Огонёк, журнал | Л. Жуховицкий | 17.06.2002 |
Когда о вырождении нации и геноциде русского народа кричат коммунисты, на их стенания смело можно наплевать: у палача нет морального права оплакивать жертву. А вот Александр, человек с Территории, — дело другое: искренность его боли очевидна. Тогда давайте четко определим суть надвигающейся беды. У нее как минимум две стороны.
Да, население России сокращается. Но тут мы не одиноки. И шведов, и французов, и немцев на свете не прибывает — однако живут и не стонут, по-европейски прагматично ищут разумные выходы. В той же Швеции на восемь миллионов коренных скандинавов целый миллион пришлых: каждое девятое лицо смуглое, желтое или темное. Голубоглазые блондины местного производства охотно берут в жены турчанок, таек, кореянок и никакой беды в этом не усматривают. Да, нация смуглеет — ну и что? Если два студента одинаково любят язык Бергмана и Стриндберга, какая разница, что один из них блондин, а другой брюнет?
Мы же в России так упорно держим оборону против братьев по культуре, языку, а то и по крови из ближнего зарубежья, будто они нам лютые враги. Между тем беженцы, как правило, трудоспособны и готовы к любой работе. Когда в семье нет своих детей, охотно усыновляют детдомовца. Почему же Россия боится усыновить потенциальных россиян, которые разом улучшили бы демографическую ситуацию?
Но это — о количестве. У проблемы есть сторона куда более тревожная.
На мой взгляд, есть смысл озаботиться в первую очередь не количеством, а качеством населения.
Сколько вообще народа нужно стране? Странно, но такого вопроса даже не задают. Мыслят иными категориями: много — мало. А мало — это сколько?
Считается, что 145 миллионов — мало. Если к середине столетия в России останется 130 — вовсе беда. Такая здоровенная на карте, а народу — как в Японии. Просто позор!
Однако Канада на карте тоже здоровенная, больше половины России. А населяют ее каких-нибудь тридцать три миллиона. В Австралии еще хуже — целая часть света размером с Европу, а всего-то миллионов двадцать жителей. Тем не менее обе малолюдные державы существуют, как дай Бог и нам. А Канада по качеству жизни вообще стоит на первом месте в мире.
У нас, с одной стороны, народу не хватает, а с другой… полно лишних. Говорят, по стране кочуют два миллиона бездомных детей. Уговариваем женщин рожать новых, а те, что уже есть, выходит, никому не нужны?
Так может, поставить вопрос так: России нужно столько людей, чтобы все ее потребности были обеспечены, необходимые рабочие места укомплектованы, границы защищены, все старики ухожены, все дети обласканы, все граждане сыты и довольны?
Но человек человеку рознь. Чтобы лютой зимой обогреть городской район, понадобится тысяча истопников. На атомной электростанции их заменит один специалист. Рота спецназа без труда остановит полк новобранцев. Алла Пугачева обеспечит аншлаг в? Олимпийском? легче, чем десяток областных филармоний в полном составе…
По-своему проблему качества населения ощущают районные военкомы: призывников хватает, но из десяти восемь в солдаты не годятся. Не тот пошел народ! Авторитетная московская газета выдала пугающую цифру: из ста российских малышей девяносто уже на первом году жизни нуждаются в специальных заботах врача. Но дело не только в малышах: быстро растет число алкоголиков, наркоманов, бомжей, которые увеличивают не процент работников в стране, а процент иждивенцев. Так что, пожалуй, подлинная проблема — не количество, а качество нынешних россиян…
О причинах обычно говорят общо: стресс, экология, алкоголизм. Вот в этом месте я бы копнул поглубже.
Неполадки с генофондом — проблема не сегодняшняя. Надоевший тезис об отсталости России высказывался задолго до Карамзина и Радищева. Уже в советское время Россию корил отсталостью Сталин и лишь после войны, обозленный неприступностью проблемы, решил ее радикально с помощью пресловутого? космополитизма?: само сравнение СССР с иными державами стало считаться преступлением и влекло за собой лагерный барак.
…Надо ли множить примеры, если мы сами из века в век покорно называем родину многострадальной? Америка могучая, Англия гордая, Франция прекрасная, Италия солнечная — а Россия многострадальная. Не пора ли задать вопрос: почему так регулярно страдает именно Россия? Что это, цепь случайностей или некий сбой в генетическом коде нации? Догадок может быть много. Попробую сосредоточиться на одной.
