Истории отлучения Льва Николаевича Толстого посвящено много трудов, размышлений и исследований. Но трудно сказать даже сейчас с абсолютной уверенностью, что же стало решающим в этом эпохальном событии.
Его отношения не только с Церковью, но и с мирской властью были всегда сложны и полны противоречий. Его философия была не только трудна для понимания, она была еще очень неудобна властям.
Что могла власть противопоставить Толстому? По масштабности государственной мести — очень немного: жесткую цензуру и противостояние публицистов. После решения Синода об отлучении Толстого от Церкви МВД издало секретный циркуляр, запрещавший газетам выражать сочувствие писателю или осуждать Синод.
Толстой к тому времени был настолько канонизирован в умах человечества, что оказался по мирским меркам для власти просто недосягаем. А.С.Суворин даже записал в своем дневнике: ?Попробуй кто тронуть Толстого. Весь мир закричит…? И тут власть вспомнила о Церкви, сила влияния которой на общество была очень велика. Вернее — о не менее сложных взаимоотношениях самого Толстого и духовенства.
Первый раз Толстой усомнился в непогрешимости церковных догм, будучи еще подростком: он перестал посещать церковь в 16 лет. Вторично он вернулся к религии после своего духовного кризиса 1887−1889 гг., стараясь найти для себя ответ на вопрос: ?Как жить? И вновь порвал с Церковью, так и не найдя в ее учении ответа.
Разумеется, Лев Николаевич не был атеистом и, выступая против Церкви, верил в бытие Божие. Но взгляд на Бога и дела Божии у Толстого был особенным и обособленным.
Сам Толстой в своем? Ответе Синоду?, принятом всем православным обществом с огромным сочувствием к нему, писал: ?То, что я отрекся от Церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему…?
В этом? Ответе? Толстой ясно и доходчиво объяснил свои мотивы, вызвавшие разногласия его с церковным учением. Если говорить очень кратко, Толстой смотрел на священников как на людей мирских, состоящих из такой же плоти, как и все остальные, но почему-то при этом возведших церковные обряды и учения в ранг непререкаемых таинств, о неподчинении которым остальные не могли и помышлять. Он говорил: ?Ужасно, главное, что люди, которым это выгодно, обманывают не только взрослых, но, имея на то власть, и детей, тех самых, про которых Христос говорил, что горе тому, кто их обманет?.
Никогда Толстой (как иногда утверждают некоторые исследователи) не навязывал свой образ веры обществу — напротив, его разногласия с Церковью были очень личностны, а потому скорее трагедийны для него:
?Я не говорю, чтобы моя мера была одна несомненно на все времена истинна, но я не вижу другой — более простой, ясной и отвечающей всем требованиям моего ума и сердца; если я узнаю такую, я сейчас же приму ее… Вернуться же к тому, от чего я с такими страданиями только что вышел, я уже не могу, как не может летающая птица войти в скорлупу того яйца, из которого она вышла?. Как понятно Толстой объяснил то частное и личное, что многие даже сегодня стараются свести к общему, по сути обвиняя его в богохульстве! Не понимать этой очевидности могут лишь те, кто понимать, а значит, и принимать мир Толстого просто не хотят.
Поэтому отказ РПЦ в лице Патриарха всея Руси Алексия II даже обсудить этот вопрос не может сегодня остаться без комментариев. И потому, что деликатность и некоторая интимность обращения праправнука писателя Владимира Толстого к Церкви были ею самой нарушены (его письмо так и осталось без ответа), что позволило сделать это обращение гласным (см. ?РМ? No.4359), и потому, что этот отказ не внес ясности в отношения Церкви и Толстого.
