14 июня 1998 г. жители Болоньи стали свидетелями необычной церемонии: прибывший из Парижа гроб с прахом русского аристократа, графа Шувалова, был торжественно помещен в одну из самых пышных городских церквей, в барнабитскую базилику Сан-Паоло Маджоре.
Устроители церемонии отцы-барнабиты предварительно переоборудовали под усыпальницу одно из прежде пустовавших помещений церкви, дав ему название? экуменическая капелла?. Новое место упокоения Шувалова украсили иконами в русско-византийском стиле; крышку саркофага в память о родине графа изваяли из петербургского гранита. Итальянская эпитафия на саркофаге гласит: ?Отец Григорий-Августин-Мария Шувалов / барнабит / родился в С.-Петербурге 25 октября 1804 года, скончался в Париже 2 апреля 1859 года / перезахоронен в Болонье 21 июня 1997 года / апостол единства христиан?.
При освящении усыпальницы болонский архиепископ Джакомо Биффи в проповеди вкратце разъяснил причину такого почитания: ?Отец Шувалов оставил нам образчик святой жизни. <> Это была великая душа, с необыкновенным послушанием позволявшая Духу Божию вести себя по тропам прихотливым и трудным. Из России, родной земли, к которой о. Шувалов всегда был глубоко привязан, Провидение привело его в Италию, а затем, к концу жизни, — в Париж, где он и скончался, в последний свой миг молясь о родине?.
Некоторое время спустя рупор Ватикана? Оссерваторе романо? отвел Г. П.Шувалову целую полосу с заголовком? Пионер экуменизма новых времен?.
Так биография преобразуется в агиографию. Барнабиты, впрочем, и не скрывают надежд на скорейшее причисление своего собрата к лику блаженных.
Выходец из одного из самых блестящих российских родов, Григорий рос и созревал в привычной для его эпохи атмосфере, где не находилось места религиозной проблематике.
Отец определил Григория учиться в престижный иезуитский колледж в Петербурге (какое-либо религиозное образование там не разрешалось). Обучение юноша продолжил за границей, в протестантском колледже в Швейцарии, затем — в Пизанском университете. Во время учебы он стал убежденным материалистом. В 1823—1826 гг. Григорий служил в гусарском полку, в 1824 г. женился и по выходе в отставку опять уехал в Европу, в полюбившуюся ему Италию.
За рубежом он начал литературную деятельность, сочиняя сонеты и другие стихотворные формы в духе своего кумира Шиллера. Граф воспевал (по-французски) итальянские пейзажи, города, произведения искусства. Шувалов, вероятно, мог бы стать неплохим писателем: до принятия монашеского сана он опубликовал в 1853 г. под псевдонимом Пьер де Ланси роман? Фабио?, тепло принятый в кругу знакомых.
Глубокий религиозный кризис вызвала семейная драма: в Италии скончался один из его сыновей; там же умерла (в 1841 г.) его молодая жена София, урожденная графиня Салтыкова. В своих мемуарах, уже иноком, Шувалов подробно описал эти трагические дни: выполняя последнюю просьбу жены, он ходил по венецианским церквям и пытался молиться, но у него ничего не выходило…
Раздавленный горем, молодой вдовец стал читать книги, которые прежде не брал в руки: Евангелие, творения отцов Церкви, ?Исповедь? блаженного Августина, ?Петербургские вечера? Жозефа де Местра. Постепенно в его душе зародилась и окрепла вера. В 1843 году он вновь стал христианином. Но — католиком.
Почему?
Возможно, сказалось влияние его заграничного окружения и дружба с активной католичкой С.П.Свечиной, державшей в Париже прозелитствующий салон, и западная культура Шувалова, писавшего преимущественно на французском и немного на итальянском и совсем не знакомого с русскими традициями (уже священником он встретил за границей одну соотечественницу, принявшуюся упрекать его за отступничество; ?Я моей религии не знал совершенно, — оправдывался патер, — меня раз в год приобщали, вот и все?).
Граф погрузился в политические дела своей второй родины, Италии. Шувалов знакомится со многими деятелями Рисорджименто и даже пишет (опять-таки по-французски) обращенный к итальянской нации манифест с призывами сбросить австрийское иго.
