Евгений Николаевич Поселянин (настоящая фамилия Погожев) оставил в назидание нам целую библиотеку своих духовных произведений. Книги эти и теперь читаются православными людьми с живейшим интересом и пользой для молитвенного устроения. К сожалению, о жизни самого писателя мало что известно. Таково наше время! Оно переполнено злодействами, испоганено злодеями. Евгений Поселянин был уничтожен большевиками 13 февраля 1931 года одновременно с настоятелем Преображенского всей гвардии собора Петрограда митрофорным протоиереем Михаилом Тихомировым. Он разделил участь новомучеников, которым в ХХ веке в России несть числа и чье молитвенное предстательство перед Престолом Живоначальной Троицы уже служит всем верующим во спасение. Известно ведь, что кровь мучеников — семя Церкви, и сеется оно для торжества веры над неверием.
Как ни глумились бесы над памятью, а все же в ней кое-что уцелело о каждом духовном писателе в отдельности. Так, о Поселянине удалось раздобыть следующие сведения.
Евгений Николаевич Погожев родился 21 апреля 1870 года в Москве, в зажиточной дворянской семье. Его дедья, петербуржцы, были женаты на придворных особах, имели чины действительных статских советников и вращались в кругах высшего света. Отец, Николай Алексеевич, личный дворянин, врач-терапевт (ск. 1902); мать, Лидия Николаевна, благочестивая дворянка. И как это водилось тогда, молодежь из благополучных семей была заражена позитивизмом. Во всяком случае, до поступления в университет, да и в пору студенчества Евгений Николаевич оставался неверующим, жил вне Церкви.
Но Господь вразумляет Своих чад, вразумил Он и юного Погожева. Обращение произошло в Оптиной пустыни, в келье старца Амвросия. Получилось так. Будучи студентом университета, Евгений Погожев вместе со своей теткой поехал в Крым. По дороге на юг тетушка, как человек набожный, пожелала посетить святую Оптинскую обитель, чтоб повидать прозорливого старца Амвросия. Племянник заупрямился и отказался от такого паломничества:
— Нет уж, матушка, вы заезжайте в Оптину, а я вас подожду в Калуге.
— Да почему же? Поедем вместе, мне веселее будет, а к старцу ты можешь и не ходить, — услышал в ответ.
Он согласился. Уселись в экипаж и помчались. Приехали, входят через Святые ворота в обитель. Тетушка предлагает Евгению вместе зайти к старцу. Но племянник решительно объявляет:
— Нет уж, не просите, к отцу Амвросию я ни за что не пойду, он замучает меня текстами.
Так и не пошел. А она при встрече со старцем возьми да и расскажи о гордеце Евгении. На что старец ответил:
— А нужно было бы ко мне зайти. Передайте ему, что грешный Амвросий просит его зайти к нему минут на шесть — на десять.
И пошел Евгений Николаевич к отцу Амвросию. Побыл у старца недолго, а вернулся другим человеком. С тех пор полюбилась ему Оптина, да так, что просился принять послушником в монастырь. Но батюшка Амвросий возразил:
— Нет, сначала окончите университет, а там я скажу вам, что делать.
Сразу же по окончании университета Погожев едет к отцу Амвросию испросить, что же ему теперь делать.
— А теперь, — сказал батюшка, — пишите в защиту веры, Церкви и народности.
И он стал духовным писателем, посвятив свою жизнь благочестивому делу. Много страниц напишет Погожев о великом старце Амвросии. Будут и очерки, и книги. Одна из них так и называется — «Праведник нашего времени оптинский старец Амвросий» (СПб., 1907).
Погожев вообще пишет много, и пишет хорошо. В начале нашего века, по существу, не было церковного периодического издания, особенно издания для народа, где бы не печатался Погожев. «Русский паломник», «Миссионерское обозрение», «Церковные ведомости», «Светильник», а из светских — «Сельский вестник», «Московские ведомости», «Новое время» и многие другие. Его читала вся православная Россия. Оптинский старец Варсонофий скажет: «Погожев — художник в душе, и это отражается в его литературных произведениях». Псевдоним себе он выбрал немудрящий — Поселянин, по названию самых неповрежденных христиан — сеятелей. Они-то и есть становая жила этноса.
