Политика изоляционизма в отношении Ирана.

Политика изоляционизма в отношении Ирана, конечно, свое дело сделала. Мифов и преувеличений хоть отбавляй: нормальная, дескать, при шахе страна стала после революции закупоренной, герметичной, варящейся в собственном — исламском — соку. Нигде на улице действительно не встретишь женщину без хиджаба — черного платка и такого же плаща, но запрещенные и макияж, и маникюр (красавицы Персии — отдельная тема) тоже не редкость. 64-миллионная страна, около 60 процентов населения которой составляют юноши и девушки до 25 лет, открыта миру и радостям жизни. Спустя двадцать с лишним лет после исламской революции все сильнее дуют ветры демографических, культурных да и политических перемен. Именно такое впечатление выносишь из семидневной поездки по Ирану, устроенной Центром исламской мысли во главе со священнослужителем Бехешти.

Раскинувшийся меж гор, в долине, Тегеран — это 10-миллионный, а с пригородами — 12-миллионный мегаполис. Прямые улицы и переулки застроены преимущественно трех-, четырехэтажными домами серо-желтоватых расцветок (есть, конечно, и «высотки», а на окраинах — современные жилые массивы). По обеим сторонам улиц непременно платаны и арыки, несущие с гор живительную воду-прохладу. Протянувшаяся километров на двадцать с юга на север центральная улица — не только визитная карточка столицы. Это и ее табель о рангах: чем выше поднимаешься, тем чаще видишь виллы и особняки один другого краше. Люд победней — внизу, а те, кто побогаче, вьют гнездышки поближе к заснеженной горе Демавенд и подальше от сутолоки, в том числе и автомобильной.
Всюду — стройки. А молодежь ударилась в учебу: вузы, колледжи, к слову, оснащены новейшей техникой.
Начитался да и уверяли, будто Иран заполонен портретами лидера исламской революции покойного имама (великого аятоллы) Рухоллы Хомейни. Ничего подобного: соблюдены и мера, и вкус. Перебор, быть может, допущен близ Тегерана, где в величественной, с золотыми куполами и высокими мечетями (куда там по кубатуре и площади Лужникам) гробнице-мемориале покоится прах имама Хомейни и его сына и куда нескончаем поток иранцев. Кто знает, быть может, он и не одобрил бы комплекс-гигант, сооруженный методом народной стройки за сорок дней после его кончины, но соотечественники рассудили иначе: по великим делам и великие почести.
Специфика — на каждом шагу. В дни нашего пребывания студенты устроили акцию протеста, а власти приостановили выпуск 16 газет, ряд журналистов взяли под стражу, а между духовным лидером Ирана аятоллой Хаменеи и президентом Хатами якобы усилилось противоборство. Так это или не так? Если да, то почему? Ответы на это как-то не вытанцовывались, а если мы проявляли настойчивость, нас засыпали контрвопросами.