В начале 1850-х гг. Шувалов сблизился с орденом барнабитов, в ту эпоху — одним из наиболее социально активных и либеральных братств, и в 1856 г. в Милане принял монашество и два новых имени — Мария, в честь Богоматери, и Августин, в честь почитаемого им автора? Исповеди?. Через год в Монце его облекли в священнический сан.
В середине XIX в. полемика между русским православием и католицизмом достигла апогея, и переход из одной конфессии в другую (тем более принятие священнического сана) вызывал тогда шумный резонанс и тенденциозную трактовку с обеих сторон.
В России граф был объявлен персоной нон-грата, что его глубоко травмировало. Даже его дети, им же приобщенные к католичеству, впоследствии осудили поступок отца. Дочь Елена, в замужестве Скарятина, вернувшаяся затем в православие, на склоне лет сочинила трактат о том, как барнабиты? совратили? ее родителя. Сын Петр с неодобрением смотрел, как новопостриженный барнабит тратит семейные средства (и все свои силы) на сооружение монастырского подворья в Париже.
Католическая Церковь представляла русского графа как образец правильного поступка? схизматика?. Хотя сам Шувалов, как впоследствии Вячеслав Иванов, полагал, что он родной вере не изменяет, а лишь ее? дополняет?, католики трактовали его переход как возвращение из раскола в истинную Церковь. Как о триумфе католицизма об этом пишет, например, аббат Боннар. Первое посмертное жизнеописание, составленное отцом Инноченте Гобио, тоже не лишено пафоса прозелитизма.
Автобиография графа-барнабита ?Мое обращение и мое призвание?, выразительная, на прекрасном французском, посвящена преимущественно обретению христианской веры вообще. Первые три главы автор первоначально не предназначал для печати. Написанные сразу после обращения, они были неким духовным дневником. Однако, вне сомнения, мемуариста мучал его уход из православия, и он прямо и косвенно старался это оправдывать. ?Есть один Христос, должна быть одна Церковь?, — повторял он неоднократно.
Итоговый труд жизни он посвятил? своим дорогим соотечественникам?, поясняя, что публикует его, ?ибо из глубины сознания мощный голос призывает разъяснить моим братьям мотивы, приведшие меня к соединению с католической Церковью и к добровольному изгнанию?.
Умирая, отец Августин-Мария завещал? молиться за Россию?. Этой молитве он придавал особое значение: незадолго до смерти барнабит основал? Ассоциацию молитвы перед Девой Марией ради единства Церкви?. В воспоминаниях он говорил об этом так: ?В монашеской жизни любишь больше, чем в миру, — любишь больше и лучше. Конечно, я всегда любил мою родину, но лишь иночество научило меня любить ее по-настоящему. Прежде с духовной точки зрения она меня не беспокоила, и я мало молился за Россию. Но теперь, в уединенной тиши, моя молитва всегда имеет двойную цель: собственное спасение и восстановление религиозного единства с этим великим и щедрым народом?.
Идеей подобных медитаций барнабит увлек своего ученика, отца Чезаре Тондини де Кваренги, потратившего много сил на? возвращение? России к единой (католической) Церкви в соответствии с клятвой, данной у гроба учителя.
Несомненно, Шувалов мучался разделением Церквей, можно сказать, что это разделение прошло через него самого.
Время изменилось: после II Ватиканского собора (1962−1965) католики больше не считают православных схизматиками, а все православные догмы и обряды признают? равночестными?. Задним числом молитвы Шувалова об объединении Русской Православной Церкви с Церковью Западною теперь признаны? экуменическими до экуменизма?. Об этом объединении молятся сейчас, и молятся болонцы — дважды в месяц настоятель базилики Сан-Паоло Маджоре собирает своих прихожан перед гробом? апостола единства христиан?.
?Иконостас? над гробом барнабита представляет собой цельную программу: здесь изображены Ветхозаветная Троица (в духе Рублева), Божия Матерь? Умиление?, блаженный Августин, святитель Амвросий Медиоланский и другие святые, чтимые православными. Но здесь же — Антонио-Мария Дзаккария, основатель ордена барнабитов, Франсуа де Саль, Алесандро Саули, для восточных христиан совсем не известные. Так же, как им неизвестен и падре Августин-Мария, в миру граф Григорий Петрович Шувалов.
Болонья — Флоренция