В 1901 году благонравный читатель получил второе издание книги Евгения Поселянина «Русские подвижники XIX века». По сравнению с первым оно было значительно расширено и дополнено; книга посвящена памяти оптинского старца Амвросия, усопшего 10 октября 1891 года. То был светильник горящий и светящий, истинный сосуд Духа Святого, дарящий мятущему земнородному мед спасительного учения. В своем предисловии, составленном в Царском Селе осенью 1900 года, Евгений Николаевич предупреждал: «Описанные лица представлены здесь преимущественно не со стороны историко-общественного значения, а со стороны их нравственной крепости… Скромный труд этот собран для верующих, для укрепления в них мысли, что все та же веет над миром сила Христова и те же дивные дары посылает тем, кто искренно за Ним идет. И что русский народ поныне в лучших людях своих тот же богоносец, каким был всегда».
Книга содержит 45 жизнеописаний с 50 портретами и видами. Здесь обстоятельно и поучительно рассказано о замечательных русских подвижниках прошлого века, кто непоколебимо взращивал духовный сад, под чью спасительную сень и ныне прибегаем: великий саровский чудотворец Серафим, оптинский духовидец старец Макарий, ржевский протоиерей Матфей, святитель Филарет Московский, епископ Феофан и другие столпы Церкви Православной. А рядом юродивые прозорливцы, в молитвенном подвиге узревшие суть благоухания бытия. «Церковь цветет, плодоносит, — говорит Е. Поселянин, — но дела ее, в противоположность делам мира, где маленькие люди подымают вокруг своих неценных, ненужных дел такой шум, ее дела совершаются бесшумно, в святом сосредоточении. Эти дела видит и знает им цену русский простой народ, который по рассказам отцов продолжает любить людей, здесь помянутых».
Евгений Поселянин — писатель даровитый, он отменно владел церковной речью. Его словарь богат и свеж, а стилевая выразительность письма неповторима — проза и поэзия сливаются в мерном слоге. Раскроем страничку очерка о старце Амвросии, отлагавшем лучи святости на весь строй оптинского духа. Рассказывая об Иоанно-Предтеченском ските, что в полуверсте от обители, Евгений Николаевич замечает: «Здесь хорошо весной, когда зацветут яблони и зажужжит пчела над сладким цветом; хорошо летом, когда от политых с вечера цветов понесутся ароматы, а старые сосны величаво уснут под лунным небом; хорошо осенью, когда приветные огни зовут в кельи, к святым беседам; хорошо зимой, когда каждая хвоя красуется и играет, разубранная морозом и солнцем; а лучше всего тут было, невыразимо светло и отрадно, когда тут жил отец Амвросий». Этот очерк писатель составил в основном по личным воспоминаниям, как свидетель благочестия. Просиявший в духовных недрах России светоносный старец Амвросий Оптинский ныне причислен к лику святых. Его память ублажается всенародно.
Тяжело переживал Погожев кончину батюшки Амвросия, он как бы навечно осиротел. В Оптину приезжал по привычке, но к живущим старцам не обращался, будучи уверен, что никто ему не заменит великого подвижника. Но реки научения, реки оптинского духа не иссякли, а по-прежнему текли. И вроде бы гребцов было много, и гребцы хорошие, но кормчего нет. Так казалось Поселянину. На самом же деле кормчий был, и он поджидал к себе писателя, и беседа могла бы принести Евгению Николаевичу немалую пользу. Таким кормчим был старец Анатолий, преемник отца Амвросия. Но Поселянин к нему почему-то не шел.
И вот однажды заходит он к послушнику Павлу Плиханкову. Разговорились.
— Вы идеалист, Евгений Николаевич, — сказал ему послушник Павел. — В миру вам не место, ступайте в монастырь, собственно, все равно в какой, но лучше в наш, где хранятся заветы старцев. Пять лет пробыли бы вы послушником, десять лет монахом, пять иеродиаконом…
— Ну, а потом? — спрашивает Погожев.
— А потом вы были бы старцем, как отец Амвросий. Вы теперь внешний художник, а тогда сделаетесь внутренним. Поступайте в монастырь — и найдете мир и радость души.
