На этой неделе религиозные евреи не едят хлеба и не пьют пива. Каждый вечер за праздничным столом они проводят особые обряды, едят мацу и пьют кошерное вино. Так отмечается Песах — еврейская пасха. Накануне самого значительного иудейского праздника корреспондент LОГ¦ встретился с главным раввином России Берлом Лазаром.
— Песах — праздник свободы, освобождения из египетского рабства. Что это значит для нас, сегодняшних, вроде бы вполне свободных людей?
— Если вы ощущаете себя свободным — это уже очень хорошо. Я думаю, что Россия — именно то место, где лучше всего можно прочувствовать этот праздник. Помню, в детстве, когда я бывал на праздниках в Италии или в Америке, за пасхальным столом всегда оставляли один стул свободным. Говорили, что этот стул — для наших российских собратьев, которые не могут в этот вечер собираться и отмечать праздник так, как положено. То, что произошло здесь за последние десять лет, — это по сути новый выход из рабства. Сегодня можно спокойно вывешивать на улицах Москвы плакаты Lмаца из Израиля¦ - и не бояться этого. Россия стала другой, евреи чувствуют уважение государства и общества.
— Предание гласит: прежде чем войти в землю обетованную, вырвавшийся из плена народ 40 лет бродил по пустыне, чтобы умерли последние люди, помнящие рабство. После исхода из советского рабства прошло 10 лет. Как вы думаете, рабское сознание еще живо?
— Мы пока еще только на пути из рабства. Мы уже не боимся ходить по улицам в кипах, но пока еще стесняемся своей национальности.
— До начала 90-х в России существовал государственный антисемитизм — теперь это признают все. Времена изменились. Тем не менее мы и сейчас не видим внятной реакции властей на антисемитские акции — в частности, на недавний погром в рязанской школе.
— Рязань — случай очень неприятный. Мне было особенно больно: председатель местной общины — мой близкий друг. К сожалению, должной реакции на это властей не было. Есть, конечно, и обратные примеры. В Нижнем Новгороде и Самаре осквернители кладбища были выявлены и привлечены к ответу. Но в целом вопрос об антисемитизме в нашем обществе не исчерпан. Особенно в областях Lкрасного пояса¦. Впрочем, наверху, по моим ощущениям, есть понимание этой проблемы, и думаю, вопрос потихоньку будет решаться.
— Российские власти демонстрируют дружелюбие к иудейской общине, президент Путин посещал ваш центр в Марьиной роще. Но одновременно звучит великодержавная риторика, православные иерархи настаивают на близости к власти, в тексте гимна появляется строчка Lхранимая Богом родная земля¦. Вас не настораживает стремление РПЦ сделать православие государственной религией, получать бюджетное финансирование, ввести Закон Божий в школьную программу?
— То, что церковь хочет получить помощь от государства, — вполне оправданно. Ведь и сами служители культа помогают стране — кормят бедняков, лечат больных, помогают справиться с наркоманией. В Германии каждый работающий часть налогов должен отдавать одной из религиозных организаций. В Америке отчисления на благотворительность вычитаются из суммы доходов, с которой удерживаются налоги. В Италии государство само помогает церкви. А вот учить всех детей одной религии — это уже перебор. Человека можно обязать получить общее образование, но нельзя в обязательном порядке делать ребенка религиозным. Любой экстремизм (в том числе религиозный) — это плохо.
— Раньше еврейской общине помогали в основном соплеменники из-за рубежа. Ситуация изменилась?
— Очень сильно. Практически любой бизнесмен, которого я знаю, занимается благотворительностью. Помощь, которую оказывают нам здешние предприниматели, уже значительно превышает то, что поступает из-за границы. И за рубежом осознали: российские евреи готовы взять жизнь общины в свои руки. Это очень хорошо, ведь американцы далеки от того, что происходит в России, не знают подлинных интересов своих собратьев.
— Вы приветствуете иммиграцию в Израиль или ратуете за то, чтобы ваша паства оставалась в России?
— Мы исходим из простого принципа: человек должен жить там, где он чувствует себя свободным. Если он хочет уехать в Израиль — пусть едет. Если хочет остаться — наша задача создать все условия, чтобы он мог жить здесь нормальной религиозной жизнью.
