Известия | Александр Архангельский, Георгий Бовт | 11.05.2002 |
23 июня Патриарх Московский и всея Руси Алексий II прибывает в Белоруссию; он посетит Брест и Гомель — в то самое время, как предстоятель католической церкви начнет визит в Украину. Две крупнейшие (после России) славянские страны с преобладанием православия оказываются символически разделенными. Гость одной — папа, другой — патриарх, и они, как Восток и Запад, не сойдутся друг с другом. А то, что поездка Его Святейшества, противонаправленная папскому визиту, посвящена двойной трагедии — 60-летию начала войны и 15-летию чернобыльской катастрофы, — придает ей особенно драматический подтекст
Пятнадцатый патриарх (патриаршество было учреждено на Руси в 1589-м) — самый динамичный из всей череды русских «святейшеств». Несмотря на возраст — 71 год, несмотря на перегрузки. За время своего служения, с 10 июля 1990-го, он посетил 80 епархий из 124 находящихся в его каноническом ведении. Для него эти поездки не просто исполнение «служебного долга»; о нем не скажешь: «…дозором обходит владенья свои». Во время своих визитов он молчаливо изучает реальность вверенной ему церкви, как бы прислушивается к ней — и соразмеряет с ней свои действия. Он очень осторожен. Хотя, если все та же реальность вынуждает, способен на резкие и практически единоличные шаги — как было 19 августа 1991 года, когда он фактически поддержал Ельцина.
Патриарх Алексий II — православный странник, облеченный высшей церковной властью; он — религиозный политик, связанный обстоятельствами времени и места; он — создатель и заложник внутрицерковной реальности. И чтобы отделить от этой реальности его личную позицию по большинству актуальных проблем современной жизни, включая отношения с папой римским, нужно прежде всего разобраться в хитросплетениях биографии Алексия II.
Будущий патриарх, в миру — Алексей Михайлович Ридигер, родился 23 февраля 1929 года в Эстонии. Очень важно понять, что происходит он не просто из глубоко верующей православной семьи и не просто из среды эмигрантов первой волны. Его отец рано перебрался из Питера в Таллин, а мать, уроженка Ревеля, вообще никуда и ни от кого не бежала. История распорядилась таким образом, что из гражданки Российской империи она однажды превратились в гражданку буржуазной Эстонии.
Так что Алеша Ридигер избежал надлома, который затронул сознание большинства его верующих сверстников. И практически всех нынешних «товарищей по несчастью», членов Святейшего синода. Он не чувствовал себя изгоем, как «поповичи» в СССР. И не ощущал себя изгнанником — как дети эмигрантов. Он просто рос нормальным православным ребенком в нормальной буржуазной стране. Пускай и не лишенной некоторого националистического надрыва. Для него делание веры и восприятие жизни с самого начала связались с идеей естественности. Эту естественность поведения, мысли, служения видно до сих пор невооруженным взглядом.
Патриарх в самом прямом смысле слова патриархален.
Но в 1940-м Эстонию захватил СССР, затем — немецкая оккупация, потом вновь советские войска… И началась совсем иная жизнь. Русская подневольная церковь испытывала после войны чудовищный «кадровый голод»; талантливый, искренне верующий и хорошо образованный юноша обречен был попасть в карьерную обойму. Рукоположенный в 1950-м, иеромонах Алексий в 1961-м стал епископом Таллинским и Эстонским; в 1964-м — заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений, в том же году — архиепископ Алексий (Ридигер) утвержден в должности управделами Московской патриархии и введен в состав Священного синода.
Что это были за времена для Русской православной церкви — пояснять излишне. Хрущевская оттепель, давшая глоток свободы шестидесятникам, обернулась тотальным гонением на веру; Никита Сергеевич, не тем будь помянут, задался целью извести православие на корню. И тот, кто подобно Алексию (Ридигеру), ставшему в 1968-м митрополитом, участвовал в управлении церковными делами, не мог не лавировать, не осторожничать, не принимать правила игры. Обвинять его в сотрудничестве с КГБ глупо; указывать на пример того же папы римского, который вел себя в социалистической Польше иным образом, — нечестно. Не потому, что сотрудничать хорошо. А потому, что в СССР не было православной паствы, нацеленной на сопротивление режиму. Если бы верующие были настроены иначе — иначе вели бы себя и митрополиты. Но и отрицать все печальные следствия такого расклада бессмысленно. Живя по горло в грязи, чистоту не сохранить.
Так на естественную основу личности начала налипать советская опытность; изначальное чувство свободы неразделимо смешалось с привычкой к порабощенности. И тут грянула перестройка.
Какие надежды возлагались на нее в церковной среде! Тот же Алексий II, избранный патриархом, в своей интронизационной речи призывал к возрождению церковного образования, к союзу с культурой, много еще к чему. Но вот уже десять лет как Горбачева нет у власти; церкви вернули множество соборов, монастырь теперь имеется в каждом уважающем себя уезде. А союза с культурой нет как нет. И с образованностью тоже не все в порядке. В результате экономических потрясений и социальных катаклизмов в церковные врата влился деклассированный поток потерявшихся людей, которые ищут в церковной жизни не столько дорогу к вечности, сколько скорую психиатрическую помощь. Причем ищут весьма своеобразным способом — агрессивно навязывая церкви свою темноту, свой панический страх, свою советскую склонность к доносительству…
Именно это видит патриарх во время своих бесконечных странствий по епархиям. Именно с этим настроением он вынужден считаться. Потому что идти наперерез обстоятельствам не намерен.
Разумеется, усматривать главную причину его отказа от свидания с папой в этом «сопротивлении человеческого материала» неверно. Есть и собственно религиозные причины, и ревность (которая очевидна и в конфликте Москвы с Константинопольским патриархатом по вопросу о судьбе эстонских православных приходов, родных для патриарха). И все же эта причина имеется. Каков приход, таков и поп. Патриарху встречаться с папой никак нельзя, иначе многие приходы перестанут его поминать, выйдут из канонического подчинения, начнется раскол. А со специфическим политиком Лукашенко — можно.
Таковы сегодняшние реалии российского православия. В этих обстоятельствах Его Святейшество должен демонстрировать последовательность и жесткость в отношении к Риму. Ни шагу назад. Как в Брестской крепости. Но и ни шагу вперед. Как в Чернобыле.