Не согласился.
— И в миру можно приносить пользу, — ответил он.
— Да, конечно, можно, но в миру множество соблазнов, — услышал Погожев на прощание.
Писатель, живя в миру, не избегнул и его соблазнов.
В 1904 году Погожев женится на дочери известного филолога Грота, Наталии Яковлевне, их свадьбу устраивает во дворце сам великий князь Константин Константинович. Но выбор невесты был неудачен: практичная женщина не поняла художника. Через полгода семья распалась (впрочем, развод затянулся более чем на десятилетие).
Шли годы. Из послушника Павла Плиханкова возрос духоносный старец Варсонофий, уже знаменитый на всю Россию. Погожев сделался Поселяниным. И они встретились через двадцать лет.
Об этой встрече старец Варсонофий рассказывал своим духовным детям:
— Я не видел Евгения Николаевича двадцать лет. Сегодня он приехал ко мне. Я говорю ему: «Кончится развод, поступайте в монастырь. Я дам вам келью, успокоится душа ваша после всех житейских треволнений». Он головой качает: «Поздно!» — «Ко Христу никогда не поздно, Евгений Николаевич. Вспомните разбойника. Кажется, и жить-то оставалось ему несколько минут, а он завопил: „Господи, помяни меня во Царствии Твоем — и спасен“». Задумался. Не знаю, решится ли, а жаль мне его.
Евгений Поселянин остался в миру, целиком уйдя в литературную работу. В мае 1912 года Москву впервые должен был посетить Цесаревич Алексей Николаевич. Ему было тогда всего восемь лет. Московское дворянство решило поднести Августейшему отроку роскошную книгу «Собор московских чудотворцев». Поселянину заказали текст, и он его написал. Книга вышла в двух вариантах — подносном, большого формата, и обычном, за невысокую цену.
Роскошная книга — в лист, с золочеными рисунками Сергея Вашкова: кресты, славянская вязь, причудливые буквицы, по сторонам растеклись мистические лилии — и все это на плотной веленевой бумаге, в чистом церковном наборе. Экземпляры номерные, один из них будет подан в собственные руки Наследнику. «Московский Патерик» — надо бы озаглавить сию книгу, но ее назвали по-другому: «Икона Пресвятыя Богородицы Владимирская и Собор московских чудотворцев». Суть в том, что общенациональная русская святыня — икона Владимирской Богоматери — великое достояние Успенского собора Кремля, а список с нее, с изображением 26 московских угодников Божиих, и явился наилучшим подношением московского дворянства Наследнику. В приветственном адресе по этому поводу говорится: «Вспоминая Москву и ее святыни, молись пред этой иконой и пребывай в единении духа с угодниками Божиими и великими строителями Святой Руси. В общении с ними да укрепится в Тебе живая связь с Православной Церковью и с русским народом, и милость Божия да возрастит Тебя на радость и утешение Твоим Венценосным Родителям, на благо и славу всей Русской земли».
Патерик открывается словом о чудотворной иконе Владимирской Богоматери, о благодеяниях, излитых Пречистой на Русскую землю через Свой Образ, охраняющий град Москву, который летописцами назван Домом Богородицы. Текст Поселянина прост для понимания (читатель ведь еще ребенок!), и вместе с тем слог письма торжествен, изящно выражен. Откроем книгу. Вглядимся в страницы. Какою благостию веет от прочитанного: «Царица небес, покрывающая всесильным покровом Своим все православное Русское царство, особенно взыскала милостями Своими царствующий град Москву. Не раз заступлением Богоматери Москва была чудесно спасена от гибели. И орудием чудес Своих над Москвою Богоматерь избрала Свою икону Владимирскую».
Поселянин известен также переложением на русский язык «Киево-Печерского Патерика». Он много писал о святых вождях земли Русской, о подвижниках лихолетья XVII века, им создана замечательная книга о преподобном Серафиме Саровском. Особенно много поработал Евгений Николаевич на пользу юношества. Ему, в частности, предназначены такие книги: «Повесть о том, каким чудом Божиим строилась Русская земля», «Божья рать. Рассказы из жизни святых», «Задушевные беседы», «Патриарх Филарет Никитич», сборник «В похвалу Богородицы», «На богомолье» — всего не перечислить.
