Любой, входящий в Историческую библиотеку в Москве, может увидеть весьма странное для светского публичного заведения, объявление, гласящее: «В штрих-кодах читательских билетов не содержится число 666».
Несмотря на то что Конституция РФ провозглашает мировоззренческий плюрализм и отсутствие господствующей идеологии, у разных общественных институтов появляются претензии на то, что именно их идеология должна превратиться в государственную. Всем известно, что в Чечне сторонники идеологии ваххабизма стремятся заменить ею существующее светское законодательство, регулирующее все стороны жизни людей. Увы, это не единственный пример стремления одной конфессиональной идеологии стать «единственно верной» и легитимной в государственном масштабе. Подобные тенденции можно в последние годы заметить и в лоне самой крупной в России конфессии — Русской Православной Церкви. На Юбилейном Архиерейском Соборе, проходившем в Москве в августе 2000 г., были приняты «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». В них в той или иной степени нашли отражение практически все стороны жизни Церкви, государства, общества, личности.
Любое социальное учение в принципе может быть сведено к трем основополагающим положениям, из которых вытекают все остальные: отношение к закону, к государству и права человека.
Начнем с последнего. В «Основах социальной концепции…» прослеживается мысль, согласно которой современное понимание прав человека должно быть напрямую сопряжено с Богом. В данном документе говорится, что «по мере секуляризации высокие принципы неотчуждаемых прав человека превратились в понятие о правах индивидуума вне его связи с Богом… В системе современного светского гуманистического понимания гражданских прав человек трактуется не как образ Божий, но как самодостаточный и самодовлеющий субъект. Однако вне Бога существует лишь человек падший, весьма далекий от чаемого христианами идеала совершенства, явленного во Христе… Права нужны христианину прежде всего для того, чтобы, обладая ими, он мог наилучшим образом осуществить свое высокое призвание к „подобию Божию“, исполнить свой долг перед Богом и Церковью, перед другими людьми, семьей, государством, народом и иными человеческими сообществами» (IV.7).
Между тем права человека, сложившиеся в современном обществе, отражают в первую очередь не «вертикальный» срез (отношение к Богу), а «горизонтальный» — отношение к людям и между людьми. Очевидно, что они созданы людьми для регуляции их поведения, и делать из анализа этих прав вывод об их греховности (неосуждение и неограничение в правовом поле абортов, гомосексуальных отношений и многое др.) — значит переводить разговор совершенно в иную плоскость. Критикуя права человека как порождение эпохи либерализма и секуляризации, Русской Православной Церкви не следует забывать, что еще 140 лет назад в России существовало крепостное право и признавалась в качестве богоугодного дела продажа одного человека другим на правах «крещенной собственности».
В данном документе четко обозначено и отношение к закону: «когда человеческий закон совершенно отвергает абсолютную божественную норму, заменяя ее противоположной, он перестает быть законом, становясь беззаконием» (IV.3), «когда исполнение требования закона угрожает вечному спасению, предполагает акт вероотступничества или совершения иного несомненного греха в отношении Бога и ближнего, христианин… должен открыто выступать законным образом против безусловного нарушения обществом или государством установлений и заповедей Божиих, а если такое законное выступление невозможно или неэффективно, занимать позицию гражданского неповиновения» (IV.9), «христианин, следуя велению совести, может не исполнять повеления власти, понуждающего к тяжкому греху» (III.5). Несмотря на некоторые оговорки, логика очевидна: появляется группа людей, которая может трактовать законы с позиций своего мировоззрения. Исходя из этой логики, действуют ваххабиты, ведущие войну на Северном Кавказе, и Русская Православная Церковь, призывающая к миру.
Понятие греха, к которому апеллируют авторы, является чисто религиозным, неприемлемым для светского законодательства и к тому же по-разному трактуемым в разных религиях. Более того, даже в рамках одного религиозного направления возможны различные интерпретации одних и тех же ключевых религиозных понятий. Независимо от мировоззренческой парадигмы выход за рамки правовой регуляции или даже теоретическое признание такой возможности неизбежно приводит к развалу государства и к дискредитации понятия закона как такового. В данном контексте ссылки на божественный авторитет лишь рождают правовую анархию в земной жизни, когда появляются две весьма странные категории граждан — законопослушные и верующие, которым быть законопослушными не всегда обязательно. Размывается основная посылка правового государства — единство прав и обязанностей всех граждан, независимо от их социального статуса, вероисповедания, материального положения и т. д., да и само понятие «гражданин» нивелируется, утрачивая свои главные характеристики.
Из отношения к закону вытекает отношение к государству, существующему в рамках закона. «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении» (III.5). Критерий «душевредности» представляется весьма расплывчатым и в зависимости от ситуации может трактоваться по-разному даже членами одной конфессии. Так, например, развернулась весьма любопытная дискуссия между государством и Русской Православной Церковью о необходимости получения ИНН для уплаты налогов.
