Проснувшись среди ночи, я увидел коленопреклоненную фигуру старца отца Николая у края моей лежанки. Красноватый лампадный свет смутно озарял темное лицо в обрамлении серебристых ниспадающих волос, таких длинных, что они касались моей руки. Старцу уже было далеко за восемьдесят. А вместе мы оказались потому, что старец прибыл на поклон оптинским мощам с Украины, а я посещал самые известные святые места России.
Я не сразу почувствовал, что вся фигура старца излучала какое-то необъяснимое дополнительное свечение, иначе мне бы не удалось разглядеть так ясно темную гостевую келью. И тут мои пальцы осторожно накрыла рука старца. Я услышал: — Господи, не остави его, грешнаго. Не ведают они, что творят…
В моих глазах защипало. В детстве за меня молилась, вздыхая за русской печкой, милая бабушка. Теперь молится жена, вдруг сделавшаяся глубоко верующей. А теперь вот старец… Днем бывало беседуя со мной, «рабом окаянного времени», он вдруг так жалостливо посмотрит на меня, смахнет слезу и прижмет легонько к себе. Самому впору залиться слезами и издать молитвенный вопль…
Слуга Божий О. Николай, в миру Николай Федорович Трубчанинов, с рождения прожил в своем родном селе Борисовка Никопольского района на Днепропетровщине. Нету у него ни паспорта, ни пенсии. Никогда не имел семьи. В войну носил солдатские погоны, но в боях участвовать не пришлось.
Позже за веру был осужден, провел несколько лет в лагере. Одна мысль волнует старца, он ее не скрывает от меня: — Не знаю, какой будет кончина, в преисподнюю я уже раз спускался…
— Расскажите…
По его словам, однажды двое бандитов, решив, что в доме старца спрятано церковное золото, ворвались и принялись жестоко избивать, требуя указать тайник. Когда, по их разумению, старик отдал Богу душу, исчезли.
Рассказывает сам старец: — Я умер, и душа моя отделилась от растерзанного тела. Сначала, словно бы на крыльях, глубоко вознесся вверх, а потом опустился в преисподнюю. Кроме холодного и жуткого мрака, ничего там не разглядел. Потом мне соседка рассказывала: решив, что я мертвый, она собралась бежать в храм, но вдруг заметила, как еле-еле вздрагивает мой палец. Окропила меня святой водой, я и очнулся, наказав не вызывать ни «скорой», ни милиции. Все у меня было переломано — голова, ребра, рука, лицо превратилось в кровавое месиво…
Этот рассказ послушник лазарета Оптиной пустыни врач по профессии Лаврентий прокомментировал так: — Возможно, у дедушки было состояние, близкое к клинической смерти. Чудо в другом — в полном и скором выздоровлении без помощи медицины. Такое помимо Божией воли не бывает.
А сам старец добавил к своей истории самое важное по его пониманию дополнение: — Во время бандитского налета у меня на груди под одеждой покоился образок Николы. Он и спас… Вот ты, сынок, не веришь в чудеса, хотя и пришел к вере, так послушай меня. В ранние школьные годы я стал испытывать по ночам великие страхи, словно бы ледяная рука чудовища сжимала мне грудь, тело становилось каменным. Не помогали никакие врачевания, и тогда родной дядя подарил мне образок Николая Угодника, научил молиться. Веришь, ночные кошмары прошли сразу и навсегда. Так я приобщился к церкви. Стал помогать священникам, а позже был рукоположен в диаконы. Второе чудо произошло в годы войны, когда мой родной брат-летчик оказался в немецком плену, а точнее сказать — сначала пропал без вести. Мама молилась за него, и вот однажды перед иконой Николы она услышала глас о том, что ее сын жив и надо идти в Донбасс искать концлагерь. Взяв с собой малютку-дочь, она отправилась по оккупированной территории. Через много дней встретила на сельской дороге женщину, которая приютила ее на ночлег. И тут оказалось, что муж этой женщины работает при комендатуре именно того лагеря, где и находился мой брат. Это выяснилось не сразу, но выяснилось. Мать сговорилась об освобождении, что звучит сейчас почти фантастически. Но такие случаи бывали, если вдруг находилась родня пленного. Однако требовалась громадная по тем временам взятка кому-то: три литра водки, три килограмма меда, сало, курятина. И снова чудо: один из зажиточных селян достал для незнакомой женщины все требуемое. Брата освободили.
Честно говоря, посещая святые обители России, я наслышался о многих чудесах, включая описанные в канонической литературе. Не способен мой ум их целиком и полностью воспринимать… И я зашел с другой стороны…
В 1961 году в Симферополе ушел из жизни 84-летний архиепископ Лука. Через 34 года православная церковь причислила его к лику святых. Но и до сих пор, кроме медиков, мало кто знает, что Лука был еще выдающимся советским хирургом В. Ф. Войно-Ясенецким, автором многих учебников, профессором, открытия которого спасли жизнь тысячам раненых во время войны.
