Когда на московских улицах или в метро видишь бомжа, мысленно проигрываешь его судьбу. Как он докатился до такой жизни — грязный, вонючий, всеми презираемый? Спит где попало, ест что попало, болеет чем попало. Вне общества, вне морали… На самом деле бомжи — порождение республиканских свобод, в тоталитарных странах они — редкость.
Помню, в начале 90-х, будучи начинающим журналистом, я получил редакционное задание сделать материал о бомжах. Причем уговор был такой: сумеешь внедриться и написать, как никто до тебя — пан, не сумеешь — пропал. Делать было нечего, мне очень хотелось работать в том издании, и я, отрастив трехдневную щетину, бросился в народ. Бомжей я нашел довольно быстро, около Курского вокзала, — четырех страшного вида мужиков и двух синюшных баб. Все были в меру пьяны и жаждали продолжения удовольствия, тем более что летний вечер только начинался. Я прошелся несколько раз мимо честной компании, пока не примелькался, потом сел рядом на асфальт, достал из кармана пиджака открытую бутылку «Агдама» и сделал глоток. От увиденного у бомжей перехватило дух. Некоторое время они важно молчали, потом принялись браниться, причем инициаторами перебранки были бабы. Они корили мужиков за лень, за то, что те палец о палец не ударяют, дабы сыскать «пойло». Признаюсь, я имел сильное предубеждение против их «народного языка», но фраза «Вам бы, грусть, нам сиськи теребить, а хрен ли делать, лишь бы ни хрена!» надолго запала мне в душу. Я протянул им бутылку, которая мгновенно была опрокинута в их мрачные желудки. За первой бутылкой последовала другая. Потом мы бесцельно бродили по привокзальной площади, потом провожали поезда, собирая пустые бутылки, потом было принято неожиданное решение ехать в Салтыковку к сотоварищам.
Ехали в тамбуре электрички. К тому времени я уже порядком принюхался к бомжовой вони и, похоже, сам стал подванивать. Мыслей не было, примиряли меня с жизнью инстинкты и острое желание пожрать. Старший бомжара, лысый, похожий на большую обезьяну, Александр Сергеевич, стоя дремал. Володька-маленький заводил со мной один и тот же разговор — про то, как он служил в батальоне связи в Германии и как ему «все на хрен надоело». Володька-большой тискал бабу, что позадиристей, и та незлобно сопротивлялась. Другая баба спала на лавочке в вагоне. И только косматый молчун смотрел в окно, посасывая «Приму». Он казался чужим остальной компании, но все же видно было, что его уважают и побаиваются. Когда Володька-маленький уморился от собственных воспоминаний, я подошел к молчуну и попросил прикурить. Мы разговорились. Он представился рабом Божиим Наумом и сказал, что следует за неким апостолом Петром аж из Краснодара и что у него задание — собрать как можно больше «отверженных» под его знамена. Я удивился, но виду не подал, хотя с этого момента нет-нет да расспрашивал его про Петра. Так мы катили в Салтыковку. Репортаж о бомжах получился отменный. Там было все — и ночевка в частном секторе, в заброшенной халупе, и пьяный гвалт, перемежавшийся мордобоем, и размышления на тему «Кому на Руси жить хорошо"…
К утру, окончательно отупев от бессмысленности своего существования, компания завалилась спать. Не старый еще дед, которого кто ни попадя валтузил за вихры и у которого Володька-маленький отобрал десять рублей денег, укладываясь, плакал как ребенок. Наум успокаивал его, обещая привести к «источнику чистому, Христом народу посланному». Старик не слушал, скулил, а после стал икать. «Скоро они будут в армии Петровой, вот увидишь, — убежденно говорил мне Наум, — не богачи, а отверженные миром унаследуют царство Божие». На том и разошлись: я — писать репортаж, Наум — собирать паству.
Тогда казалось, что все услышанное мною о бомжовом апостоле если не фантазии воспаленного мозга, то по меньшей мере розыгрыш мужика-хитрована. Ну какие могут быть еще надежды на духовное возрождение у полностью оскотинившейся публики? По выходе заметки я напрочь забыл об апостоле Петре и его адептах, и лишь трагическая случайность заставила меня вернуться к теме. Дело в том, что моя дальняя родственница, дабы заполнить досуг после развода, прикипела к христианской секте «Ревнители истинного благочестия». И все бы ничего, если бы по прошествии полугода она не оформила свою квартиру на помощника некоего апостола Петра монаха Наума (!). Когда дело приобрело огласку, родители этой блаженной, памятуя о публикации о Науме, бросились ко мне за помощью. Понятно, что спасать квартиру было поздно, надо было спасать душу. Я стал наводить справки через Центр жертв нетрадиционных религий и выяснил: «Ревнители истинного благочестия» — не фантом, а весьма фанатичная секта с жестким иерархическим подчинением. Основной контингент «Ревнителей» — бомжи, а руководит ими пятидесятипятилетний Петр (фамилия неизвестна).