На любом московском пруду нынче нетрудно углядеть дружную пару водоплавающих. И всегда уточка серая, а селезень — яркий красавец. Не здесь ли подсказка? Возьмите наших близких родственников, млекопитающих. Олень превосходит подругу и статью, и роскошными рогами. И льва сразу отличишь от львицы по габаритам и великолепной гриве. Практически у всех братьев наших меньших сохранение и улучшение породы идет по единой схеме: самки озабочены выращиванием детенышей, самцы конкурируют между собой за право оставить потомство. Именно эта конкуренция (стать и прыть, шикарные гривы, могучие рога, смелость и упорство в брачных драках) и позволяет передать следующим поколениям самые жизнестойкие гены.
Нечто подобное происходит и в человеческом обществе.
Многоженство, существующее у разных народов — не только у мусульман, — нередко трактуют как унижение женщины. Но у отвергаемого цивилизованной Европой обычая есть и иная сторона: подобная конструкция семьи предполагает постоянный дефицит невест, а значит, жестокую конкуренцию мужчин за такое же, как и в бессловесном мире, право оставить потомство. Мусульмане не пьют, потому что это запрещено Кораном? Но мы знаем природу человеческую — любые запреты обходятся, если не подкреплены жесткой житейской необходимостью. Священное Писание запрещает воровать — ну и что, христиане не воруют?
Российская традиция предусматривает добрачную конкуренцию не мужчин, а женщин — не в этом ли корень беды?
В отсталых странах Востока жен покупают — за девушку платят калым. У нас всегда было наоборот: покупали мужей, и свахи в первую очередь интересовались приданым. У Островского, великого знатока российских обычаев, красавицу Ларису отдают за ничтожного Карандышева. А что делать — бесприданница! Скажи спасибо, что даром берут.
Из века в век российские невесты боролись за женихов. ?Ты женись, женись на мне?, — молит некрасовская Катя из? Коробейников?. ?Старая дева?, ?вековуха? — это все о женщинах. Ну-ка, вспомните — хоть кого-нибудь у нас называли? бесприданником? ?Я тебя осчастливил?, — назидательно говорил пожилой чиновник юной красотке в чеховской? Анне на шее?. Традиция заставляла девочек с подросткового возраста нацеливаться на мужа — именно мужа, а не отца детям. Любовь, то есть интуитивную тягу к хорошим генам, душили в зародыше…
Нынче приданого за девушками не вымогают, хотя таких частностей, как квартира, дача и карьера, прагматичные женихи из виду не упускают. Но традиция полностью сохраняется в ином.
Сегодня в России рожать непрестижно: можно рожать, можно не рожать, никто не упрекнет, кроме потенциальной бабушки, которой хочется потискать внука. А вот замуж выходить не просто престижно — это второй диплом, знак качества, свидетельство удачи. Вышла и разошлась — ничего страшного, свое доказала. Два замужества — как два диплома. Три или четыре — предмет зависти: надо же, наша Маша нарасхват. А нажила ли Маша детей в своих последовательных браках, это уж дело двенадцатое: женщина, пользующаяся таким спросом, имеет право пожить для себя…
Эти два явления — престижность брака и низкая рождаемость — связаны теснее, чем кажется на первый взгляд.
Почему нынешние женщины рожают мало? Причины разные, но одна на виду: престижность замужества и дефицит мужчин заставляют при выборе спутника умерять уровень притязаний — авось стерпится. Но навек привязываться к нелюбимому неохота. Вот и рожают одного, после чего делают длинную паузу, чтобы на случай большой любви? хвост? был покороче: с целым выводком надеяться не на что.
Укоренившаяся традиция существенно сказывается и на качестве входящих в жизнь поколений.
Всякое творчество успешно лишь при вдохновении. В сотворении ребенка вдохновение — любовь. А она выпадает нашим девушкам куда реже, чем хотелось бы.
Опросите сотню девятиклассниц, от кого они хотели бы иметь потомство. Подозреваю, что имена Олега Янковского, Бориса Гребенщикова, Андрея Макаревича и Павла Буре будут в списке фигурировать регулярно. А потом спросите этих же подрастающих невест, кто жаждет родить от алкаша Васи из соседнего двора — наверняка охотниц не обнаружится. Однако в реальности звезды культуры и спорта никак не отметятся в судьбе наших девушек — зато от алкаша Васи одна из них непременно родит. Скорей всего, этим не кончится: через короткое время брак с Васей рухнет, и освободившегося жениха подберет другая девушка, а там, глядишь, подоспеет и засидевшаяся в девках третья. За Васей же дело не станет, он готов плодить детей до упора, по той хотя бы причине, что уж он-то точно ничем не рискует: ни репутацией, ни имуществом, ни карьерой.