Если увидишь клыки льва…

Не была исключением и заглавная встреча с «хозяином» нашей поездки — руководителем Центра исламской мысли Бехешти с участием главных редакторов журналов, издаваемых этим центром.
Бехешти сразу же дал понять: идущие из глубины лет ирано-российские связи (только дипотношениям исполняется 400 лет) — святое дело, развивались и будут развиваться дальше. Правда, сейчас в первую очередь нужно наверстывать упущенное. После развала СССР о России в Иране ничего практически не издавалось, равно как и об Иране в России. Являясь негосударственной организацией, центр выпускает сегодня десять журналов. Неотложная задача — интенсифицировать издательскую деятельность, что и будет способствовать сближению двух народов. Ирану, где элементы демократического общества сосуществуют с элементами теократической религиозной организации государства, есть о чем рассказать.
— Имам Хомейни, — говорит Бехешти, — учил распознавать врага. Мы видим, что в странах СНГ, к сожалению, прочно укрепились США, другие западные страны, что не может не вызывать больших опасений. Муссируются слухи, особенно в Азербайджане, что Иран насаждает исламскую революцию, хочет настроить народ против власти. А между тем утверждается проект Баку — Джейхан, ущемляющий интересы России и Ирана. Официальный Баку поддался пропаганде США, допустив тем самым стратегическую ошибку. На Востоке есть поговорка: если увидишь льва, ощерившего клыки, не думай, что он улыбается.
Бехешти накрепко связал свою жизнь со служением делу имама Хомейни, а сегодня — аятоллы Хаменеи.
— Главное сейчас, — считает он, — понимать суть происходящего. Америка, чтобы достичь своих целей, готова навредить всему миру. Не счесть стран, которым уже нанесен ею ущерб. Она явно не хочет, чтобы и трубопроводы проходили по иранской земле. Или взять, к примеру, Чечню. Яндарбиев хотел прибыть в Иран, но мы этого не захотели. Но это не значит, что мы согласны со всем, что происходит в Чечне. Осуждаем массовые убийства, но вместе с тем замечаем, что там не все просто, за занавесью чеченских событий проглядывается и сионизм. Потрясены и зверством. Я видел кадры, как мусульмане убивают русских, четвертуя их и крича: «Аллах акбар!». Это не по-нашему, в Коране нет ничего подобного. Наша цель — единение народов. Надеемся, что народы России укрепят свои связи с Ираном, желающим им добра.
И на следующих встречах с министром культуры и исламской ориентации Атаоллой Мохаджерани, в Центре исследований по международным делам (структура мидовская, государственная, в сущности, штаб по разработке под патронатом президента Хатами внешнеполитических установок) — тот же мотив и тот же акцент.
— Отдельные страны сегодня вряд ли могут развиваться в одиночку, — пояснял руководитель Центра Реза Панах. — Поэтому очень важен вопрос создания региональной экономической организации, куда вошли бы помимо Ирана Россия, Средняя Азия, Кавказ. Если Россия и Иран не возьмутся за реализацию этого проекта, вакуум заполнят другие силы.
Политика президента Хатами является продолжением прежней политики (то есть политики духовного лидера Хаменеи).
Выходило, что утверждения относительно политического противостояния между духовным лидером и президентом Ирана — из области чуть ли не домыслов. Восток — дело, понятно, тонкое, но в Иране в силу особого политико-государственного обустройства эта материя, пожалуй, вдвойне сложная. На встрече в агентстве ИРНА, в ходе других бесед выяснилось, что напряженность в обществе не только присутствует, она усилилась после февральских парламентских выборов, по результатам которых прореформаторские, поддерживающие президента Хатами силы одержали убедительную победу. Громче и требовательнее зазвучали призывы к демократизации. Дело дошло до того, что телевидение, транслируя концерт, показало в апреле полуобнаженных девушек-персиянок. И хотя они были представительницами иранской диаспоры в Германии, их появление на экране было расценено как вызов сегодняшнему укладу жизни. Консерваторы ответили демаршем: было объявлено о приостановке выпуска 16 изданий (15 из них разделяли реформаторские устремления президента Хатами, одно, напротив, не поддерживало их). Газеты и работающих в них журналистов обвинили в клевете, пообещав, что в ходе судебного разбирательства будут расставлены все точки над «i».
И снова иранская специфика. Пока суд да дело, духовный руководитель аятолла Хаменеи, выступая на митинге в Тегеране, заявил, что прореформаторские газеты, поддерживающие американские интересы и подрывающие исламский режим, стали опорой врагов Ирана.