По сути, отказывая в успокоении души великого писателя, Алексий II принял самую удобную позицию, повторив то, что было уже заявлено когда-то Церковью: дескать, Толстой сам отказался от Бога… Хотя и тогда митрополит Антоний неоднократно пытался уговорить Толстого изменить свое отношение к Богу. 4 ноября 1910 г. он даже послал писателю телеграмму с таковой просьбой, но Толстому ее не показали близкие. Может быть, Патриарх не читал толстовского? Ответа Синоду? Вряд ли… А если читал — мог ли не понять того, что хотел донести до нас Толстой? Тоже маловероятно… Но, может быть, РПЦ таким своеобразным способом хочет убедить нас в своей вековой приверженности святым принципам? Что ж, можно поговорить и на эту тему…
Начать следует с недавней канонизации Николая II. Видимо, поддавшись импульсу власти, Церковь канонизировала человека, который несет полную ответственность за то, что Россия из великой державы на долгие годы превратилась в социалистический лагерь в прямом смысле слова.
Достаточно вспомнить лишь Григория Распутина и оценку, данную ему как-то Николаем II в разговоре с одним из своих адъютантов: ?Он всегда умеет сказать мне то, что мне нужно услышать…? — какая историческая масштабность мышления! Более того, император искренне считал Распутина? Божьим человеком?, ?светочем?! Люди же, пытавшиеся убедить Николая в обратном, подвергались опале. Даже родной матери, взывавшей к разуму сына, Николай отвечал: ?Клевета. Впрочем, на святых всегда клевещут…? Просветления не наступало. Пришла смута…
Именно этой смуте Россия, ко всему прочему ввязавшаяся в заведомо обреченную войну, обязана приходу к власти большевиков. Их лидер, Ленин (крещеный и дворянин), презревший все христианские каноны, до сих пор не предан земле (наверное, потому что он и сейчас? живее всех живых?), как, впрочем, и его соратники, нашедшие вечный приют в кирпичах кремлевской стены. Я никогда не слышал, чтобы Церковь предавала их имена анафеме…
Впрочем, Бог с ней, с нашей недавней историей. Сегодня она достаточно подробно и более правдиво описана, что, впрочем, делает ее еще страшнее и карикатурнее. Можно и нужно поговорить и о днях нынешних. Например, о том, что в одном из российских храмов (о чем многократно писали газеты) висит дар прихожан — колокол, на котором написано? От солнцевской братвы?, то бишь бандитов из московского района Солнцево, отлитый на деньги явно криминального происхождения. Но по церковным праздникам он звонит так же звучно, как когда-то колокола храма Христа Спасителя, построенного действительно на народные пожертвования и сторонниками Ленина-Сталина взорванного.
Можно вспомнить и о закупаемых заранее бандитами местах собственных последующих захоронений, например близ Печор, где исстари хоронили лишь святых. А не лишенные кротости сцены окропления святой водой? шестисотых? бандитских мерседесов подле храмов? Для нынешней России это почти уже традиция. Да что? мерседесы?… Сегодня церковная знать, настойчиво напоминающая всем, что она отделена от государства, которым на самом деле обласкана (и с которым здоровается за руку), сама мчится к своей пастве на тех же? мерседесах? с? мигалками?, спецномерами, в окружении сотрудников очень даже государственной Федеральной службы охраны. Уж кто-кто, а патриарх Алексий об этом знает не понаслышке.
А сколько неотпетых солдат лежит в Чечне, посланных туда единоличным решением светской власти! Я ни разу не слышал, чтобы имена этих чиновников и генералов были осуждены нашей церковной верхушкой. И вряд ли услышу…
О коммерциализации нынешней русской Церкви сказано сегодня, наверное, столько же, сколько и о нравах, царящих среди церковного люда. А на днях митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев) предложил государству отчислять отделенной от него церкви… часть своего бюджета из подоходного налога россиян (см. ?РМ? No.4359).
Если Русская Православная Церковь видит свою главную заботу в том, чтобы поучаствовать в дележе государственного бюджета, то и в самом деле — до Льва ли Николаевича Толстого ей сегодня дело?
И как тут не вспомнить снова слова великого писателя: ?Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей Церкви, теперь же люблю истину более всего на свете…?
Москва
