Отслужив по окончании воскресной литургии в храме Христа Спасителя молебен по русским солдатам, жизнь свою в Чечне на поле брани за Отечество свое положившим, патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил церковными орденами начальника Генштаба Квашнина и его зама, главного военного ньюсмейкера Манилова.
Как воспринимать этот факт? Не нарушает ли он принципы христианского миролюбия? Не свидетельствует ли об окончательном слиянии Церкви и Государства вопреки российской Конституции? Сложные вопросы, не предполагающие однозначного ответа. Но в том и дело, что современный мир вообще сопротивляется любой однозначности, побуждает нас к ответственному размышлению, трезвому анализу и политическому спокойствию.
Что касается миролюбия, то Церковь неизменно стремилась разделить с народом его боль во время военных невзгод, а потому молилась, молится и всегда будет молиться о «стране нашей, властех и воинстве ея», обращаться к Богу с просьбой: «Спаси, Господи, люди Твоя, победы на сопротивныя даруяй».
Более того, равноапостольный св. Николай, который в конце XIX и начале XX века обращал в православие японцев, во время русско-японской войны возносил молитвы о японской армии, хотя был природным русским! Напоминать о благословении, которое некогда дал св. Сергий Радонежский войскам Дмитрия Донского на противостояние Орде, вообще излишне. Так что с этой точки зрения ничего экстраординарного не произошло.
То же можно сказать и об особых взаимоотношениях между Церковью и армией. Они были, есть и будут; институт капелланов, священников, окормляющих войска, постепенно возрождается. Вопрос только в том, как при этом обеспечить права неправославных военнослужащих — и не допустить насилия над волей атеистов (если новообращенный командир, проявляя усердие не по разуму, возьмет да и прикажет строем шагать в ближайший храм). Но все эти противоречия можно решить на уровне законодательном, да и просто «по факту», приняв меры против насильственной христианизации подчиненных подобного горе-апостола.
Иная проблема — насколько уместно не просто благословлять военных на бой, на самопожертвование, но отмечать их церковными орденами, как бы приравнивая синодальные награды к армейским знакам отличия за участие в боевых действиях? Не происходит ли в этот момент очевидная подмена религиозного деяния — действием не просто мирским, но сугубо политическим? Не превращается ли при этом Русская православная церковь в некое министерство благословений, ведомство идеологической обороны? И не принесет ли такое превращение вред — прежде всего Церкви?
На этот вопрос никто не сможет ответить, кроме нее самой.