Аргументация некоторых представителей Церкви против ИНН сводится к потрясающей по глубине религиозного чувства позиции, согласно которой в поисках «числа зверя» можно приостановить получение ИНН, а по существу прекратить выплату налогов государству. Исходя из этой логики, Русская Православная Церковь должна быть против нумерации лотерейных билетов, банковских счетов, цифр на денежных купюрах и т. д. Однако ситуация так удачно складывается, что «зверь» обнаруживается только в ИНН. В этих поисках Русскую Православную Церковь поддерживают, как ни странно, некоторые представители иного, правда, тоже выходящего за рамки закона, мировоззрения, также, вероятно, обремененные тяжестью налогов.
С другой стороны, государственный бюджет, который формируется за счет налогообложения всех граждан страны, успешно используется Русской Православной Церковью для решения некоторых ее проблем. Не говоря о льготном налогообложении Русской Православной Церкви по ряду аспектов ее предпринимательской деятельности, упомянем лишь введение теологии в государственных и муниципальных учебных заведениях (то есть за счет тех же налогоплательщиков, среди которых Русская Православная Церковь пользуется существенными льготами). Государственная специальность # 20 500, стыдливо называемая «теологией» с туманным предметом изучения «научного и культурного религиозного наследия» (1.3), по существу, игнорирует сам объект теологического изучения — Бога и сводится к изучению религии, что является объектом исследования в религиоведении. Согласно стандарту, «специалисты-теологи осуществляют профессиональную деятельность в следующих областях: 1) научно-исследовательской работе в области истории и теории религии и церкви, религиозно-философских проблем бытия человека и современной цивилизации; 2) в государственных и муниципальных образовательных учреждениях как преподаватели; в воспитательной работе с детьми и молодежью и в группах социальной адаптации и реабилитации; 3) в составе экспертных комиссий и в качестве независимых экспертов государственных, муниципальных, конфессиональных и общественных организаций, средств массовой информации» (1.5).
Введение теологии в стране, Основной закон которой провозглашает светский характер государства и образования, подтверждает тенденции явно наметившегося процесса правовой анархии. Более того, введение лишь отдельных конфессиональных теологий (иудейская, исламская, христианская) нарушает основной принцип равенства всех граждан перед законом и права других конфессий. Де-юре это противозаконно, де-факто — нерационально, поскольку приблизительно лишь 5% населения в настоящее время являются действительно православными верующими (т.е. соблюдающими посты, регулярно причащающимися и т. п.).
При плачевном состоянии науки из-за нехватки финансирования (например, старший научный сотрудник РАН с учетом всех надбавок получает около 1150 руб. в месяц, что в три раза ниже прожиточного уровня в Москве) не лучше ли и законнее было бы вкладывать финансовые средства в развитие науки, чем во введение теологии в государственных учебных заведениях. Ведь для развития конфессиональных теологий у соответствующих конфессий есть свои учебные заведения и источники доходов. Более того, недостаток средств на развитие гуманитарных наук в стране, и в частности религиоведения, которое помимо материального испытывает моральный прессинг (призывы к замене религиоведения теологией, высказывания типа «религиоведы — это атеисты из советского прошлого» и т. п.), по существу, лишает их адекватных перспектив на многие десятилетия. В отличие от России правительства западных стран (например, Германии, Франции) пользуются разработками и консультациями именно религиоведов, что позволяет не только регулировать, но и реально прогнозировать, независимо от конфессиональных предпочтений, ситуацию в сфере общественных (и в частности, религиозных) отношений.
Например, известно, что все идеологии 20-го столетия базировались на феномене квазирелигиозности, который практически не изучен в России. Но это отнюдь не означает, что он не оказывает влияния на жизнь страны. А между тем он нуждается в тщательном изучении для того, чтобы реально спрогнозировать мировоззренческую ситуацию в стране в ближайшие десятилетия. Огромные деньги, вкладываемые в политтехнологии и PR, — это финансирование лишь прикладных аспектов, которые призваны обслуживать научно-спрогнозированную модель развития общества (последняя же как раз отсутствует). Наблюдаемые де-факто попытки превратить православие в государственную идеологию не учитывают тот момент, что наиболее близкая ему уваровская триада «Самодержавие — православие — народность» потерпела крах в условиях государственной религии, 75-процентной массовой неграмотности населения, жесточайшей цензуры, политических репрессий. Уже в период царствования Николая I стали фиксироваться факты массового отпадения от веры. Процент «не бывших у исповеди по нерадению» православных из года в год возрастал. В 1852 г. 9,1% православного мужского населения и 8% женского игнорировало выполнение этой важной религиозной обязанности (в эти цифры не включены зарегистрированные раскольники). А в 1916 г. Синод уже официально признает факт, что «начались массовые отпадения от веры». Приведенные данные говорят сами за себя: даже в условиях полицейского государства люди открыто демонстрировали свое отношение к господствующей идеологии. Основной элемент триады — православие — явно не справлялся с возложенной на него задачей.
Нынешнюю ситуацию, увы, можно кратко охарактеризовать как путь к правовой анархии. Чтобы избежать этого, государственная власть должна придерживаться единых принципов при правовой оценке равнозначных социальных феноменов независимо от религиозно-конфессиональной принадлежности, ощущая дух времени с мыслью о будущих поколениях своих граждан. Государство должно найти в себе «мужество быть», а Церковь не должна «самоутверждаться вопреки».
