделать обязательно как секретарь Совбеза. Каков контекст подписания этих соглашений? Лебедь считал, что, согласившись на пост секретаря СБ, он перехитрил президента Бориса Ельцина. Но потом, когда был создан Совет обороны во главе с Юрием Батуриным, он вдруг неожиданно понял, что его власть минимальна — она распространялась только на Чечню. Вот после этого, на мой взгляд, он и начал действовать вопреки объективной политике федерального центра на Северном Кавказе. Он просто захотел дважды стать миротворцем. Первый раз лавры миротворца он взял в Приднестровье, а потом… — Но тогда, в августе, Ельцин ругался, что Лебедь все еще не остановил войну в Чечне. — Лебедь руководствовался не политической обстановкой, а своими личными соображениями. Благодаря этому документу Россия фактически признала независимость Чечни и предала всех тех, кто выступал за сохранение в Чечне российской Конституции, в том числе и русских. После подписания этих соглашений я проехал по республике, и многие чеченцы мне говорили, что даже не ожидали, что Россия так быстро признает независимость Чечни. А когда я вылетал из аэропорта «Северный» в Ханкалу, увидел, как на Ми-26 грузили в полиэтилене трупы военнослужащих. Я сказал спецназовцам: «Постойте. По телевизору же говорят, что теперь в Чечне больше нет боевых действий». И мне ответили, что они каждый день теряют по 10 человек, но открывать ответный огонь запретили — из-за того, что были подписаны эти соглашения. Я вернулся оттуда с окончательным мнением: Лебедь совершил трагическую ошибку. — Но Грозный был взят боевиками (или сдан Москвой, не будем спорить). Вы считаете, что боевики выполнили бы ультиматум генерала Пуликовского и покинули Грозный в течение 48 часов? — Я считаю, что у Пуликовского были основания для объявления такого ультиматума. С другой стороны, захват Буденновска или Грозного — не мотив для заключения Хасавюртовского соглашения. Да, захват Грозного привел к большой гибели военных, но надо было рассуждать тогда не с военной точки зрения, а с политической. То есть поражение федеральных войск в Грозном (малое или большое, оценивать не буду) было недостаточным для того, чтобы принимать решение политического, глобального масштаба. Лебедь должен был выбить боевиков из Грозного, снять погоны с некоторых генералов, допустивших захват чеченской столицы. — А сейчас что делать с Чечней? — На эту тему должен говорить только один человек — президент России. Любые мои попытки забежать вперед него будут похожи на то, что я пытаюсь изобразить из себя миротворца. Не хочу. — И все же? — Первое: необходимо физически подавить или арестовать всех руководителей бандформирований, и прежде всего Хаттаба, через которого идет финансирование. Масхадов тоже должен предстать перед судом. Это самое главное (с точки зрения военной). После этого надо создать в республике гарнизонное присутствие вооруженных сил, активно использовать чеченскую милицию. Теперь насчет политического урегулирования чеченского кризиса. Надо активно задействовать те слои чеченского населения, которые до сих пор не привлекались к принятию политических решений, — чеченскую диаспору и создать некий консультативный орган в Чечне, который займется подготовкой основного закона республики. В рамках этого переговорного процесса можно спорить о будущем Чечни: будет она парламентской или президентской республикой. И третий момент — это гуманитарная и социальная сфера: образование, культура, информация и пропаганда, без чего нельзя проводить ни военное, ни политическое урегулирование. — Однако новая война в Чечне уже идет третий год. Ни Хаттаб, ни Басаев не пойманы. И неизвестно, когда их поймают. Гибнут солдаты и мирные жители. Может, сесть уже за стол переговоров, как предлагают некоторые политики? — Да, есть такая точка зрения. Но мне кажется, что проблемы, связанные с проведением контртеррористической операции, состоят в том, что Путину досталось в управление разложенное государство. И сегодня проведение операции идет параллельно процессу восстановления мощи государства. Главное, надо дать понять чеченцам, что эта операция проводится не только для того, чтобы выдавить из Чечни бандитов, но и для того, чтобы жители республики получили право распоряжаться своей судьбой. Для этого и требуется политическое урегулирование. Они должны знать, что к такому-то году у них будет такой-то орган, а в следующем году — еще что-то. У Масхадова была такая возможность начиная с 1996 года, (тогда Чечня получила даже независимость), но он ее не использовал. Он продемонстрировал свою абсолютную слабость. Поэтому эта независимость лопнула, как мыльный пузырь. Масхадов сейчас нужен в Чечне только для того, чтобы хоть как-то придать действиям боевиков легитимный характер. И не более того. Вести переговоры с ним бессмысленно. С кем вести переговоры? Проблема Чечни состоит в том, что это не российско-чеченский, а внутричеченский конфликт. Если посадить за стол трех чеченцев, то окажется, что разногласий между ними больше, чем между Чечней и остальной Россией. Поэтому нам надо заставить представителей этих сторон (не тех, кто убивал) сесть за стол переговоров, пусть они работают над политическим проектом, находят общий язык. И их энергию нам надо направить в мирное русло. А для того, чтобы этот «круглый стол» был серьезным, надо наладить контакт с президентом России.