И под исламской крепостью толчки

После революции 1979 года теократы настолько укрепили свои позиции, что Иран стал изображаться аналитиками как исламская крепость, не поддающаяся изменениям. Сне поддающаяся изменениям. С 1989 года предшественник Хатами — Хашеми-Рафсанджани в течение двух президентских сроков пытался взять курс на модернизацию, но тщетно: Иран продолжал оставаться под сенью лидера революции — имама Хомейни.
Вся реальная власть в Иране принадлежит его последователю- духовному лидеру великому аятолле Али Хаменеи. Его слово решающее и для президента, и для меджлиса (парламента). Так сложилось, что аятолла не подписывает документы, не ставит печать, говорит лишь «да» или «нет», но любое его решение выполняется неукоснительнейшим образом.
И вот в этих условиях ровно три года назад случилась сенсация: священнослужитель — бывший министр культуры и исламской ориентации, уволенный со своего поста в 1992 году за «либерализм», почитатель Токвиля и прекрасный переводчик Макиавелли — Хатами (его в Иране называют «наш Горбачев») одержал сокрушительную победу на выборах над кандидатом, которого готовили лидеры исламской революции. Он получил 70 процентов голосов при участии в выборах 90 процентов избирателей. Это был шок: ведь теократы полагали, что заранее могут гарантировать результат и даже назвать президента. Однако 20 миллионов избирателей — главным образом молодежь и женщины — рассудили иначе.
Не новичок в политике, Хатами сразу же предложил программу реформ. Только за первый год были выданы лицензии 200 новым газетам и журналам, что увеличило их общий тираж на одну треть (сейчас выпускается тысяча изданий общим тиражом три миллиона экземпляров).
Во внешней политике новый президент стал развивать основы, заложенные предшественником Хашеми-Рафсанджани. Взялся за укрепление отношений с Саудовской Аравией и эмиратами Персидского залива, отказался от старой вражды с Ираком и Турцией. Иначе говоря, он начал менять представление об Иране в глазах прежде враждебных арабских соседей, сломив тем самым вашингтонскую стратегию изоляции Тегерана. А когда призвал к «диалогу цивилизаций», в том числе и с «великим американским народом», госсекретарь США Мадлен Олбрайт поспешила заявить, что Вашингтон и Тегеран должны наметить «маршрут», ведущий к нормализации отношений между ними.
Поворот Ирана лицом к миру не всем пришелся ко двору, и в первую очередь теократам, не перестающим называть США «великим шайтаном». Их раздражение еще больше усилилось в феврале нынешнего года, когда на парламентских выборах победили кандидаты, поддерживающие президента Хатами, который ратует за упрочение индивидуальных свобод, свободы прессы, ослабление вмешательства духовенства в жизнь общества…
Однако процесс либерализации в Иране, где силен пуританско-клерикальный режим со строгими религиозными нормами, не так-то прост. Даже победив на выборах, реформаторы ограничены в своих действиях, так как парламент мало что может сделать без одобрения влиятельного Наблюдательного совета, состоящего из священнослужителей высшего ранга и исламских юристов, призванных не допускать нарушения парламентом «заповедей ислама и конституции».
Наблюдательный совет — это еще не вся специфика. Действует и возглавляемая Хашеми-Рафсанджани (ему тоже нашлось место) «Ассамблея по выявлению интересов режима» (иное ее название — Совет по анализу практической целесообразности), куда входят и аятолла Хаменеи, и президент Хатами, вся традиционалистская верхушка общества. К духовному лидеру Ирана не попадает ни один из документов, который не был бы рассмотрен этим советом.
У Ирана, поясняли нам, иной, отличный от Запада путь. Там — Хельсинкская хартия прав человека, у нас — такой же документ Организации Исламской конференции. Ислам и есть сама демократия. И справедливость: богатый должен непременно делиться с бедным. И частная собственность должна оберегаться. (В поездке по Тегерану, другим городам довелось видеть обветшалые виллы, предприятия легкой и пищевой промышленности. Оказалось, что они принадлежат тем, кто покинул Иран после исламской революции (в одних только США персов — четыре миллиона). Их собственность, однако, до сих пор не национализирована, эмигрантов призывают вернуться на родину, готовы возвратить им их недвижимость, обеспечить ряд льгот).
Ну, а реформы? Что ж, пусть проводятся (духовный лидер определяет лишь основные направления развития), но только как «средство к существованию и объединению сил в поддержку, а не для подрыва существующей системы». В случае чего вмешается Корпус стражей революции (по численности, как уверяют, не меньший, чем вся иранская армия). Он подчиняется только аятолле Хаменеи, всегда готов встать на защиту «исламских ценностей» и «национальной самобытности».
Что же дала иранцам революция? В ходе встреч от разных людей слышали примерно одно и то же. Во-первых, при шахе 50 процентов населения было безграмотным, сейчас картина совершенно иная. Во-вторых, люди обеспечены работой. Хочешь трудись на стройке или открывай лавку. В-третьих, нет проблем в получении ссуды на приобретение дома, квартиры. Иначе говоря — действует социальная защита. А главное — иранцы обрели национальное достоинство. Мы, говорили нам, являемся единственной страной в мире, которая может сказать Америке «нет». Вашингтон рвется к восстановлению взаимоотношений. Пожалуйста. Но будьте добры — разморозьте наши авуары (а это, как уверяют, 17 миллиардов долларов), уберите из Персидского залива свой флот и ведите с нами переговоры как с равными. Америка, кажется, не готова к этому.
Пару недель назад аятолла Хаменеи заявил на митинге, что Иран никогда не подчинится гегемонии США.

