Немецкая сторона выделит на восстановление разрушенного во время Второй мировой войны храма более полутора миллиона долларов. Срок окончания реставрационных работ — 2006 год. Храм на Волотовом поле создан в 1352 году и считается одной из непревзойденных вершин русского архитектурно-художественного творчества. «Фрески церкви Успения на Волотовом поле принадлежат к числу выдающихся памятников древнерусского творчества, таких, как „Слово о полку Игореве“, церковь Покрова-на-Нерли, „Троица“ Рублева», — писал академик Алпатов. Во время Великой отечественной храм находился на линии фронта, и после войны от него остались лишь руины. По словам новгородских реставраторов, имеющих уникальный опыт восстановления руинированной живописи, сложность восстановления не только в том, что более полувека бесценные фрески пролежали под обломками самого храма и разрушались «в естественных природных условиях». Дело в том, что штукатурка с росписями упала от вибрации воздуха во время налетов еще до разрушения здания. И теперь для того, чтобы добраться до уникальных фресок, придется разбирать слои битого кирпича и камня, «сцементированные» временем. До недавнего времени практически никаких работ по восстановлению церкви не велось — разве что была осуществлена «консервация руин». И вот, заросшая бурьяном и полевыми цветами дорога к храму вновь проложена.
И российская, и немецкая сторона убеждены, что восстановление храма Успения на Волотовом поле находится «в русле политики двух государств, направленной на интеграцию». «У нас хватит воли, чтобы реализовать наши намерения», — считает министр культуры Михаил Швыдкой. «С российскими коллегами нас объединяет взаимопонимание по кардинальным вопросам», — продолжил эту мысль его немецкий коллега Юлиан Нида-Рюмелин. Перед подписанием соглашения министры двух стран посетили деревню Волотово, где находится разрушенная церковь. Затем отправились в реставрационную мастерскую, где господин Нида-Рюмелин увидел, как из мелких осколков фресковой живописи «волшебники"-реставраторы, основываясь на фотографиях тридцатых годов, воссоздают фрагменты сюжетов росписи.
«Я хотел бы приблизить тот прекрасный день, когда это уникальное творение вновь будет украшать древнюю новгородскую землю», — признался немецкий министр. Михаил Швыдкой, в свою очередь, детально погрузившийся в ход реставрационных работ — и проявивший в этом немалую осведомленность — резюмировал: «Сейчас мы пребываем в состоянии восхищения друг другом. Далее последует рутинная работа, которая поможет реализации наших намерений».
Скрупулезный интерес к храму громогласно демонстрировал и Никита Михалков, отнимавший у журналистов хлеб обилием вопросов. Никита Сергеевич даже взял на себя полицейские функции, свирепо цыкнув на телерепортера, взгромоздившегося на холмик развалин для большей обзорности.
Члены немецкой и российской делегаций, державшиеся улыбчиво и раскованно, не скрывали, что вопрос — скорее политический, нежели культурный. Пока, во всяком случае публично, стороны избегают говорить о законе о реституции, так и не принятом в России. Тем не менее, по просьбе автора этой заметки, господин Нида-Рюмелин достаточно ясно обрисовал позицию ФРГ:
— Согласны ли вы с позицией российской стороны считающей, что вопрос о возвращении каждой «перемещенной ценности» должен обсуждаться двусторонней комиссией? Таким образом принятие закона о реституции отодвигается на дальний план.
— Я был бы рад, если бы нам удалось найти именно общее решение вопроса о перемещенных ценностях. Я, кстати, не слышал от своих коллег, с которыми нас связывает искреннее взаимопонимание, принципиальных возражений против единого решения. Но пока этот вопрос на повестке дня не стоит. Я процитирую слова федерального канцлера ФРГ Герхарда Шредера, который считает, что нужно быть терпеливыми и относиться к этой теме без излишних эмоций, рассматривая сегодня каждый случай в отдельности — но в общих рамках нашей политики. Я хотел бы подчеркнуть: культура России, ее история — это неотъемлемая часть общеевропейской. И потому все, даже самые драматические вопросы, связанные с историей этой культуры, надо решать так как это делается в Европе.
