Восьмидесятилетний юбилей всякого человека, в том числе Папы Иоанна Павла II (Войтылы), имеет особый привкус для христиан, особенно для русских православных. Дело в том, что за православным богослужением регулярно читают 89-й псалом, включая слова: «Дней лет наших — семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет». Считайте Библию хоть сокровищницей древнего опыта, хоть непогрешимым Словом Божиим, а вывод один: каждый год сверх восьмидесяти уже есть некоторое ее нарушение, двадцать второе очко, бесплатный довесок. Что особенно чувствительно, когда речь идет о начальнике, который занимает пост пожизненно. При этом постоянно подчеркивается, что Папа всего лишь первый среди равных, отчего у верующих и неверующих возникает в голове некоторое непонимание. Все понимает лишь «совок», чье существование определяется всевозможными исключениями из равенства всех людей перед законом и Богом.
Анализ понтификата Иоанна Павла II помогает понять будущее Владимира Путина. Когда нынешний Папа вступил в должность, общественность активно умилялась тому же, чему теперь умиляется в российском президенте. Молодой: епископские 58 лет намного меньше чекистских 48. Современный: Иоанн Павел не перестал ходить на лыжах, играть в мяч, бродить по горам — Путин не оставил спорта. Отзывчивый: уж в каких только национальных и профессиональных костюмах не фотографировался нынешний Папа (его предшественники ни о чем подобном не помышляли) — Путин его не скоро догонит, хотя старт взял резвый (и мореплаватель, и скотник, и… только почему-то мундира своего голубого стыдится). Скромный: Папа не забыл свою родину, встречается с друзьями юности, печатает книжки, в общем, остается все тем же простым, знаете ли, Каролем нашим Войтылой. Так и Путин удостоился особой лести за то, что совсем простой, частный такой, знаете ли, человек, которого просто высшая воля поставила на вершину, но он и на вершине остается собой, а что мы о нем ничего по сути не знаем, так это его право на неприкосновенность частной жизни. Скромные, но в то же время умеют блюсти декорум своего поста: и папские юбилейные торжества выдержаны в том же стиле, что путинское восшествие на престол — пышно, но без помпы.
На самом деле, конечно, частная жизнь, которая по праву становится главной святыней современной цивилизации, заключается не в стиле жизни — не в спорте, не в хороших отношениях со школьной учительницей, даже не в любви к жене (у Папы нет жены, но Церковь ее вполне заменяет). Уж лет полтораста как даже наследственные монархи и диктаторы-людоеды научились жить просто, непретенциозно. Это обычная мимикрия властолюбия с целью самосохранения на посту. И она, кстати, своей цели достигает. Другое дело, что частная жизнь заканчивается раньше, чем жизнь земная: уходят физические силы, становятся недоступны и неинтересны лыжи, полеты на истребителях и визиты к дояркам, но что остается и остается ли что-нибудь — об этом уже никто судить со стороны не может.
Папа начал свой понтификат с возгласа-девиза: «Не бойтесь!» Путин таких слов не произносил, но за него их многократно произнесли и написали любящие его. Правда, Папа просил не бояться нищеты, тирании, смерти, а у нас уговаривали не бояться Путина, но результат один: боятся Путина, боятся и Папы. А что еще, кроме страха, удерживает людей, часто даже очень благожелательно отзывающихся об Иоанне Павле, от присоединения к его пастве?
Страх этот в обоих случаях вполне рационален и основан на фактах. Конечно, у Папы нет стольких дивизий, сколько у Путина, поэтому от Папы вам на голову не сбросят бомбу в порядке борьбы с международным терроризмом. С другой стороны, когда полгода назад в связи с другим юбилеем — четырехсотлетием сожжения Джордано Бруно — возникла идея его реабилитации, отказ Ватикана последовал незамедлительно. Осенью 1999 года Ватикан подписал с лютеранскими богословами соглашение о единстве в понимании веры и дел (проблема, из-за которой началась Реформация) — и тут же Папа воскресил практику индульгенций, не обращая внимания на то, что для лютеран слово «индульгенция» как слова о дружбе народов для чеченцев. Прижимать к сердцу, бить под дых умеют и простые люди, но чтобы вот так, одновременно — это удел великих лидеров. И остаются с ними в основном как раз те, кто боится, очень боится чеченцев и протестантов, капитализма и коммунизма и поэтому не боится чуткого и мудрого руководства Папы или Президента.
Папа и Путин схожи в глазах пасомых и тем, что оба хранят некую тайну. Папа — наместник Бога, Путин — наместник Ельцина. Правда, обоих как бы выбирали, но выбор-то был не широк, и в любом случае власть их не от избирателей, а сверху — только у одного Отец Небесный, а у другого вполне земной дедушка. Избрание снизу лишь оформляет факт их посланничества свыше. Путин вдвойне таинственен: что-то ему шепнул Ельцин как Бог Отец, а что-то, недоступное всем прочим людям, постоянно вдувает родная Лубянка. Уж какие тут права человека, если Духом Святым сообщено, кто устраивает взрывы, кто хороший, а кто плохой. Папа попроще, но и то за ним с трепетом следят: вот он поехал накануне дня рождения в Португалию, в Фатиму, и сразу напоминают, что Богоматерь, явившаяся в Фатиме, сказала что-то такое, что одному Папе известно. В Америке выпустили фальшивку — завещание Папы с предсказаниями в духе Белого Братства и экологов о конце света. От имени Билла Гейтса такого небось не напечатают: у Билла всего лишь деньги, а у Папы (и у Путина) денег очень мало, зато власти куда больше, чем у любого капиталиста, не говоря уже о президенте. Это цари-жрецы, бдительно стерегущие покой, веру, любовь и надежду своих подданных. И настоящее Ватикана — это будущее России: останется крохотная страна, может быть, всего лишь Кремль, с миллионами разъехавшихся по свету в поисках лучшей доли подданных, с бюджетом размером с американский университет, с рассказами о былом материальном и нынешнем духовном величии. Такая Россия, как и нынешний Ватикан, будет нравиться всем: есть режимы, которые хороши и умилительны, только если их сторожат гвардейцы, не давая выйти за ворота.