— Около года назад вас избрали главным раввином России. Насколько я знаю, в Талмуде такого понятия, как главный раввин, не существует. Что означает эта должность?
— Вообще, у каждого еврея есть прямая связь со Всевышним. Посредник не нужен. В иудаизме нет никакой иерархии. Когда наши прадеды жили в местечках, на каждой улице была своя синагога, люди хорошо знали религиозный закон, знали свое место в общине, и в общем для поселения духовном лидере не нуждались. Но сейчас существует необходимость как-то организовывать и координировать разбросанные по всей стране иудейские общины. И не только у нас: в Италии общины тоже объединяются и избирают своего президента. Аналогичные институты существуют во Франции и Германии. Считаю, что моя основная функция — давать информацию. У людей, желающих соблюдать традицию, не должно быть недостатка в необходимых книгах, газетах, информационных бюллетенях. Все проблемы — от незнания. Недавно был забавный случай. Звонит женщина, говорит, что хочет стать иудейкой. Приглашаю зайти — думаю, речь идет о гиюре (обряд перехода в иудаизм. — Прим. ред.). Она приходит, и выясняется, что у нее в роду — все евреи. Но эта странная женщина была убеждена, что еврейке, для того чтобы соблюдать традиции, надо первоначально пройти через специальный обряд (вроде крещения у христиан). И таких в России — тысячи. Должно быть место, куда они могут обращаться за информацией и поддержкой.
— В России есть еще один главный раввин — Адольф Шаевич. Это не дезорганизует вашу работу?
— Во всяком случае, нам это не мешает. Разглагольствовать на тему, кто кого главнее, можно сколько угодно, но важно, чтобы пошли дела. Надо открывать школы, детские сады, дома для престарелых. Инфраструктура, которая во всем мире существует 200−300 лет, здесь создается с нуля.
— И насколько успешно идет этот процесс?
— Только в этом году открылось 24 национальных школы — притом что к началу 90-х не было ни одной. На открытии школы в Екатеринбурге выступал министр образования. Он сказал, что рассчитывает на большой вклад в российскую культуру и науку 170 детей, которые будут здесь учиться. Год назад в России было 67 общин. Сегодня — больше 130. Повсеместно строятся синагоги, культурные центры, появляются молодежные клубы.
— А спрос на мацу растет?
— В этом году мы завезли почти вдвое больше мацы, чем в прошлом. И что удивительно: тогда мацы хватило до последнего дня, а сейчас видим, что явно не хватает.
— До распада Союза здесь было 2 миллиона евреев — вторая в мире диаспора по величине, если не считать Израиль. А сейчас, по некоторым подсчетам, осталось только 350 тысяч. Диаспора сжимается, как шагреневая кожа?
— Российские евреи как были, так и остались второй диаспорой. Их здесь не стало меньше — сколько уехало, столько же появилось тех, кто раньше себя потомком Авраама не считал (или не признавался в этом). Москва по числу наших собратьев — третий в мире еврейский город после Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.
— Социологи утверждают: 76 процентов российских евреев не считают себя верующими, 87 процентов не воспитывались в соответствующих традициях, 97 процентов не знают иврита. Можно ли в этих условиях говорить о реальном возрождении этой культуры, возможен ли еврейский ренессанс?
— Меня упомянутые социологические выкладки не убеждают. В Талмуде говорится: даже самый нехороший человек заполнен хорошими делами и помыслами, как гранат — зернами. Я думаю, что каждый человек — верующий. Просто не каждый готов это признать. Но когда возникает острая нужда в помощи свыше, когда человек, не дай Бог, оказывается на операционном столе, — он начинает верить в Бога и обращаться к нему. То же можно сказать и по поводу Lсоблюдающих¦ или Lнесоблюдающих¦. Помогая нуждающимся — мы уже соблюдаем заповеди. Уважая родителей — мы тоже соблюдаем заповеди. И таких примеров — сколько угодно. Сказано: человек видит то, что в глазах у другого, Всевышний видит то, что в душе. Не нам оценивать, кто на какой духовной ступени находится. Наша задача — образовывать, показать красоту нашей традиции. Остальное — дело личного выбора.
