 |
| Известия | 19.04.2002 |
В селе Латном попечительский совет Свято-Казанской церкви наконец-то нашел средства на постройку дома для батюшки. Пригнали экскаватор для рытья траншеи под фундамент. Через полчаса работа стала. С полутораметровой глубины ковш поднял кожаные сапоги и желтые, как речной песок, кости. На солнце блеснула бутылка. Экскаваторщик ее разбил, выпал свернутый в трубочку лист бумаги и на глазах стал желтеть. Это был «медальон смерти» немецкого солдата, бесстрастно сообщивший, что косточки — прах унтер-офицера 175-го пионер-батальона Иоганнеса Роокса.
О кладбище в пределах церковной ограды помнят лишь старожилы. На нем вандализм советских времен уравнял русского священника отца Петра, строителя местного храма, и немецких солдат.
Крест о. Петра
У отца Петра была одна мечта — сделать Латное уездным центром. А соперничать пришлось с уездным Землянском, в ту пору богатым купеческим селом.
Окончив в 1895 году Воронежскую семинарию, отец Петр, в миру Петр Евгеньевич Федоров, женился на Александре Владимировне Адамовой, дочери приходского священника. Отец Владимир передал зятю свой приход. Время борьбы за статус уездного центра настало.
В дореволюционной России показателем благосостояния села была церковь, и, само собой разумеется, о. Петр первым делом решил строить большой каменный храм на месте старой деревянной церквушки.
На сельском миру девятнадцатилетнему священнику долго пришлось убеждать прижимистых черноземных крестьян отдавать в течение ближайших лет на строительство храма десятую часть урожая. Но в конце концов мир постановил: «Быть по сему». Строительство началось.
В 1905 году самый большой храм в Воронежской губернии был торжественно открыт. По сельскому преданию, один из первых молебнов, который отслужил уже 29-летний о. Петр в своем новом храме, был «за упокой всех невинно убиенных в русско-японской войне».
Отец Петр продолжал упорно идти к поставленной цели. Вслед за церковью в Латном возвели двухэтажную церковно-приходскую школу. Взялся молодой священник и за «экономику» села: учил крестьян строить теплицы: очень выгодно продавать по весне ранние овощи в близлежащий губернский город. Теплицы в Латном прижились не сразу, а вот открытая не без участия отца Петра «потребиловка», где продавались предметы первой необходимости, сельчанам сразу пришлась по душе.
«Потребиловку» открыли в самый канун гражданской войны. А в церкви скоро опять зазвучали молебны «за упокой всех невинно убиенных в русской земле».
Новой Свято-Казанской церкви и о. Петру пришлось повидать многое. В Латное в годы гражданской успели заглянуть все: и белые, и зеленые, и даже батька Махно. Все останавливались в маленьком доме священника.
Внучка о. Петра Нина Леонова, хранящая семейные предания, рассказала, что первой в их доме остановилась крупная женщина-атаманша, «очень грубая, с толстой золотой цепью на шее». Махно запомнился как шибко шумный, вечно размахивающий руками человек. Впрочем, они в Латном не слишком задерживались.
Из белых генерал-атаман Мамонтов не оставил особого следа в памяти маленькой девочки, зато генерал-лейтенант Шкуро поразил своей красивой буркой, которую почти никогда не снимал, и соусами, которые ему готовил повар. Со Шкуро у семьи священника сложились особенно теплые отношения. Командир кавалерийского корпуса вооруженных сил Юга России очень любил, когда вечерами жена о. Петра Александра играла на фортепиано, а дочери Ольга и Александра танцевали под музыку.
Привязанность Шкуро к семье священника проявилась во время отступления. «Буденный вас всех повесит вниз головой и вверх ногами!» — сказал он отцу Петру и настоятельно просил забрать семью и следовать за ним. Но о. Петр хотел видеть Латное богатым уездным селом. Якобы засобирался, а в последний момент — «Ой, колесо отскочило! Поезжайте, мы догоним». Шкуро поверил и уехал. А семья священника побежала на колокольню смотреть, как с севера по полю скачет красная конница.
