-Уважаемый Магомед-Мухтар, по какому признаку разделились мусульмане Дагестана?
— Много непонимания. Если бы все люди понимали ислам, то не было бы разделения.
— А в чем непонимание ислама?
— То, какая послана религия, как нам перенесли ее суть, они не понимают.
— В Дагестане говорят, что мусульмане делятся на тех, кто принадлежит к тарикатам, и на тех, кого называют ваххабитами. Как бы вы определили, в чем особенность тех, кто следует тарикату, и в чем особенность тех, кого называют ваххабитами?
— Их трудно разбирать, потому что люди говорят — это ваххабистский, а другие говорят — нет. Каждый по-своему. Я кому-то говорю: ты не пей. Пить нельзя, Коран запрещает. Если на него это действует — он молчит. А если не действует — он меня ваххабитом называет. А другому говорю: не воруй, мусульманин должен честным быть. Если ему это не нравится, он говорит обо мне: это ваххабит. Когда я смотрю историю ислама, ваххабиты — это фундаменталисты — это первая ветвь Пророка. Ваххабизм — течение ислама. Журналисты говорят: ваххабит — террорист, ваххабит — бандит. Это неправильно, если честный ваххабит, фундаменталист, он не должен быть террористом, бандитом, он честным человеком должен быть.
— В чем была проблема тех, кого в Дагестане называли ваххабитами?
— В начале было так. Людей, которые были с оружием, стали называть ваххабитами.
— Вооруженный конфликт был неизбежен? Мог ли карамахинский или кадарский джамааты избежать конфликта или люди были настроены на войну?
— Ну я сейчас не знаю.
— Как журналист я там бывал, я их знаю. Сейчас многие говорят, что они с самого начала были настроены на войны. Но у меня складывалось впечатление, что их толкают к войне.
— У меня тоже так. Конечно, кто-то их толкал. Сначала у них хорошая религия была. Я им говорил: «Ислам очень чистый, очень мирный, очень добрый». Поэтому, если мы покажем такую доброту, чистоту, честность, религия сама собой поднимется, против нее никто возражать не будет.
— Как вам кажется, этот конфликт был связан с тем, что у них был конфликт с тарикатами? Они же выступали против тарикатизма.
— Некоторые вещи, конечно, были. Мне казалось, их просто обманули, если бы их не обманули, ничего бы не было. Невозможно было бы все это. Несколько раз мы с ними беседовали об этом.
— Как вы оцениваете позицию Духовного управления мусульман Дагестана в этом конфликте?
— Было бы хорошо, если б мусульмане между собой мирно разобрались… Мне кажется, если бы Духовное управление было достаточно хорошим, то этого бы всего не получилось…
— Глава Госсовета Магомед Али Магомедов и мэр Махачкалы Саид Амиров встречались с карамахинцами. Они даже подписали с ними договор о том, что будут уважать их веру, шариат. Почему все это кончилось неудачей?
— Я не знаю, когда Магомед Али встречался с ними, я только слышал об этом. Я знаю, как нас позвали. Мы начали переговоры, сели за круглый стол. Решали, как сделать, чтобы мир был, а не конфликт, чтобы мусульмане дружили. Но они уже не хотели… Они сказали, что у них будет собрание через 10 дней. Пообещали меня предупредить, но так и не предупредили. Это произошло в июле 1999 года, за месяц до войны.
— Говорят, что Духовное управление мусульман целиком находится под влиянием тарикатов и поэтому переговоры были в принципе невозможны.
— Да они сторонники Саида-афанди из Чиркея.
— И поэтому переговоры были невозможны? А джамаат был готов к переговорам?
— Этого я не знаю, я знаю, как Магомед Али вел переговоры, но подробностей я не знаю. С Духовным управлением я не говорил. Они не вызвали меня и не вели переговоров.
— То есть инициатива переговоров исходила от светских властей?
— Если бы меня вызвали в Духовное управление и поручили переговоры, я бы пошел. Я простой человек. Но оно ничего не хотело, и мне ничего не говорили.
— Как сегодня, по-вашему, нужно исполнять шариат?
— Шариат — рамки закона Всевышнего. То, что Коран запрещает, мы делать не должны. То, что в законах Корана есть, мы должны соблюдать, если это российских законов не нарушает. Если большие суммы воруют — надо руки отрезать, но закон России это запрещает, поэтому мы этого не должны делать.
— Есть ли такой хадис Пророка, который говорит, что если закон государства не совпадает с предписаниями Корана, то это можно не делать?
— В том случае, если закон не обязывает делать запрещенные Кораном вещи. Я так считаю.
— Если эти вещи не противоречат совести мусульманина?
— Например, если закон государства запрещает намаз делать, то мы будем в любом случае его делать. Если бы у нас была исламская республика, то все жили бы только по Корану. Но у нас не исламская республика. Вот, например, одного шафиитского имама спрашивают: «Должна ли женщина паранджу надевать»? Он отвечает: если власть исламская, то она обязана, если не исламская — демократическая или другая, то не обязана. Нам очень трудно узнать из Корана самим, что именно надо делать. Поэтому надо слушать, что говорят имамы.
— Кто вас учил исламу?
— Отец, и преподаватель был. Мне преподавали исламскую науку наши дагестанские специалисты по исламскому праву.
— И такая система была повсеместно?