Снятся молодежи гамбургеры

Если и есть какое-либо противоборство, то оно скорее всего идет между духовенством, политической властью и буржуазией. Ведь после исламской революции за границу выехала прежде всего крупная буржуазия. А за истекшие 22 года оставшиеся мелкие предприниматели стали средними, а средние — крупными. Нынешние одежки им, естественно, тесны. Чтобы получать настоящие прибыли, нужны экономические реформы да и политическая власть. Бороться же есть за что: государство контролирует более 80 процентов экономики. Значит, пора начинать приватизацию банков, предприятий нефтегазовой, автомобилестроительной, машиностроительной и других отраслей промышленности, обеспечивать приток капиталов. Нужны реформы и в судебной системе, в частности, отмена судов по печати. Духовный лидер Ирана и его сподвижники, надо полагать, ставят вопрос ребром, как и чем обернутся преобразования для сограждан, и, анализируя итоги трех истекших лет, когда президентом стал Хатами, противятся либеральному натиску, пока вызывающему в основном напряженность в обществе. Страна древней цивилизации и устойчивых мусульманских традиций, Иран продолжает оставаться приверженным заветам имама Хомейни.
Одна из главных проблем, разумеется, — молодежь, наследующая от отцов и дедов богатейшие запасы нефти, газа, других ископаемых, ждущая, естественно, радостей от жизни, готовая осовременить исламские основы общества. Она не без удовольствия смотрит западное телевидение (с помощью дешевых, хотя все еще официально запрещенных спутниковых антенн), слушает рок-музыку, посещает закусочные, сделанные под американские «Макдоналдс» (в одном Тегеране их уже около 200), где гамбургеры, конечно, уступают изысканной персидской кухне, зато там суетная, раскованная обстановка.
Но… Под подушкой у каждого юноши и девушки с малых лет лежат и Коран, и книги величайшего персидского поэта Хафиза (во время посещения его гробницы воочию видели, как молодежь выстраивается в очередь, чтобы совершить намаз и прочесть над могилой со слезами на глазах стихотворные строки, чуть ли не приравненные к Корану). У молодежи -У молодежи — великая история древней страны (в Персиаполисе, во дворце царя Дария, где мы тоже побывали, на настенных рисунках изображено принесение даров властелину империи из Индии, Армении — всего из 23 государств, входивших в ее состав). Нет недостатка и в традиционной мудрости, осмотрительности, передаваемых из поколения в поколение…
И как бы ни выставляли в страшных красках порой строптивый, всегда степенный, берегущий достоинство и знающий себе цену Иран, он настроен (волею Аллаха, как подчеркивали в Тегеране) на сотрудничество и сближение с Россией.
Тегеран — Шираз — Кум