Советская власть сыграла роковую роль в жизни о. Петра. Зимой 1920 года священник поехал в село Щучье навестить свою мать. Домой не вернулся. Через две недели железнодорожники нашли в лесу его труп — он был убит выстрелом в затылок. Убийцы ничего не взяли. Скорее всего это было дело рук чекистов: сразу после смерти о. Петра его родных братьев Василия и Григория отправили в лагеря.
Хоронить о. Петра приехали многие — из Воронежа и близлежащих сел, знакомые и незнакомые. Пока дорогу от дома священника до храма устилали еловыми ветвями, вдова отогревала руки покойника в теплой воде, чтобы скрестить их на груди. Похоронили о. Петра в его храме, в склепе, который он построил для себя в приделе Петра и Павла.
«Медальон смерти» Иоганнеса Роокса
Перед войной служители областной кинопередвижки в Латном устраивали такие зрелища, которые москвичам посчастливилось увидеть спустя полвека в девяностых во время приезда Жан-Мишеля Жара. Экраном для кинофильмов служили стены Свято-Казанской церкви. Во время одного из таких просмотров война и нагрянула в село.
Старожилы вспоминают, что в тот день показывали фильм про Щорса. И когда знаменитый красный командир крикнул «Огонь!», на село стали сыпаться первые немецкие бомбы. Через две недели в Латное вошли немцы.
«В нашу избу заселили пятерых немцев, — вспоминает баба Наташа. — Мы как раз накануне петуха зарезали, суп сварили, а здесь и они. Мы горшок с супом далеко в печь задвинули и другой посудой заставили, а они сразу: „Мамка, кусь-кусь“, и по избе рыскать. До петуха они быстро добрались, съели, и один из них на чисто русском и говорит: „Спасибо, бабка, за суп“. А мы-то думали, что они не понимают. Нас они особо не обижали, до еды только больно охочи были».
«Это кому как, — не соглашается с ней баба Таня. — Отца на фронт забрали, а нас у матери семеро на руках. Немецкого офицера в дом поселили, а мы к родственникам съехали. Корова же в старом дворе в хлеву осталась. Мать придет, молока надоит, а офицерский денщик все себе забирает. Мать к офицеру на поклон: „У меня семеро детей голодных!“ Так он, гад, разрешил по два литра в день брать… А отец после войны так и не вернулся».
Война пощадила Латное, линия фронта проходила в стороне. А в Свято-Казанской церкви впервые за долгие годы разрешили службы. И снова в храме стали слышны молитвы за упокой погибших русских воинов и во славу русского оружия. Пели тихо, чтобы немцы не слышали.
Летом 1942 года бои за Воронеж были в самом разгаре. В Латном немцы открыли небольшой госпиталь. Тогда же в селе и появилось немецкое кладбище. Хоть и протестанты, немцы стали хоронить своих солдат в освященной, пусть даже православным батюшкой, земле. Справа от храма — офицеров, слева — солдат.
В это же время и погиб унтер-офицер Иоганнес Роокс. В найденной бумаге сказано, что он пал 15 августа в Воронеже, похоронен через два дня.
«Мы бегали на похороны смотреть, — вспоминает баба Таня. — Хоронили они по-человечески, с салютом. Покойников с орденами в могилу опускали и бутылки вот эти им в ноги клали. А потом березовые кресты вбивали и на них каски вешали».
Забытое кладбище
Склеп, где покоился прах о. Петра, разворотили еще задолго до войны с немцами: искали церковные сокровища. А с немецкого кладбища сразу после войны куда-то вдруг исчезли кресты с касками. Видимо, такое кладбище в центре села не вписывалось в архитектурные планы сельского начальства. А в девяностых в Латное зачастили мародеры, которые по ночам разрывали могилы в поисках оружия и орденов. В ответ местные власти приняли поистине «соломоново решение» — распахали могилы.
Истории о. Петра и немецких солдат сложились в одну. Но если об останках немецких солдат скорее всего позаботится Германия, то кто присмотрит за могилой о. Петра — еще вопрос.
Воронежская область