— Да, так было по всему Дагестану. У нас многие люди знали в советское время и шариат, и фикх. Только явно об этом не говорили.
— Вы читаете на арабском свободно?
-Чего не знаю, смотрю в словарях. Вот у меня есть русско-арабский словарь Баранова — очень хорошая книга. Когда я встречал знающего человека, то к нему обращался за советом. Когда Ахмад-кады Ахтаев жив был, я у него спрашивал.
— Он очень хорошо знал русский, русскую литературу…
— Он не любил вооруженных людей. Он всегда за мир выступал.
— Он также выступал за шариат.
— Он справедливо указывал радикалам на ошибки. Если ошибки есть, их надо исправлять, а не изображать принципиальность.
— Всегда ли в Дагестане был жесткий шариат?
— Нет, раньше особенно жестко не было…
— Женщины раньше в XIX веке с закрытыми лицами ходили?
— Нет, не было такого у нас никогда.
— Например, говорят, что мусульманам надо носить специально укороченные штаны, бороду…
— Бороду, конечно, желательно. У пророка есть хадис, в котором сказано, что надо бороду оставлять. Поэтому очень боялись бороды стричь. Но оставлять бороды раньше не запрещали.
— В Дагестане часто отмечают мавлид, день прославления Пророка. Что вы думаете про мавлид?
— Есть мусульмане, которые считают, что не надо его праздновать. Что получается показуха.
— Например, ваш дед отмечал мавлид?
— Нет дед, мне кажется, не делал. Потому что он боролся за исламские обычаи, а нововведений не было. А то начинают только стихи на арабском читать, а людям это непонятно.
— То есть прежде чем делать мавлид, нужно знать биографию Пророка?
— Да, надо знать, как он жил, что делал, рассказывать об этом другим. А не просто выкрикивать непонятные другим арабские тексты. Тем более я не соглашаюсь, когда это делают после похорон. Смысл изменился. Мавлид — это день рождения Пророка. А сейчас мавлид уже делается и на похоронах, и даже на свадьбах. Очень много люди делают того, что в книгах не написано. Например, человек умрет, и начинают корову резать, кушают, устраивают поминки. Имам Шафии это запретил. Вот о тех, кто не хочет этого делать, и говорят, что они ваххабиты. Живет бедный человек, у него одна корова, ему надо еще вырастить корову, чтоб она молоко дала, или бык у него один есть, а ему говорят, что после смерти всех животных надо резать. А как потом людям жить?
— А почему нельзя молиться на кладбище?
— Многие имамы считают, что Пророк на кладбищах не читал молитвы, и мусульманам нельзя их читать. А другие читают и полагают, что можно.
— А зикр мусульманину можно делать?
— Обязательно везде и всегда. Зикр — это воспоминание об Аллахе. Если вечером зикр не делаешь, целую ночь в руках шайтана пребываешь. Если утром зикр не делаешь, целый день в руках шайтана пребываешь. Где бы ты ни был, что бы ты не делал, хоть дома, хоть в машине надо обязательно Аллаха вспоминать.
— Обязательно ли мусульманину нужно быть членом какого-то тариката?
— Человек должен мусульманином быть и исполнять Коран, слушать более знающего человека, у которого он мог бы спросить по исламу.
— Но учитель не обязательно должен быть из тариката накшбандийя или кадирийя?
— Нет, просто учитель должен быть, неважно из тариката или нет.
— Насколько влиятелен учитель? Может ли он вмешиваться в жизнь ученика?
— Такого мы не видим у нас. Мы этого ни в хадисах не встречаем, ни в Коране не видим. Если амир по Корану говорит — хорошо, а если просто так, от себя — почему я должен ему подчиняться? Если правильно делает по исламу — надо подчиняться. А если неправильно ведет людей — никому не нужно подчиняться. Я так считаю. Люди ошибаются. Если человек ошибается, говорит Пророк, а потом раскаивается — хороший человек. Не ошибающихся людей не бывает.
— Вы когда-нибудь разговаривали с духовным лидером ваххабитов Багаутдином Мухаммедом из Кизилюрта? В чем его позиция, ошибки или правота?
— В 1991 году видел его. С тех пор не видел. Я не могу сказать, что он плохой человек, но наверняка он ошибался. Политикой сильно увлекался. Но в это время я с ним уже не встречался.
— Когда они затеяли хиджру — уход в Чечню, это был правильный путь или надо было попытаться найти общий язык с мусульманами здесь, а не убегать? Что-то угрожало в Дагестане мусульманам?
— Нет. Не знаю ничего, чтобы им угрожало. Надо идти мирно, честно, без оружия. Если бы мы показали себя мирными, честными людьми, то люди бы поняли и пошли за нами. А когда оружие применяют, то кто тебя будет слушать? Или в других странах нет власти что ли? А кто поехал в Чечню, там разве другая власть? Я бы не советовал никому уезжать. Там, где ты родился, учись, честным будь и свою семью направляй, чтоб все честными были.
— В Дагестане есть повод для джихада?
— Нет, конечно. Ислам не запрещают, разрешают молиться, учиться, хадж не запрещают… У нас после войны только запреты появились и преследования. Я никому не советую уходить со своей родины. Ислам надо понимать и мирно объяснять людям.
— В чем была главная проблема карамахинцев?
— Их обманули, любой человек, даже семилетний ребенок знает, что такое Россия, и ее победить невозможно. Вот этого они не знали, и их обманули.