Далее шла такая информация: себя новоявленный апостол выдает за представителя горных сухумских старцев, пострадавших от властей «во славу Божую». Он действительно сидел при советской власти в заключении, только не за Христа, а за нарушение паспортного режима (сжег паспорт). Бомжевал по стране, затем обжился в Краснодаре, где организовал секту. Когда замаячила перспектива угодить в психушку, бежал в Москву вместе с письмом, в котором святой патриарх Тихон якобы указывает на его, Петра, явление миру. Столица приняла Петра ласково, и скоро бомжовый заступник сколотил новую команду, взявшую на себя апостольское служение проповеди Православия. Точнее, своего, «особого» взгляда на Православие.
Это — правдоподобная версия. По другой, укоренившейся среди его адептов, Петр был духовным чадом схиигумена Саввы из Псково-Печерского монастыря. За разногласия в понимании Символа Веры и за бунтарский дух Савва отверг его, принудив скитаться по свету. Неоднократно битый, изгоняемый из храмов за критику священнических проповедей, Петр сам стал проповедовать, чем снискал среди таких же, как и он, изгоев ореол страдальца за «счастье народное».
Живя в контрах с РПЦ, «Ревнители» в обязательном порядке посещали богослужения. Их целью было смущать умы и вносить раскол в среду верующих. Найдя среди прихожан податливую душу, они с ходу предлагали ей «толковый выбор» — служить сатане, являясь «телом официальной церкви», либо стать «святым мучеником за веру Христову под водительством Петра». Критерием включения такой души в общину являлась продажа квартиры или оформление ее на кого-либо из помощников лидера. При этом «Ревнители» всегда ссылались на Евангелие от Матфея, где сказано: «Если хочешь быть совершенным, пойди продай имение свое и раздай нищим…»
Моя родственница так и сделала — отписала свою квартиру нищим и сама осталась ни с чем. Первое время она спасалась от мира в бомжовой общине, где с ней носились как со святой. Потом она заболела гриппом, и милосердные братья и сестры потеряли к ней всякий интерес. Правда, она лежала под двумя одеялами, правда, ей подносили воду и давали аспирин, но не более. Она была совершенно одна в пустой комнате, заваленной грязным тряпьем, и желание увидеть родителей становилось все более навязчивым. Она хотела даже позвонить им домой, но мешали гордость и вера в правильность сделанного выбора. Отсутствие нормального питания, скитания и нужда положили начало психосоматическим нарушениям. Она сильно исхудала, у нее прекратились месячные, выйти на улицу в дневное время суток означало для нее непременную встречу с дьяволом. Вино, которым причащаются на Евхаристии, она называла «трупным», так как туда, по ее мнению, «попы добавляли фильтрованный отстой — воду из-под крана». Также нельзя было есть хлеб из магазина, ибо он «замешен на трупной воде» и т. д. Но с особым азартом она набрасывалась на православный клир: «Священники весом свыше 80 кг — безблагодатны, причащаться у них нельзя! Это пастыри толстые, пасущие себя самих!»
Одна из таких бесноватых проповедей завершилась для моей родственницы походом в околоток. Там ее вместе с еще двумя нечесаными «первохристианами» держали в «обезьяннике», пока под напором уговоров она не выкрикнула из себя домашний телефон. «Приезжайте скорее, заберите вашу бабулю, шибко буйная…» — сообщили милиционеры родителям. Примчавшиеся на такси родители долго не хотели признавать в обветшалом сумасшедшем создании свою тридцатидвухлетнюю дочь, а признав, разразились слезами. С тех пор минуло три года. Три года беспримерного мужества врачей-психиатров, все же вытащивших молодую женщину из когтей секты. Более того, оклемавшись, она вторично вышла замуж за человека сильно старше ее, небогатого, но честного труженика на ниве художественных промыслов. Словом, happy end.
На том бы и сказке конец, да только «Ревнители истинного благочестия» продолжают существовать и баламутить умы верующих. Сейчас, в эпоху путинской «оттепели», они все больше предпочитают Москве Подмосковье. Зато апостол Петр и его приближенные солидно окопались в Белокаменной и, как поговаривают, очень негодуют, когда ходоки из бомжей своим бессмертным запахом тревожат подъезды их домов.