Современники почти не оставили свидетельств о Поселянине — время оказалось слишком лихим. Да и те свидетельства, что дошли до нас, принадлежат людям, далеким от Православия. Так, Андрей Белый в своей книге «Начало века», описывая вечера у Льва Александровича Тихомирова (1852−1923), жившего на Страстном бульваре, в здании «Московских ведомостей», встречал у него среди замечательных русских людей и Евгения Поселянина. Было это в 1901 году, а воспоминания написаны Андреем Белым три десятилетия спустя. Их автор — свидетель ненадежный, эксцентрик, характеристики, даваемые им, чрезвычайно искажают действительные образы. И все же мы приведем этот отрывок из его мемуаров как взгляд сатаниста на истинно православных людей.
Итак, квартира известного идейного монархиста и национального мыслителя Льва Тихомирова, неуютная, угрюмая и, как выразился Белый, нелепая. «Там заседал отвратительный, бледный толстяк в серой паре, брюхастый, обрюзгнувший, лысый, с бородкою острой банкира, с героикой наглою поз; то — Владимир Андреевич Грингмут; слащавенький, лысенький, брысенький, бледнобороденький, голубоглазый, больной человечек, вздыхающий о звуках Вагнера, перетирающий руки, — то был Е. Поселянин (Погожев), писавший гнуснейшие сентиментальности; вот красноносый мужлан, потирающий потные руки, в очках, весь циничный, топорный, — профессор Арсений Введенский; и был бородач белокурый, в очках, очевидно, попавший случайно, как я, на доклад и сконфуженный встреченным обществом: М. Новоселов; геморроидальный докладчик, которого нос багровел (как индюшечий), в рясе мышиного цвета, с крестом золотым, оказался епископом Никоном; особенно же заинтересовал великаньим размером, огромною, светлою, протянутою бородой, ярославским отчетливым оканьем, лапами точно медвежьими и пустобоями ног под столом — художник Виктор Васнецов, он поразил и злобой, с которой честил он „поганый журналишко“, иль — „Мир искусства“» (Андрей Белый. Начало века. М., 1990. с. 161−162).
Тема бесед — восстановление патриаршества в России. Конечно же, в этом экстравагантном отрывке важен лишь перечень знакомых Поселянина. Названные здесь лица весьма заметны на русском мыслительном небосводе, и их лики уже начинаем различать теперь.
Одно время (1903−1911) Поселянин дружил и с Василием Васильевичем Розановым. Познакомились они в Италии в 1901 году. Архивный фонд Розанова (РГАЛИ, ф. 419, оп. 1, ед. 576) содержит ряд писем Евгения Николаевича. Имеется и чисто розановская наметка к портрету Поселянина: «Бархатный жилет. Любовь к водке. Богословие. Но замечательная деятельность, любопытный человек». Поселянин написал о Розанове целый подвал в «Новом времени».
Да, по-видимому, мирских соблазнов и искушений, о которых говорил батюшка Варсонофий Оптинский, Поселянину избежать не удалось. Но «замечательная деятельность» искупает все.
Монархист по убеждениям, Поселянин со скорбью воспринял революционный переворот. После Октября его литературная деятельность оказалась невостребованной, и писатель перебивался лишь случайными заработками, в основном частными уроками. Одно время, правда, ему повезло устроиться на работу в отдел охраны памятников, но то был краткий эпизод. В 1924 году Евгения Николаевича арестовали и выслали на Ангару. Отбыв двухлетнюю ссылку, он было снова приехал в город на Неве. Но в декабре 1930 года последовал новый арест — за связь прихожан Преображенского собора с чинами Преображенского полка, проживавшими за рубежом. Дело то было надуманным и целиком инспирированным органами. Ряд лиц, в их числе и Е. Н. Поселянин, были расстреляны. Приговор отменили лишь шестьдесят лет спустя…
Ныне книги даровитого духовного писателя возвращены читающей России, и его имя все чаще вспоминается в среде верующих людей.