Кстати, имя всплыло не случайно: лет двадцать назад я знал компанию одиноких дам, при которой обретался именно Вася, который нигде не работал, ничего не зарабатывал, а существовал как раз за счет компании. Если у какой-то из дам возникала потребность в ребенке, Вася помогал ее оперативно решить — ни на отцовские права, ни тем более на отцовские обязанности Вася не претендовал. Был он личностью непритязательной, пил только на чужие (своих не имел), в закуске был скромен. Меня смущало лишь одно: а ну как дети унаследуют не только Васину покладистость, но и его? трудолюбие? Не знаю, как долго Вася боролся с демографическим кризисом в России, но боюсь, его вклад в генофонд нашей родины слишком уж велик…
Когда говорят, что за выращивание каждого ребенка надо матери платить как за высококвалифицированную работу, я, в принципе подобный шаг одобряя, все же опасаюсь: а не окажется ли через сотню лет Россия под завязку заполнена Васиными генами? Не унаследуют ли грядущие поколения исключительно Васины деловые качества? Кто работать-то будет?
Означает ли все изложенное, что я согласен с Александром, человеком с Территории, и готов дуэтом с ним оплакать погибший российский генофонд?
Нет. Не согласен. Решительно и категорически не согласен.
Я не социолог, не биолог, исследований не проводил, но на основании чисто эмпирических наблюдений готов утверждать, что на российских женщин жаловаться грех: наши красотки котируются и дома, и в обоих зарубежьях, ближнем и дальнем, здоровьем не обижены, продолжительность жизни не рекордная, но приемлемая. С мужчинами сложнее — виноваты хотя бы в том, что мало живут. Но ведь и мужиков с достойными генами, как видим, тоже хватает.
Так в чем же дело? Есть богатая возможностями пусть даже Территория, которую населяют полтораста миллионов человек. Есть достаточное количество носителей генофонда, которому иной народ позавидует. А качество нации — ухудшается…
Прошу простить за низменное сравнение. Но любой фермер, желающий улучшить кондиции стада, не покупает к ста коровам сто быков — хватает одного элитного. Мы не крупные рогатые, нам это не подходит. Но не дорого ли обходится нации суета женщин в борьбе за дефицит, за абы какого, но мужа? Не слишком ли опрометчиво доверяем мы покладистому осеменителю Васе заботу о качестве будущих россиян?
Похоже, корень зла в самой системе воспроизводства населения: российские женщины рожают не от тех, от кого хотели бы, к кому толкает мудрый порыв души и тела, а от тех, от кого получится. От тех, кто готов жениться или хотя бы обещает. Подозреваю, что какой-нибудь переходящий из койки в койку приживал один произвел на свет божий больше россиян, чем все наши шахматные чемпионы, вместе взятые.
Ладно, допустим, ситуация понятна. А дальше что?
А дальше самое сложное.
Прежде всего, мне кажется, нужно провести независимую экспертизу и четко определить, что нам угрожает: очередная демографическая яма, из которой через год-два благополучно выберемся, или подлинная беда. Если яма — не будем поднимать панику, понадеемся на кривую, которая до сих пор всегда вывозила. Если же и в самом деле катастрофа…
Катастрофа — событие чрезвычайное. И меры для ее преодоления тоже чрезвычайные. Что в этом крайнем случае предстоит предпринять?
Боюсь, тогда придется потесниться и традиционной морали, и привычной форме семьи. Процедура болезненная. Но если иного выхода нет…
Подобное в истории случалось.
Многоженство у мусульман было не прихотью женолюбивого пророка, а реакцией Мухаммеда на конкретную беду. В войне, которую ему пришлось вести, погибло множество соратников. А вдовы с детишками остались. Вот основатель ислама и предложил уцелевшим воинам взять обреченные семьи на себя.
Почему же впоследствии, когда демографическая ситуация выровнялась, многоженство не отмерло? Думаю, по причине, уже отмеченной: оно предполагало жесткую конкуренцию мужчин за право оставить потомство. Не этой ли сохранившейся конкуренцией и объясняется нынешний подъем ислама? Мусульманин не может себе позволить ни лень, ни пьянство, ни трусость — останется без женщины.
Полагаю, при многоженстве и у нас мужики без всякой оглядки на Церковь бросили бы пить: заставил бы жестокий отбор на рынке женихов.
Ну, и что теперь? Всем перейти в мусульманство? Президентским указом ввести гаремы?