Сан священника хирург принял в 1921 году, за что трижды подвергался арестам и ссылкам в безлюдные места Крайнего Севера. Сам Киров уговаривал его отказаться от сана, взамен предлагая возглавить институт. В годы войны за огромный научный вклад владыке была присуждена Сталинская премия. Почти все деньги он отдал в помощь детям, пострадавшим в войне.
Никому еще не удавалось толково и ясно объяснить тайну взаимопроникновения чисто научной медицины и церковной. Пожалуй, первому это удалось сделать Войно-Ясенецкому. Перед каждой операцией хирург усердно молился. А потом творил чудеса обыкновенным скальпелем. Однако свидетелями описаны десятки случаев, которые не поддаются нашему все еще материалистическому объяснению. Все они описаны в книге жития Луки, изданной в Москве в 1997 году. Так, одну женщину приковал к постели какой-то недуг, она не могла принимать пищу, вставать… Пригласили врача-владыку. Он глянул на больную и сказал: «Вот вам мое лекарство: Во имя Отца и Сына и Святого Духа!» Он перекрестил больную, и та поднялась с постели, начала быстро выздоравливать. В другом случае, вопреки мнению лечащих врачей, он настоял на незамедлительной операции и тем спас жизнь больного.
До сих пор, припадая к святым мощам врача и архиепископа Луки, люди исцеляются. Как тут не вспомнить слова известного ученого, лауреата Нобелевской премии Алексиса Карреля: «Иногда действие молитвы принимает, если можно так выразиться, „взрывчатый“ характер… Мы знали больных, которые были почти молниеносно излечены от тяжелых заболеваний. В несколько секунд или часов симптомы болезни исчезали, а анатомические повреждения исправлялись».
В Оптиной пустыне мне подарили две книжки. Первую — «Число зверя» написал ныне здравствующий и хорошо теперь мне знакомый доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой детской невропатологии Российского медицинского института Анатолий Берестов — он же монах отец Анатолий.
Сейчас он руководит медицинским центром при Патриаршем Крутицком подворье в Москве. Вторую книжку — «Христианское отношение к болезням и врачеванию» — написал хирург-священник Валентин Жохов.
Не вдаваясь в столь малоизученную сферу, остается лишь вслед за авторами повторить: «Телесная болезнь и страдания болящего, без сомнения, находятся в тесной взаимосвязи с состоянием его духа и души».
Однако вернемся в келью Оптинского монастыря, к старцу О. Николаю. Однажды поздним вечерком пришли гости — местные монахи. Слушали рассказ о том, как дедушка воскресил из мертвых свою мать. Умерла она в возрасте 72 лет в 1967 году. Соседка обмыла тело и приготовила к положению во гроб. Горе сына Николая усугубилось еще и тем, что матушка не успела дать ему благословение на дальнейшую жизнь. «Как же теперь жить?» — мучил вопрос. Всю ночь сын проплакал возле покойной, сжимая в руке образок Николая Угодника. И вдруг что-то подтолкнуло его слегка разжать рот матушке и влить немного святой воды. Послушаем самого старца: — Вода стояла в устах без движения. Находившийся со мной брат возмутился таким кощунством над телом матери. И почти сразу я услышал звук сделанного глотка. Влил еще. Слабо шевельнулась рука, поднялись веки. Матушка посмотрела на нас невидящим взором, опустила веки и тихо вздохнула. Затем снова открыла глаза, уже видящие, медленно поднялась… Она прожила еще три года, и никогда не рассказывала о том, что видела или чувствовала на Том свете. Только к ней больше никогда не приближалась соседка, приготовлявшая старушку к похоронам.
Во время этого рассказа сидевший рядом со мной величественный монах отец Илиодор, то и дело осеняя себя крестным знамением, шептал с самоукоризной: «А мы-то маловеры…"… После малой ектений (прошений о нуждах христианской жизни) распахнулись в середине роскошного иконостаса царские врата, и сотни молящихся людей замерли, пораженные увиденным…
Согбенный старец, облаченный в праздничную золотистую фелонь, с белой, как лунь, бородой, вышел из алтаря, медленно повернулся, и все увидели ниспадающие по всей спине серебристые волосы. Позже тот же монах Илиодор скажет: «Это походило на явление небесного ангела».
Я терпеливо ждал окончания службы, потому что всегда любил слушать проникновенную и щемящую до глубины души хвалебную песнь Богородице «Величит душа моя Господа». Это происходит сразу после восьмой песни канона. После Хвалебной. Далее польется девятая, а по окончании — молитва Божией Матери «Достойно есть!» И только в монастырях в конце службы происходит сход братии. Иеромонахи, как правило, все молодые, красивые, высокообразованные. Возникает такой мощный интеллектуальный и молитвенный взлет, что мурашки бегут по спине. Сообща поется своеобразный гимн православию «Взбранной воеводе».