Ничего вводить не надо. Нужно лишь спокойно принять то, что на практике вводится само. Не зря в буран бывалый ямщик бросал вожжи — умная лошадь сама найдет дорогу. Неплохо бы и нам поучиться у этого ямщика: жизнь не глупее лошади и уж точно разумней лихих политиков, убежденных, что без их законодательной чесотки и солнце не взойдет…
Уже сегодня сотни тысяч женщин предпочитают родить здорового ребенка от любимого мужчины, а не маленького инвалида от законного алкоголика. Людская молва к ним еще не добра, но уже терпима. На наших глазах создаются разные формы отношений мужчин и женщин, удобные и тем и другим. Может, и не стоит торопиться с их легализацией, но что мешает принять их как факт? Когда в Ингушетии хотят узаконить двоеженство, может, стоит отнестись к этому не как к потрясению основ, а как к полезному эксперименту? И если нечто подобное предлагает устроить в России вождь ЛДПР, нет ли резона серьезно обсудить проблему, а не предполагать заранее, что ничего, кроме крайней глупости, Владимир Вольфович рекомендовать не станет?
А самое разумное, опережая любые законодательные инициативы, внимательно присмотреться к тому, как живут люди в других землях. Планета велика, стран много, что ни город, то норов, и множество форм семейной жизни человечество уже перепробовало. Я во многом сомневаюсь, но в одном убежден: если какой-то народ веками следует даже странному, на наш взгляд, обычаю, значит, так жить не только можно, но и почему-либо хорошо — ведь люди себе не враги и изуверским правилам подчиняться не станут.
Наверное, может показаться, что я выражаю корыстно мужской взгляд на вещи: мало, мол, одной жены — гарем понадобился. Очень не хотелось бы опускать проблему на такой уровень полемики. Однако и на подобное вероятное обвинение готов ответить.
Дело в том, что гибкая форма семьи больнее всего ударит не по женщине, а по мужчине. Сегодня последний бездельник за себя спокоен: уж ему-то какая-нибудь баба точно перепадет. Завтра он эту уверенность может потерять. И придется как миленькому учиться, вкалывать, держать себя в форме, забывать о вредных привычках и срочно приобретать полезные: конкуренция ленивых не любит. Что же касается женской точки зрения — она, на мой взгляд, определенно и ярко выражена в замечательном рассказе Маши Арбатовой? Аборт от нелюбимого? и прекрасной песне Вероники Долиной, где дан эффективный рецепт от всех российских демографических напастей:
Когда б мы жили без затей,
Я нарожала бы детей
От всех, кого любила,
Всех красок и мастей…
Ну, а в самом критическом случае можно вспомнить из всех законов выпадающий, однако очень распространенный в мире обычай. Я имею в виду карнавал.
Показательно, что карнавал особо популярен в католических, с жесткой моралью, странах. Весь год люди живут размеренно и упорядоченно, придирчиво следя за нравами, не позволяя лишних вольностей. А потом вдруг на неделю или две сбрасывают все сдерживающие путы и отрываются по полной программе. И юные католички дефилируют по городским улицам, демонстрируя восхищенным согражданам все, чем их наградила природа.
Карнавал не просто сброс пара. Это шокирующе прекрасное напоминание непреложного факта, что человек — часть природы и законам общества не пересилить ее веления. Это предупреждение властям любого калибра: умерьте амбиции, ибо человека создали не вы. Это свинцовая гирька, которая уравновешивает ворох житейской соломы размером в пятьдесят недель.
Конечно же, две недели свободы проблемы российского генофонда не решат. Но представьте — только представьте! — карнавал длиной в пять лет, когда жизнь идет своей проторенной колеей и действует лишь одно исключение из традиций: одинокие женщины рожают детей, от кого хотят, и отказывать им в этом не принято. А дополнительные доходы бюджета идут не на квартиры депутатам, не на взятки паркетным аграриям, не на монументы, пугающие детей, а на самих детей. На тех детей, которые через двадцать лет сделают бессмысленными все разговоры о гибели российского генофонда.
Не исключу, что пьянство и безделье сразу же станут в нашем Отечестве глубоко не модными: миллионы российских мужиков не захотят остаться в стороне от престижного и приятного проекта…
Нынешняя цивилизация в мире — мужская. И если мужчины по той или иной причине перестают решать свои мужские задачи, страна рассыпается.
Отсутствие конкуренции губительно для всего живого. Не случайно советская промышленность выпускала удручающе некачественную продукцию. Не случайно монопольная партия, КПСС, быстро стала вороватой, трусливой и бездарной. Нынче миллионам российских мужиков нет никакой нужды напрягаться. Если у? среднего класса? своя триада — квартира, машина, дача, — то у тех, кто в? средние? не метит, — своя, легко доступная: бутылка, курево, баба. Ни бутылка, ни пачка сигарет в силу дешевизны стимулом созидательной деятельности служить не могут. А вот женщина — другое дело. Конкуренция в этой сфере заставит мужчину стать мужчиной. И в этом случае Федеральная территория очень быстро поднимется с колен.
Так что, надеюсь, мы с Александром еще поживем в России.